Литературная Газета 6255 (№ 51 2009)

Попытка генерала Л. Корнилова, за которым стояли финансово-промышленные круги, обуздать стихию закончилась провалом. Конфликт между правительством и военными, вырвавшись наружу, взорвал власть. (Что-то похожее произошло в 1991 году после ГКЧП.) Армия была окончательно деморализована, правительство потеряло свою главную опору и было вынуждено обратиться за помощью к оппозиционным политическим силам. Поэтому на сцене появилась Петроградская большевистская организация, которая обладала необходимыми структурой и аппаратом, чтобы поднять на отпор контрреволюции всю имеющуюся в городе рабоче-солдатскую массу.

25 октября 1917 года большевики произвели государственный переворот, во время которого Временное правительство было свергнуто.

3 февраля (н. ст.) 1918 года ВЦИК аннулировал внешние и внутренние долги России. У Парижа и Лондона, кроме военных, иных средств воздействия на неё не осталось.

Однако не поддержка Запада формировала антибольшевистское сопротивление, а реакция образованного российского общества, в основном молодёжи, гимназистов, студентов, офицеров. Подавляющее их большинство были настроены не монархически, а демократически. Почти все генералы Белого движения не обладали недвижимым имуществом и считали, что династия Романовых сошла с исторической сцены. Это очень важное обстоятельство для понимания природы Белого движения. Во многом белые были настроены идеалистически.

Поразителен случай, происшедший на Рождество 1920 года в Галлиполи после эвакуации из Крыма Русской армии генерала П. Врангеля: молодые офицеры Дроздовского полка, услышав доносившийся из палатки Технического полка гимн «Боже, царя храни!», стали в ту сторону стрелять из винтовок. Эту эмоциональную вспышку можно считать символом глубокого культурного раскола в Белом движении. А ведь Дроздовский полк был одним из самых сильных и героических полков.

Сегодня разбирать военные действия не имеет смысла. Подчеркну, что борьба красных и белых достигала крайнего ожесточения, зачастую пленных не брали – расстреливали на месте.

Для борьбы с дезертирством в Красной армии сжигали в деревнях избы, где укрывали дезертиров. Однако более глубокая мотивация позволяла частям Красной армии успешно сопротивляться. Если белые не давали никакой ясности в вопросе с земельной собственностью, то решения красных отвечали интересам масс. Ради земли массы были готовы перетерпеть, но не возвращаться к прошлому. Когда вслед за белогвардейскими частями шли помещики и начинались реквизиции, крестьяне быстро определялись, что им ближе. Наиболее рельефно крестьяне выражали свою позицию в Сибири, где создавали на больших территориях свои республики и воевали как с красными, так и с белыми за право жить по своему усмотрению. На Украине царили подобные настроения, что в конечном счёте вылилось в восстание под руководством Махно. Но в Центральной России у них такой возможности не было, и крестьяне выбирали большевиков как более близких по идеологии и культуре.

Объективно говоря, белый лагерь, который поддерживался Западом, должен был победить. Но не победил, потому что в связи с окончанием мировой войны и англичане, и французы были сильно ослаблены и не хотели снова воевать. По-настоящему воевать с Советской Россией стремилась только Япония, но США препятствовали её усилению в Сибири. Кроме того, идея мировой революции при всей кажущейся фантастичности опиралась на вполне реальные основания. В западноевропейских странах социализм уже стал элементом повседневной практики в деятельности социал-демократических партий, профсоюзов, парламентов. Там действовали демократические механизмы защиты интересов рабочих, и в целом общественное мнение имело значительный вес. Поэтому западные социал-демократические партии изначально не были враждебно настроены в отношении Советской России, а их левые фланги были союзниками российских коммунистов.

К тому же белые армии не имели прочного тыла, у них за линией фронта восстанавливалась экономика, подобная экономике периода Временного правительства – со спекулятивными военными поставками для армии, отягощённая реквизициями и грабежами населения. «Огромное стремление к наживе», – отметил академик В. Вернадский и привёл пример «нехорошей наживной деятельности» братьев Рябушинских.

