Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Свободной рукой Раиду вытер слезы, застилавшие глаза — сразу стало легче думаться. Освоить приборы людей не повредит. Все лучше, чем вновь садиться за истязающий глаза компьютер. Естественник уверенно кивнул и позволил увести себя на кухню. Первым делом он открыл кран, благо, для этого действия хватило знаний, почерпнутых из книг, и плеснул в лицо холодной воды. Ему необходимо за ближайшие несколько часов запомнить новый массив информации, а не ходить сомнамбулой. Все же не стоило мучить себя последние несколько месяцев. Организм долго работал на пределе своих возможностей, а теперь начал сдавать позиции. Причем именно сейчас, когда силы так необходимы!..
Алгир включил горелку на электрической плите и предложил Раиду попробовать. Тот с легкостью
— Ты говорил вчера об истории людей. О её изменении. А нравы людей тоже стремительно меняются? — спросил Раиду, наблюдая, как Алгир взбивает мороженое и молоко блендером, обещая молочный коктейль. Землянин, казалось, не расслышал вопроса и вместо ответа протянул мерзко гудящий аппарат. Естественник неохотно взял его сперва двумя руками, потом приспособился одной. Нажал на кнопку — тупые лезвия завертелись, перемешивая продукты. Полезная вещица! Можно ли ею же смешивать песок с глиной?..
— Я тебе вот что скажу, — начал Алгир, аккуратно моя «смешиватель» под струей горячей воды, — еще двести зим назад детей били смертным боем и в школе, и дома, сейчас на ребенка нельзя даже наорать — это травмирует детскую психику. Двести зим назад публичные казни и наказания были нормой, сейчас остались только штрафы и тюремное заключение. Двести зим назад вовсю применялись пытки, сейчас они запрещены. Двести зим назад человек покалеченный был беззащитен перед голодом, сейчас о нем заботится государство.
— Люди размякли, погрязли в нежностях, — заметил Раиду, выпивая второй стакан коктейля — никогда еще он не пробовал такой вкуснятины. Напиток был густым и сладким, быть может, похожим на конфекты, которых естественник никогда не пробовал. Без глубокой заморозки нельзя сделать мороженое, без мороженого нельзя сделать коктейль, значит, надо, в первую очередь, завезти морозильники, а для них нужно электричество.
— Примерно как в нашем поселении, — Алгир отвлек его от мыслей о мороженом, достав еще один аппарат — овощерезку. — У нас ведь тоже нет ни пыток, ни смертной казни, и телесные наказания во время обучения не применяются. Хотя тюрем у нас тоже нет, а у людей есть. И в них огромное количество народу мучается, часто безвинно, — немного грохота — и в миске лежат мелко порубленные огурцы! А ведь в овощерезке всего два ножа. Скорость. Они с такой скоростью крутятся, что любой, даже самый твердый овощ поддаётся.
— Законодательная система людей несовершенна.
— Но она лучше одиновской, достойной сгинуть в пламени Муспельхейма. Та же дактилоскопия, — Раиду смутно помнил давний разговор с Мастером и Фену, но еще мог блеснуть знаниями.
— Человеческая система обязывает, подчеркиваю, обязывает найти виновного, — Алгир смешивал помидоры и огурцы с белым муссом, а Раиду, тем временем, осваивал яйцерезку — вот для нее электричество не требовалось. Тонюсенькие полосочки металла резали не только яйца, но и прочие мягкие овощи. — А если его нет, то улики подбрасывают или еще что-нибудь в этом духе — слушаю радио — вечно скандалы, особенно заграницей.
Раиду никак не отреагировал на подобное заявление. Он добавил картофель с яйцом в овощи и теперь смешивал их с белым муссом — и зачем он нужен? Придает какой-нибудь изысканный вкус? Землянин поставил вариться мелкие овощи, от которых шел густой пар, заполнивший комнату приятными ароматом. Раиду огляделся, выискивая ненасытным взором, что он еще не освоил из техники кухни. В углу стояла огромная машина для стирки белья, а около холодильника — микроволновка. Нарезав хлеб и положив на него сыр, ученый под пристальным наблюдением Алгира поставил их в обманчиво холодный ящик на целую минуту — бутерброды закружились на тарелке в чудном парном танце — только музыки не хватало.
— Ты говорил, что женат. Не страшишься столь открыто нарушать наши законы?
