Лия

Крякин оставил Борисова, и тот пошел по указанному направлению.

Мухин сидел в канцелярии и сосал толстую папиросу. Красное, круглое лицо его оживилось, едва он увидел Борисова, и, кивая круглой, коротко-остриженной головою, он сказал сиплым голосом:

– - Вернулись, батенька... Неужто столько времени зуб пломбировали?

– - Никак нет, -- ответил Борисов.
– - Сбился с дороги и блуждал.

– - Как это блуждали? Садитесь, батенька, и расскажите.

Борисов пожал руку Мухина, сел и коротко рассказал происшествие ночи.

– - И отлично могли к этим немцам в лапы попасть, -- сказал, дымя папиросою, Мухин.

– - В плен бы они вас не взяли, потому что сами они, как крысы, в западне, а пакость бы с вами сделали: глаза, что ли, выкололи бы, уши отрезали, все могли.

Борисов даже вздрогнул.

– - А как это на дороге жид очутился?
– - спросил Мухин.

– - Возвращался от сына, -- ответил Борисов, -- сын его -- солдат. Сейчас в каком-то форту. К нему и ходил.

– - От сына?..
– - Мухин покачал головой.
– - Все они тут между фортов по дорогам шныряют, кто от сына, кто от племянника. Подозрительный народ.

– - Что вы говорите, Иван Сергеевич, -- с укором произнес Борисов.
– - Ведь, они здешние жители; поневоле ходить приходится.

– - Ну, да... поневоле. Не верю я им.
– - Мухин сердито шевельнул усами, скрутил новую папиросу и, уже улыбаясь, сказал: -- А этих немцев, которые здесь заблудились, что ни день, наши приводят по два, по четыре, а намедни -- шесть зараз. Нахалы, а как захватят -- трусливее зайцев. Сейчас начинают прощенья просить. Им там наговорили, что мы мучаем пленных, а как только его покормят, сунут в рот папиросы, так он своих ругать начинает. Подлый народ.

– - Опасности пока нет?
– - спросил Борисов.

– - Шут их знает... Сейчас притихли, но, кажись, готовят нападение. Посылали разведчиков. Говорят, тащат тяжёлые орудия. Ну, значит, как по-писанному: сперва ураганный огонь на добрые сутки, а там атака. Ну, да мы их тут встретим! Видали форт?

– - Нет, я только пришел...

– - Здоровая штучка, скажу вам. Бетон да железо. Батареи на славу. Ну, и народ есть. Пусть сунутся!
– - капитан засмеялся и встал, подтягивая широкий ремень на своем животе.

– - Вот что, -- сказал он, -- пойдемте-ка в собрание завтракать.

В собрании было шумно и весело, словно не накануне боя, а во время маневров. Большая, светлая комната, с отдельными столиками вдоль стен и большим, длинным столом посредине комнаты, была полна офицерами. Борисов быстро познакомился со всеми. Крякин вернулся из роты, сел за столик вместе с Борисовым, потребовал отбивную котлету и стал жадно есть, говоря:

– - Все обстоит благополучно. Сейчас пришли разведчики и рассказывают, что появился конный отряд. От нас послали сотню казаков. Интересно, какие новости они привезут.

– - Непременно к вечеру будет пальба, -- сказал артиллерист с длинным носом и седыми усами.

– - Почему вы думаете?

– - Много признаков. Говорят, тащат тяжёлые орудия... Ну, да и у нас есть им на закуску, -- усмехнулся он.

– - Стрельба по квадратам, -- отозвался юный поручик с другого конца комнаты.

Борисов позавтракал и встал.

– - Куда?
– - спросил Крякин.

– - Устал; пойду высплюсь.

Борисов вышел. Он перешел единственную улицу и, пройдя по узкому каменному коридору, вошел в свою комнату. Денщик уже приготовил ему постель. Борисов разделся, с наслаждением вытянулся и завернулся в теплое одеяло. Веки его отяжелели, и он заснул почти тотчас. Он проснулся от яркого света.

– - Ну, и здорово спали!
– - раздался голос Крякина, -- и обед, и ужин проспали. Два раза вас будил. Что делать будете?

Борисов засмеялся:

– - Выпью чаю и опять спать буду.

– - Отлично, -- сказал Крякин, -- а я письмо напишу и тоже на боковую.

Он зажег свечку, сел к столу и начал писать.

Борисов закурил папиросу и позвал денщика:

– - Давай нам чаю!

Суров вышел и снова вернулся с двумя кружками крепкого чаю и большим куском ситного. Борисов выпил один стакан и стал пить второй, когда Крякин встал от стола и сел на постель, держа в руке кружку чая.

– - Ну, написал письмо брату. Месяц собирался.

Он отхлебнул из кружки, поставил ее на табурет и стал раздеваться.

– - Как капитан встретил? ворчал?

– - Нет, -- ответил Борисов.
– - Только, когда я стал рассказывать ему про свою встречу, то он, кажется, заподозрил моего еврея в шпионстве.

– - Еврей!
– - сказал Крякин.
– - Еврей всегда в подозрении. А что за встреча?

Борисов подробно рассказал о своих скитаниях и проведенной у Струнки ночи.

– - Меня он растрогал, -- окончил рассказ Борисов.
– - Подумайте, четверо сыновей: одного убили, а другого, самого младшего, может быть, уже повесили.

– - Ну, что же, -- равнодушно сказал Крякин.
– - Где их там разберешь. Я могу вас уверить, что где евреи, там и шпионы. Кто нам доставляет сведения? а?

– - Что за вопрос?
– - ответил Борисов.
– - Нам они служат, как своим, а служба немцам -- измена. Посмотрели бы вы на этого несчастного, и у вас не повернулся бы язык на такую клевету. И сколько раз я собирался не разговаривать с вами!

Крякин засмеялся: -- Забавный вы! в вас есть что-то более чем сентиментальное. Вы хотели бы воевать без крови. Нет-с, война есть война! а что касается еврея, то он великолепно продаст нас за 30 серебряников.

– - Вы не смеете этого говорить!
– - воскликнул Борисов.

– - И очень смею, -- ответил Крякин, -- и говорю об этом с полным убеждением. Как ваш еврей ночью прошел наши проволочные заграждения? Что он там делал?

– - Я вам уже сказал, что он возвращался от сына.

– - Так... А я скажу, что это требует проверки.

Борисов замолчал.

Крякин лег в постель и продолжал говорить:

– - Доказано уже, что евреи руководят немецкой стрельбой, подают сигналы, сообщают всякое наше передвижение. Скажите, пожалуйста, откуда немцы тотчас узнают, что такой-то полк пришел туда-то, такой-то батальон передвинулся в такое-то место. Объясните мне, пожалуйста, как это вышло, что, когда наш батальон занял фольварк Зианчек, так нас тотчас стали осыпать снарядами.

– - Хорошо организована разведочная служба, -- ответил Борисов.

– - Очень даже хорошо, -- усмехнулся Крякин, -- все еврейское население на службе.

– - Перестаньте, -- резко остановил его Борисов.
– - Вы не хотите понять, что вы говорите. Хороша их служба, если эти немцы их разоряют, бьют, вешают. Кто больше евреев пострадал в эту войну? а вы еще говорите такую клевету.

– - Как угодно. Будем молчать, -- холодно ответил Крякин, и они замолчали.

Их сдружила боевая жизнь, но они были совершенно различны, как по своим взглядам, так и по своей жизни до войны.