Провалились попытки белых создать на несоветских территориях социалистические правительства в Архангельске, Самаре, Омске. В условиях военного времени это оказалось принципиально невозможным, везде власть перешла в руки военных, опирающихся на предпринимательские круги и иностранную помощь. Можно сказать, там удался вариант «корниловского мятежа», что привело к идейному расколу всего антисоветского фронта. Более сложный и противоречивый режим белых генералов был слабее советского, монолитного и более простого.

Весной 1920 года при поддержке английского флота белые части эвакуировались из Новороссийска в Крым. Командующим стал генерал-лейтенант барон П. Врангель, дальний родственник по матери поэта Александра Пушкина. Последнее, внешне малозначащее, обстоятельство подчёркивало различие культурных основ противоборствующих сторон.

Врангель подписал с представителем французского правительства графом де Мартелем договор, по которому белые признавали царские долги Антанте, предоставляли ей право эксплуатации железных дорог в европейской России, взимание таможенных пошлин в портах Чёрного и Азовского морей, получение всего товарного хлеба на Украине и Кубани, 75 процентов нефти и бензина, 25 процентов донецкого угля. Параллельно со стабилизацией антисоветских сил в Крыму руководство Польши, также поддерживаемое Францией в качестве противовеса России и Германии, развило новое наступление.

В этой обстановке боровшиеся за единство страны большевики приобретали поддержку населения как защитники Отечества.

После заключения Рижского мира с Польшей освободившиеся на западном направлении войска советское командование направило на Врангеля.

16 ноября белые покинули Крым на 126 судах в полном порядке. Около 20 тысяч офицеров не пожелали оставлять Россию и вскоре по приказу Троцкого были расстреляны.

На этом боевая фаза Гражданской войны закончилась. Выпавшая из ряда европейских культурных государств, полуразрушенная и расколотая страна должна была определять пути дальнейшего движения. Идея мировой революции оказалась химерой: западные демократии устояли и, расчленив поверженную Германию, не предполагали значительных угроз своему развитию.

Что касается Советской России, то для достижения мирового уровня экономического развития ей пришлось пройти чрезвычайную модернизацию и ещё одну гражданскую войну, на сей раз крестьянские восстания, в которых участвовали до трёх миллионов человек.

1937 год, когда внутриэлитное противостояние достигло апогея, явился ещё одной страницей гражданской войны.

Во время Второй мировой войны на стороне гитлеровской Германии воевали две дивизии донских казаков и две дивизии «власовцев», что тоже можно считать отдалённым последствием Гражданской. И только Победа успокоила советское (российское) общество, внутренние противоречия ушли в глубину.

Они снова поднялись на поверхность только в конце горбачёвской перестройки, когда в результате поспешного экономического реформирования (принятие законов о предприятии, о кооперативах и т.д.) в стране стала складываться теневая экономика, в обслуживание которой были втянуты несколько миллионов человек. При этом государственный порядок ослабел настолько, что гражданское противостояние развалило страну. Были преданы забвению опыт Столыпина – «Вперёд на малом тормозе» – и предупреждение, сделанное Горбачёву Дэн Сяопином о приоритете экономических реформ над политическими. Советский же лидер поступил наоборот, как демократы периода Февраля.

В октябре 1993 года во время противостояния президента Ельцина и Верховного Совета РСФСР в Москве прошла ещё одна вспышка настоящей гражданской войны. Потом эти вспышки мы видели на Кавказе... Но это уже другая история.

И всё же можно ли сегодня сказать, что Россия изжила грех гражданской междоусобицы и готова оценивать недавнее прошлое без гнева и пристрастия? К нашему несчастью, нет, не изжила и не готова.

И дело здесь не в тяжёлом разрыве между уровнями богатства и бедности, а в разных культурных основаниях, которые социолог Питирим Сорокин (оказавшийся на Западе тоже в результате Гражданской) называл фундаментальной основой войны. И все непрекращающиеся жестокие споры о Мавзолее, о Колчаке, о Сталине, о памятнике Николаю II и посмертной его реабилитации – это вспышки междоусобицы, вынесенные пока лишь в информационное пространство.