Литературные зеркала

Образы романа перекликаются друг с другом. Зеркальная симметрия, словно цепями, сковывает попарно Понтия Пилата и Воланда, Иуду и Могарыча, Берлиоза и Кайфу, Ивана Бездомного и Левия Матвея.

Предательство Иуды и Могарыча имеет общий знаменатель - жадность. У Ивана Бездомного и Левия Матвея одинаковая сюжетная функция: это созерцатели, "воспринимающее око". Берлиоз и Кайфа - демагоги. Пилат и Воланд - всесилие, подчас ограниченное жизненными условиями и условностями до бессилия. Зеркально сопряжены плоскости Ивана Бездомного - и Мастера. Да мало ли в романе других эпизодов, перемигивающихся смыслами и красками, бликами и намеками, солнечными зайчиками и лунным лучом!

"Верховное" зеркало "Мастера и Маргариты" - психика Ивана Бездомного. Это он, первый среди булгаковских героев, встречается с Воландом, это ему выпадет жребий приникнуть к евангелию от сатаны. Он - собеседник Мастера и, соответственно, заочный свидетель его встречи с Маргаритой. Наконец, цепь событий, обозначенная Булгаковым как "извлечение Мастера", очерчивается по рассчитанной двусмысленности автора - как бы не наяву, а лишь в фантазиях Ивана. Ведь вот что происходит: Мастер и Маргарита только-только простились с Иваном - и сиделка вдруг рассказывает больному: "Скончался сосед ваш сейчас". А в ответ слышит: "Я так и знал! Я уверяю вас.. что сейчас в городе еще скончался один человек. Я даже знаю кто,- тут Иванушка таинственно улыбнулся,- это женщина".

Таинственность его улыбки многозначительна: она - знак всеведения и уверенности, доступных лишь активной фигуре: творцу приключений или их небезразличному созерцателю. Мастер, именующий Ивана в сцене прощания своим учеником, выслушивает исповедь бывшего поэта, звучащую как клятва: "Я ведь слово свое сдержу, стишков больше писать не буду. Меня другое теперь интересует,- Иванушка улыбнулся и безумными глазами поглядел куда-то мимо Мастера,- я другое хочу написать..."

Выражено желание написать как раз тот роман, что сейчас лежит перед нами. Ситуация вызывает в нашей памяти художника из "Менин", создающего "как раз ту картину".

Видеть элементы булгаковской автобиографии в Иване не хочется: мешают его ремесленнические стихи, вульгарность поведения, убогий круг познаний. Но ведь фельетоны в "Гудке", вероятно, тоже могли выглядеть в глазах Булгакова аналогом газетных виршей Бездомного.

Мастер и Маргарита уходят из романа (и из жизни) двумя путями. С одной стороны, "мрачная, дожидающаяся возвращения мужа женщина... схватилась за сердце" и "скончался сосед". С другой: "Кони рванулись, и всадники поднялись вверх и поскакали".

Это противоречие кажется кое-каким читателям неразрешимым. Но ведь оно реалистически мотивировано: вот что было в обыденности - и вот что привиделось Ивану...

Зеркало - предмет, присутствующий в поворотных эпизодах романа. Ограничусь тремя примерами.

Первый я привел в начале этой главы: Степа "в зеркале, помещавшемся в передней..." и т. д.

Второй: "Какая-то сила вздернула Маргариту и поставила перед зеркалом, и в волосах блеснул королевский алмазный венец". В преддверии Великого бала у сатаны зеркало фиксирует преображение героини.

Третий: "Маргарита... бросилась в спальню. Разбив зеркальный шкаф, она вытащила из него костюм критика и утопила его в ванне"; "Маргарита выплыла в окно, оказалась снаружи окна, размахнулась несильно и молотком ударила в стекло"; "Измученный долгим бездельем за зеркальными дверями подъезда, швейцар вкладывал в свист всю свою душу, причем точно следовал за Маргаритой, как бы аккомпанируя ей".

Оконные стекла и зеркала на службе у враждебных Мастеру людей! Крушить их!
– альтернатив Маргарита не ведает. И оконные стекла - предмет особого Воландова любопытства на Патриарших прудах - разлетаются в осколки.

Все наши соображения на тему "веласкесовское у Булгакова" не идут дальше аналогий. Но уже время упомянуть факты, которые прямо говорят: Булгаков мог видеть в картине Веласкеса пространственный образ своего романа.

