Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

Помогло... Ныряю с семиметровой вышки. За мной ныряет Ниагара. Вода гудит в ушах. Пульс лихорадит за сто. Бум... Давление -камень на груди ... и тяга ... тянут за голову и ноги. В разные стороны. Желудок судорожно дергается в спазмах. Еще. И ЕЩЕ...

Свобода! Глотаю воздух воспаленными губами. Утираю сопли. Умываюсь. Холодная вода успокаивает и растворяет слезы. Делаю несколько быстрых глотков. Теперь в желудке есть новый заряд. Для очистки.

Прыжок повторяю снова и снова.

Наверное, прошел час. Может быть два. Трудно думать. Устал до смерти. Чуть живой. Выхожу из ванной и иду спать. Но застываю перед входом в комнату. Глаза давно привыкли к темноте и это не обман зрения. Мила спит. Андрюша спит... И только его рука вяло копошится под одеялом в области тела спящей королевы смеха. Она спит... Но она согласна, чтобы ее трогали!

Пошло! Почему-то пошло!

Я просто стою и смотрю. Меня не замечают. А я смотрю. Весь разбитый. Помятый в неравном поединке со своим здоровьем. Контуженный и больной. Но с эрегирующим членом.

Я не животное. Я просто человек.

Долго падаю в никуда. Сон, как отвар из ромашки.

Утро. Я лежу на диване, вымотанный, как грузчик после бессонной ночи.

Андрюша сидит за столом. Рядом полная рюмка. С усмешкой смотрит на меня.

– - Ну как, Экш? Здоровье не хочешь поправить?

– - Да пошел ты!

– - Ну как хочешь. А я выпью. А то во рту сто пятьдесят мышей насрали.

Выпивает и морщится. Хорошее лекарство всегда горькое. Хватает ломтик сыра и кидает его в рот.

– - Ну вот, гораздо лучше. Экш! Что ты такой, как сама смерть? Скрюченный стручок. Ты чо? Правда выпить не хочешь?

– - Слушай, Андрюша, отстань ты от меня. Без тебя тошно.

Входит Мила и Катенька.

– - Смотри на него, -- обращается к ним Андрюша.
– - Пить не хочет. У самого на лбу пацифик, пить не хочет.

– - Какой пацифик?
– - удивленная Катя.

– - Да глянь на его лоб!

Все смотрят. Потом начинают смеяться. Один за другим. Потом все вместе.

Я смотрю на них, как на идиотов и не могу понять, почему они смеются. Что такое они увидели? Встаю и еду к зеркалу в прихожей. Разглядываю свой лоб. Ухмыляюсь. Затем смеюсь. Ржу. Давлюсь от смеха.

– - Ну ты гад, Андрюха! Ну ты скотина!

От давления на моем лбу вздулась вена. Ветвящееся как река с притоками на географической карте. Как куриная лапка. Похожая на знак пацифистов.

Сложившись от хохота в двое едва-едва добираюсь до кровати и плюхаюсь на нее. Смех рвется через губы. Даже больно. Кровь стучит в висках. Наконец смех начинает утихать. И ни какой обиды. У меня на него. Он рожден, чтобы подкалывать людей, но так, чтобы ни кто не ушел обиженным...

Хочется курить. Залезаю в карман брюк. Достаю пачку. Пуста. Ни хрена. Вот в падлу!

– - Андрюш! У тебя курить есть?

– - Опух что ли? Я весь вечер у тебя стрелял.

– - Митька где?

– - Жрет, анафема, на кухне. Весь салат, что остался с вечера сожрал. И корытце с окороками.

– - Ну в этом то я ему еще вчера подмогнул.

– - С них и блевал...

– - С чего ты взял, что я блевал?

– - Да ладно, Экш! Я аж проснулся, когда ты в ванной ежиков пугал.

Ну гад! А мне то как стыдно. Стыдно. Хоть под стол лезь.

Входит Митя. Слава богу! Можно выйти из положения.

– - Мить, дай сигаретку.

– - Киски съели.

– - Что?

– - Нет, говорю.

– - Что?! Вообще нет?

– - И вообще и в частности.

– - Вот, блин! Что делать то будем?

– - Ты что? Первый день как родился?
– - усмехнулся Андрюша.
– - Для таких случаев и строят лестничные площадки. Пойдем, Митя. Бычар пошукаем.

Я не очень понял о чем он. Но промолчал, чтобы не быть в дураках. К тому же в голове завывает, как метель в вьюжную ночь.

– - Иди один, -- нехотя отозвался Митя.

– - Ты чего? Курить не хочешь?

– - Хочу.

– - Ну тогда пойдем.

Идут к входной двери. Одевают ботинки на носки с грязными пятками от пролитого вина и раздавленного зеленого горошка.

– - Катрин! Иди сделай, чтобы дверь не закрывалась. Мы сейчас придем.

– - Когда вернетесь -- тогда позвоните.

– - Ну и хрен с тобой. Пойдем!
– - уже обращаясь к Мити.

Уходят.

Я лежу и смотрю в потолок. Он как старый снег. Спекшийся и грязный.

– - Экш! У тебя глаза ввалились. Как ты себя чувствуешь?
– Мила смотрит на меня, склонив голову немного на бок.

– - Дерьвомо. Ну неужели это не заметно?
– - вспылил я. Всегда раздражаюсь из-за пустяков.

– - Тебе плохо, да?
– - Катя.

– - Я же сказал -- не плохо, а дерьмово.

– - Тебе не надо было пить вчера так много.

– - Я и не пил ... много.

Мила что-то хотела сказать, но осеклась. Осеклась, словно побоялось обжечься... Я же такой вспыльчивый, когда мне плохо (дерьмово).

Они уплыли и оставили меня одного. Теперь стало еще хуже. Закрыл глаза и стал считать до десяти. Раз, два, три... Эй, Экш, наливай! Четыре, пять... Да ты тут самый трезвый!.. шесть, семь, восемь... Смотри не проблюйся! Смотри! Ты слышишь меня? Ты! Рой голосов в голове взорвал мое терпение. Я встал и подошел к стеклянной балконной двери. Несколько кирпичных домов и густой туман. Такой густой, что не видно телебашню, которая совсем рядом. Только тень. Может быть просто рябит в глазах. Покурить бы сейчас.

Звонок в дверь. Катя прибежала из кухни и открыла. Ввалились веселые кладоискатели.

– - Да, сегодня с бычками ну просто облом. Едва отыскали два. Зато королевских. Экш, курить будешь?

– - Буду.

– - Я оставлю тебе добить.

– - Окей.

Он открывает дверь и выходит на балкон. В его руке полураздавленный окурок, на котором явно проступают протекторы чей-то подошвы. Прикуривает и сладко затягивается, словно это "PALL MALL".

– - А что, лучше ни чего не было?

– - Иди и поищи. Эти то за радость.

– - Тогда я не курю.

– - Тебя ни кто не заставляет. Нам больше достанется, -- Это Митя. Уже тянет своего уродца, так, что дым чуть ли не из ушей. Я стою и смотрю на них, как дурак. Потом подхожу к дивану и опять ложусь

– - Смотри не помри, -- с балкона.

– - Иди к черту!

В комнату возвращаются Катя с Милой. Всего нас в квартире пятеро. Остальные ушли. Уехали. Расползлись. Растаяли, как краски под сильным дождем. Остался только грифель карандаша. И тот скоро кончится. Чем буду дальше рисовать?..