Литературная рабыня: будни и праздники

– Знаешь, дорогая, тебе не угодишь… Естественно, просто так олигархами не становятся. Зато представь, какой это кайф – делать не одноразовый продукт на газетной бумаге, который после первого прочтения разваливается прямо в руках, а настоящую книгу…

В Наташкином голосе звенело вдохновенье. Когда-то давно она начинала свою трудовую деятельность в издательстве «Аврора». Понятное дело: роскошные альбомы на финской меловке, качественная печать в той же Финляндии, сверкающие глянцем переплеты и нежная, в тон корешка, ленточка ляссе, страстно зажатая между тяжелым атласом страниц и выглядывающая из обреза с интимностью нижнего белья…

– Мне нравится твой олигарх. – Алька мечтательно помешала ложечкой в чашке. – Я его на днях видела по телевизору. В нем есть что-то правильное, мужское…

– Да, и это правильное – деньги. Запах денег – вот самый лучший мужской парфюм. – Я произнесла эту фразу и подумала, что становлюсь пошлой, еще и не понюхав толком этого запаха. Неужели духовная деградация начинается при одной только мысли о больших деньгах? – И потом, девочки, в допечатной подготовке я, конечно, понимаю. Ну, еще там сочинить, переписать, отредактировать – само собой. Сверстать, в конце концов. А в производстве…

– Ничего. Не знаешь – научим. Не можешь – заставим. А потом мы его на Запад продадим и в Америку. – Алька блуждала взглядом по потолку, явно что-то в уме складывая и умножая. Даже поедая десерт, она продолжала работать. – А не понравится у олигарха, назад вернешься. Возьмут, не бойся. От почти дармовой рабочей силы еще никто не отказывался.

Таким образом, вопрос был закрыт.

По дороге домой, в метро, я стала раздумывать, какого цвета переплет предпочесть: цвета затягивающего, как болотная тина, сукна на игральных столах в казино Лас-Вегаса или же янтарного цвета незабытой страсти. Наверно, все же – зеленого. На нем отлично будет смотреться тиснение золотом. А в том, что Почти-олигарх захочет тиснение золотом, я не сомневалась.

Когда-то давно я вздрагивала оттого, что мне мерещились выстрелы и землетрясения. Вот уже несколько месяцев я вздрагиваю от поздних телефонных звонков.

– Привет! Тут вот какое дело…

Начало первого ночи. Я приняла таблетку феназепама и легла, что называется, «пораньше». Без лекарства я не могу заснуть уже несколько последних месяцев. То есть на первые четыре-пять месяцев с тех пор, как я начала работать у Почти-олигарха, моего запаса прочности хватило. А дальше – нет.

Приходя домой с работы, я прячусь на кухне и, тайком от Ваньки, выпиваю две рюмки водки. Нормально общаться я могу только после того, как отпустит. Но избирательная кампания Почти-олигарха добьет меня окончательно.

– Разбудил?

Не то спрашивает, не то утверждает Почти-олигарх. Но это так, фигура речи. На самом деле мое состояние его совершенно не интересует.

Слова «нет» за последние полгода я в разговоре с Почти-олигархом уже не употребляю. Как-то так само вышло, что на все отвечаю «да» и начинаю делать то, что пять минут назад считала почти невыполнимым. Сон у меня как рукой сняло.

– Нужно срочно издать газету. На это у нас есть два дня. Чем ее заполнить, я скажу.

Интересно, о чем он думал месяц назад, когда за день до окончания регистрации кандидатов решил наконец-то участвовать в выборах? Словно прочитав мои мысли, Почти-олигарх добавляет:

– Кстати, идею с газетой ты и сама могла бы мне предложить.

Когда это я успела превратиться из руководителя издательской группы в пиар-менеджера? Ну, конечно. Сама себе яму вырыла, устраивая презентацию его опуса в Доме кино. И еще нагоняй получила, что народ собрался не тот. Мало, видите ли, деятелей культуры и искусства…

Трясущимися руками достаю записную книжку. Каких только телефонов там не появилось: и типографии на любое качество и расценки, и верстальщики, и фотографы, и журналисты ведущих СМИ, и даже руководитель небольшого струнного оркестра, ублажавшего на презентации слух публики. Быстро соображаю, кого полуночный звонок не вгонит в ступор, и набираю номер…

Вообще-то, мытарства мои начались почти сразу, как только Почти-олигарх определился с параметрами обоих изданий: и собственной книги, и альбома. Сложность с точки зрения верстки представлял собой только альбом. А для почти-олигарховой автобиографии нужен был хороший художник, чтобы оформить форзац, титульный лист и шмуцы, сделать всякие там заставочки и концовочки… Вклейка с черно-белыми и цветными фотографиями проблемы в принципе не представляла.

Для альбома Наташка порекомендовала Гену, с которым была знакома еще по «Авроре». Что касается книги, то мы остановились на Фархаде, модном художнике, которого Алька успешно двигала на Запад в качестве иллюстратора. Его имя напоминало бархат. В нем чудились роскошество и покой Востока. Моему Почти-олигарху это должно было понравиться. Он любил все дорогое.

Беда была в том, что ни Гена, ни Фархад не владели компьютером. Поэтому воплощать их задумки в электронном виде должен был кто-то другой. У Гены это была средних лет девушка Валя, которая как раз уводила его от жены. У Фархада – Валера из подозрительной дизайнерской конторы. При этом Фархад заявил, что заодно Валера и сверстает макет.

С Геной в первый раз мы встретились в тогда еще существовавшем на третьем этаже кафе Дома журналиста. Наташка присутствовала как связующее звено.

Когда мы ждали его внизу, в холле, Наташка произнесла, тревожно всматриваясь в то и дело открывающуюся входную дверь:

– Надеюсь, он придет один, без Вали. Во всяком случае, будь с ней осторожна.

В чем должна заключаться осторожность, я узнать не успела, потому что дверь как раз распахнулась и вошли мужчина и женщина, чем-то неуловимо друг на друга похожие.

Уже наверху, в кафе, я присмотрелась и поняла, в чем заключается сходство. В одинаковой застарелой неряшливости лиц, характерной для давно и прочно пьющих людей. Если бы это касалось одного Гены, все было бы не так страшно. С художником, даже пьющим, всегда можно найти общий язык. Но вкупе с пьющей подружкой, претендующей на роль жены, он мог стать непредсказуемым. Кстати, еще внизу я почувствовала, что от обоих пахнет спиртным.

Говорила в основном Валя. Гена же быстро, полосу за полосой, набрасывал макет на листах формата А4. Может быть, Гена молчал потому, что во рту у него, как я случайно успела заметить, когда он закуривал, не было почти ни одного зуба.

Действительно. Если Валентина воплощает на компьютере Генины замыслы, то почему бы в таком случае ей не озвучивать его мысли.

Мы условились встретиться с Геной через месяц, когда у него будет готов предварительный макет альбома, а у меня – интервью с сотрудниками и сопроводительные тексты к иллюстрациям, на которых много-много разнокалиберных нефтяных вышек в полной боевой готовности и много-много скважин в разрезе плюс Почти-олигарх с партнерами и без на фоне Тадж-Махала, Эйфелевой башни, Букингемского дворца, биржи на Уолл-стрит и, конечно, казино Лас-Вегаса, в котором ему так сказочно везет всю жизнь, а также Почти-олигарх, въезжающий на своем красном «Феррари» в Кремль через Боровицкие ворота (похожая на монтаж фотография, но какое мое дело: у нас каждый в меру темперамента демонстрирует свою близость к власти).