Аргументы в пользу этой догадки я высказал несколько лет назад в журнале "Звезда Востока" (1984, № 11). Они вкратце таковы (отчасти повторюсь, чтобы свести свои доводы в единый "кулак"). На полотне испанского живописца использована ситуация "зеркало в зеркале". У Булгакова - ситуация "роман в романе". Как картина, так и роман рассматривают проблему личной власти, взаимоотношения между художником и властелином. В "Менинах" существенны отношения между королем и художником. Подобные же вопросы занимают и автора книги о Мольере, создателя диалогов Иешуа с Пилатом и Мастера с Волан-дом. На полотне изображена, в частности, демоническая фигура, утверждающая колорит "сатанинской относительности" (все сущее бренно, если вспомнить о потустороннем!) . Аналогичные мотивы присутствуют у Булгакова. Булгаков изучал испанский, писал Е. С. Булгаковой: "Жадно гляжу на испанский экземпляр "Дон Кихота". Он инсценировал роман Сервантеса, следовательно, вплотную занимался эпохой Веласкеса. Наконец, центральные персонажи Веласкеса - Мастер, художник Веласкес и инфанта Маргарита. По сути дела, картина могла бы называться, как и роман,- "Мастер и Маргарита".

Кстати, сам Веласкес повторил в "Менинах" многие мотивы известной картины Яна ван Эйка "Портрет семейства Арнольфини". Там тоже с помощью зеркала вводятся в наше поле зрения новые персонажи (что любопытно: по одной из версий, на полотне изображен сам художник- Мастер!
– со своей женой Маргаритой; впрочем, Маргарита и так присутствует на заднем плане - в виде деревянной скульптуры св. Маргариты50.

Возражения, услышанные мною, сводятся к следующему. Нет фактов, которые свидетельствовали бы об особом, заинтересованном отношении Булгакова к Веласкесу. Высказываются сомнения еще более категоричные: был ли Булгаков вообще знаком с "Менинами"? Выдвину возражения против этих возражений. Человек Театра, Булгаков не мог пройти мимо одной из самых театральных картин в мировом искусстве. Это первое. Второе: Булгаков был в дружбе с художниками - с П. В. Вильямсом, В. В. Дмитриевым, Н. А. Ушаковой. И, наконец, третье: с логической точки зрения такое совпадение: и там и здесь - Мастер и Маргарита - не может быть случайным. А герой картины Яна ван Эйка к тому же вылитый Булгаков. Это за пятьсот лет до рождения Булгакова! Мне остается одно: схватиться за голову и, поворотясь к Воланду, воскликнуть: "И куда только смотрит теория вероятностей!"

Есть другие контраргументы, среди них жизненные: известно, например, что Мейерхольда близкие называли Мастером, а его жена Зинаида Райх настолько любила свою роль Маргариты в "Даме с камелиями", что даже хоронили актрису в костюме этой театральной героини. Опять такое же сочетание: Мастер и Маргарита! Но вряд ли из этого совпадения стоит делать чересчур уж многозначительные выводы: творческой (стало быть, и личной) симпатии к Мейерхольду Булгаков не испытывал и вряд ли при таких условиях стал соотносить с ним столь личностный образ.

А теперь опять довод в пользу нашей догадки. Булгаков поощрял образные ассоциации с другими искусствами. Имя Берлиоз тоже принадлежит другим искусствам и тоже взято в роман по ассоциации. Композитора Берлиоза, как и писателя Булгакова, судьба поначалу вела за руку скорее в анатомический театр, чем в художественный. А он, как и Булгаков, избежал этой участи. "Анатомический театр был решительно покинут",- пишет он в своих "Мемуарах"51. Берлиоз, как и Булгаков, интересуется личностью Иисуса Христа и посвящает ему свои музыкальные произведения (например, "Детство Христа"). Берлиоз, как и Булгаков, неравнодушен к теме Фауста, склонен толковать ее, как и Булгаков, на свой манер, за что подвергается нападкам критиков. ("Я вовсе не был обязан строго следовать плану Гёте. А кроме того, такому персонажу, как Фауст, можно предписывать самые фантастические путешествия, не нарушая этим сколько-нибудь резко границ возможного и вероятного...")

Над своим сочинением композитор работает с вдохновением булгаковского Мастера: "Стоило лишь начать, а дальше стихи, которых мне недоставало, рождались одновременно с приходившими мне в голову музыкальными мыслями, и я написал свою партитуру с такой легкостью, какую я редко испытывал, работая над другими своими произведениями...52

Как относится автор "Мастера и Маргариты" к Берлиозу-композитору? Как к человеку схожей судьбы, преодолевшему преграды на жизненном пути? Как к союзнику? Как к сопернику? Осуждает ли его за какую-нибудь бытовую деталь "Мемуаров", которые вполне могли ему попасться на французском или русском языке (перевод О. К. Слезкиной был опубликован лишь в б0-е годы, но существовали и более ранние издания) ? Как бы он к нему ни относился, а имя его подарил равнодушному цинику. И поэтому трудно отрицать, что, назвав Берлиозом своего сатирического героя, Булгаков занял вполне определенную позицию и по отношению к исконному владельцу этого имени.