Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4

Капитан теплохода, Алексей Никитич Муров, не старый, начинающий полнеть мужчина, с выгоревшими на солнце каштановыми волосами и бровями, с загорелым лицом, стоит на передней палубе «Макарова».

Придирчиво оглядывает он белоснежные надстройки, палубу, поднятый на гафеле флаг. Нигде ни пылинки. Всё блестит. Хорошо смотрят за судном боцман и старпом.

Алексей Никитич довольно улыбается. Всё предвещает хорошую погоду, а при буксировке тихая погода — самое главное. На другой стороне порта стоят новые колесные пароходы, предназначенные для работы на Волго-Донском канале.

Пять пароходов на буксире поведет завтра Муров из Одессы до самого Ростова.

Капитан постоял еще несколько минут на палубе и направился к себе в каюту. Там он сел в кресло и принялся перелистывать вахтенный журнал.

В дверь тихо постучали.

— Да, да! — откликнулся Алексей Никитич, поворачиваясь в своем вращающемся кресле.

На пороге стояла молодая женщина в белом платье.

— Можно к вам, товарищ капитан? — робко спросила она, не решаясь войти в каюту.

— Прошу вас. Заходите.

Женщина несколько замешкалась, обернулась и тихо сказала кому-то:

— Валентин, ну входи же. — И тотчас же, опережая ее, в каюте появился мальчик в длинных брюках, парусиновых туфлях и белой рубашке с ярким пионерским галстуком. Он был гладко причесан, только какой-то непокорный вихор, видимо не уложенный даже стараниями матери, торчал, как перо у вождя индейцев.

Сразу было видно, что визит носит официальный характер. Женщина присела на край широкого кожаного дивана.

— Здравствуйте. Меня зовут Марина Григорьевна Нестеренко, а это мой сын Валентин.

— Муров Алексей Никитич, — представился в свою очередь капитан. — Чем могу быть полезен?

— Алексей Никитич, мне очень неудобно беспокоить вас такими нелепыми просьбами, но поймите мое положение. Мальчик бредит морем. Во всех играх — он капитан корабля. Его стол завален моделями всевозможных судов. Он — лучший ученик кружка ДОСФЛОТа при школе. Несколько дней тому назад я отобрала у него ручной компас и мешочек с сухарями, с которыми сын собирался пуститься в плавание со своими друзьями. Понимаете, в плавание, в море, на лодке.

Алексей Никитич сочувственно вздохнул.

— Валентин не дает мне покоя с вашим судном. Он влюбился в «Адмирала Макарова» и заставил меня пойти к вам. Возьмите мальчика с собой на один рейс. Я заплачу за его питание. Иначе я боюсь, что Валька всё-таки сбежит из дому.

Муров сердито нахмурился и недовольно поджал губы.

«Мальчишка в рейсе! Всюду соваться будет. Еще, чего доброго, упадет за борт. Мороки столько. Нет, не возьму. Исключено», — подумал он, но вдруг картинка из далекого детства встала в его памяти.

Двадцать три года назад он, Леша Муров, такой же расстроенный, со слезами на глазах стоял в капитанской каюте большого океанского парохода, куда он приходил наниматься. Капитан только посмеялся над ним и отправил домой. Это было такое большое горе! Так хотелось плавать!

— Пожалуй, я возьму вашего Валентина, — после короткого раздумья сказал Муров. — Я вижу, как ему хочется быть настоящим моряком.

— Конечно, настоящим! — вырвалось у Вальки, на лице которого отражались все его переживания, а теперь сияло счастье.

— Вы не шутите, Алексей Никитич? Возьмете? Я не знаю, как вас благодарить. Вот теперь, Валентин, — строго обратилась Марина Григорьевна к сыну, — когда Алексей Никитич согласен взять тебя, ты должен дать честное слово, что будешь вести себя хорошо и выполнять все его требования.

— Даю честное слово, что буду выполнять все его требования, — скороговоркой произнес мальчик. — Когда можно приходить?

— Прийти нужно сегодня не позднее шестнадцати часов. Не опаздывай. Вечером уйдем в море.

— Пойдем, мама. Нужно же собрать вещи, — заторопился Валька. — Ну, пойдем же, а то опоздаем, — и они оба, радостно взволнованные, ушли.

* * *

Ровно в 4 часа на борт «Адмирала Макарова», в теплой суконной курточке, кепке и зеленым рюкзаком за плечами, явился Валька.

Он постоял на палубе, не зная, куда идти, потом решительно двинулся наверх по трапу в каюту капитана.

— Пришел? — приветствовал его Алексей Никитич. — Раздевайся. Вот тебе журналы. Сиди тут и никуда не выходи. Через несколько минут снимаемся. Как выйдем в море, я с тобой займусь.

Действительно, «Макаров» был готов к отходу. Корпус дрожал от работы мотора.

На мостике снимали чехлы с телеграфа и компаса. Пробовали воздушный свисток. На палубе раздавались выкрики, что-то втягивали на борт. Капитан поднялся на мостик, и почти немедленно где-то внутри сердито задребезжал резкий звонок. Судно задрожало сильнее, и Валька услышал команду: «Отдать кормовые!»

«Как интересно! Быть бы сейчас на мостике вместе с капитаном. А тут на тебе — сиди в каюте и смотри журналы. Это что же, весь рейс так будет? Тогда и в море ходить не стоило», — раздумывал Валька, смотря в широкое окно капитанской каюты на медленно проплывавшие мимо пароходы, причалы, склады. Но вскоре снова прозвенел звонок и машину застопорили.

Теплоход подошел к отдаленному причалу, у которого стояли колесные пароходы, приготовленные к буксировке.

— Давайте всех наверх, буксиры подавать! — раздался у самого окна голос Мурова. Это было уже совсем невыносимо. Подана команда «Все наверх!» (совсем как в книжке Станюковича, когда погибал клипер «Копчик»), а он, Валька, должен сидеть в каюте! Нет!

Валька выскочил на палубу и нагнал Мурова, спускавшегося с трапа.

— Алексей Никитич, можно мне буксиры со всеми подавать?

— Ни в коем случае. Сиди в каюте, — сердито сказал капитан.

Валька понуро поплелся назад, сел на диван у окна.

«Нет, не стоило приводить сюда маму для того, чтобы попасть на судно к этому… к этому Мурмуру. Ведь сам же пригласил», — мрачно думал мальчик.

Буксиры подавали и крепили долго. Нужно ведь протащить между пятью судами длинные — по 200 метров — тяжелые и толстые стальные тросы, надежно закрепить их, подложить под них «закуску» — деревянные доски и брусья, чтобы тросы не терлись о металлические острые края и углы. Нужно проверить, хорошо ли задраены на буксируемых судах двери, окна, иллюминаторы и другие отверстия.