— Раиду, ну что ты лезешь под кожу?
— Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться, как и перед нашими законами. Я понять хочу, как ты не
боишься спать со смертными и давать жизнь полукровкам? — несмотря на хмурый взгляд собеседника, естественник не собирался отступать: брать в законные жены краткоживущих смертных — это немыслимо и чревато разоблачением.— Ладно, рассказываю. Вот ты был женат? И не смотри на меня волком. Я тебе под кожу не лезу, просто ответь.
— Нет, не был, зато мой брат…
— Стой. Хватит. Не надо. Ты не женат, семейную жизнь не представляешь. У меня было семь жен и несколько детей, — Алгир захрустел пережаренным бутербродом, буквально насильно впихивая второй в рот Раиду, словно надеясь занять его едой и пресечь таким образом новые вопросы. — Я сначала, по наивной глупости, заводил своих. С первой женой у нас их двенадцать было, трое выжили. Ты знаешь, я ведь и сам только на половину ас, а дети были и того хуже. Моя кровь плохо на них сказалась. Кто-то из них жил в два раза дольше людей. Представь, девочке десять зим, а ведет себя на пять — вот мать с ней намучилась. Одному немного магии передалось. Я не маг, но в роду, видно, были. Он в цирке выступал с фокусами. Знаешь, до сих пор, до двадцать первого века пишут книжки, объясняют его фокусы, разоблачают. Я читаю и смеюсь, ведь все же взаправду было, а профаны пытаются подвох найти. Со второй женой из четверых детей выжил только один. Я тогда владел угольными шахтами, передал их перед смертью сыну. Так он их сберег. Я думал, он пень, все промотает, ан нет. Я тут недавно на свою шахту в гости ездил — там сейчас мой правнук заправляет, а мой парадный портрет на стене висит. Вот. А с остальными женами у меня были не свои дети, а их. Я чего хотел сказать, всегда много вдов или разведенных с детьми. Я вырастил пару десятков приемных детей. Сейчас вот у меня их двое. Удо и Федерика — заносчивые курицы.
— И самки людей соглашаются вступать с тобой в брачную связь, зная, что этот союз не принесет им новых полноценных детенышей? — Раиду не на шутку заинтересовался этим странным феноменом. Он был одним из лучших естественников и прекрасно знал, как должен жить и развиваться каждый биологический вид. Неужели человек пытается спорить с природой?
— Ну Раиду, ну ты сказанул! «Самки людей»! — Алгир хлопнул по столу с такой силой, что зазвенели бокалы, стоящие на верхних полках. — Ну давай, раз ты так настаиваешь, изъясняться биологическими терминами. Как ты изволишь говорить, самки, современные самки людей не хотят иметь более одного-двух детей, то есть, прости, детенышей. Последние шестьдесят зим такая тенденция.
— Но они же вымрут.
— Вот ты не пень, а человеческие самки, да и самцы тоже — пни. Меркель недавно дурь какую-то несла насчет деторождения. Нечего делать женщине в политике, нечего. Женщина для чего нужна? Дарить цветы, писать стихи и петь серенады, а женщина в политике… Но не думай, я темы не теряю. Вымирание. Я вот собираюсь вымереть году в сороковом, Удо тогда будет тридцать семь — уж как-нибудь без меня будет делать домашки по математике.
— Это нечестиво, — буркнул Раиду. Человечество, которое он только-только начал боготворить, опять представало перед ним в самом гадком свете. Такими темпами оно вымрет до того, как он успеет осчастливить Асгард всеми изобретениями. — А как ты умираешь?
— С помощью наших магов. Тебе сколько зим?
— 1796.
— Не надо мне жутких асгардских цифр, ты мне по-человечески скажи, 26. А мне 36. Я оживаю всегда на десять зим моложе, а умираю зим на двадцать старше. Да, приходится каждый раз изменять внешность, но это не так и страшно — я уже освоил человеческое искусство перевоплощения.
— Зачем?
— Раиду, ты же способным был вчера, что с тобой сегодня случилось? — Алгир поставил на стол все то, что они с таким трудом приготовили: салат, вареные овощи и жареную рыбу. Только сейчас ученый почувствовал себя по-настоящему голодным и набросился на пишу так, как привык, то есть руками. И лишь поймав на себе гневный взгляд Алгира, поспешил взять человеческие приборы.