Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Ты даже не представляешь, что он предлагал мне сделать, — проворковала она, опуская глаза и изображая поруганную невинность. — Я тебе такое могу рассказать о его домоганиях… Но скромно промолчу.
— Лучше займись делом, пока блудливые речи не довели тебя до петли.
Бережно ссадив еще больше помрачневшую Фену на скамью, Раиду поднялся на ноги, оправил одежду и с неосознанным сожалением оглядел девицу.
— Оставляю документы тебе, ты не против?
— Я не против всего, что ты мне предложишь, — усмехнулась та, но скорее для поддержания образа.
Взяв листки, она грациозно встала и бросила вслед уходящему естественнику:
— Ты явно из образа выпадаешь. Раиду — самовлюбленный гений науки казался мне милее, чем Раиду — верный пес царевича.
Ученый, вздрогнув, лишь ускорил шаг и вышел из дома под одобрительное молчание его обитателей.
======
Ранее утро встретило царевича кромешной тьмой и холодом. Солнце еще даже не собиралось вставать, и это обстоятельство не добавляло желания покидать теплую и уютную постель, объятия которой были немногим хуже объятий матери. Локи уже привык подниматься после полудня, а ночи проводить вместе с Иваром в забавах: устраивать мелкие взрывы, запускать фейерверки и просто играть с огнем. Поэтому он ощущал неподъемную тяжесть собственной головы и заторможенность, достойную Тора в изрядном подпитии: будто бы за ночь (точнее, за те несколько часов, что царевичу удалось выкроить для сна) мысли смерзлись в один снежный ком, который, в свою очередь, намертво примерз к земле и оттаивать не собирался. Сонливость сменилась злостью на весь мир, а особенно на отца, который назначил встречу в предрассветный час. Желания ехать в мир, бывший когда-то театральной сценой для детских мечтаний, не было никакого, тем более вдвоем с отцом. «Вдвоем» — это без Тора, но все равно с соглядатаями. Отец возьмет с собой половину дворца, не меньше. Но зато своих рабов можно не брать и отдохнуть от их навязчивых услуг.
Локи встрепенулся, осознав, что сейчас заснет сидя, поднялся на ноги и чуть не упал, запутавшись в складках съехавшей с кровати шкуры. В темноте можно было различить только смутные силуэты предметов, но Локи не собирался растапливать очаг: он покинет дом через самое короткое время, да и слипающиеся глаза заболят от резкого яркого света. То ли дело человеческие лампы с приглушенным щадящим светом. Вот уж что нельзя купить в Ванахейме, так это нормальную настольную лампу.
Процесс одевания занял несколько больше времени, чем обычно. За много месяцев пребывания в поселении Локи уже смирился с необходимостью ходить в защитном костюме, но в этот раз его можно и нужно оставить дома. Просторная и легкая одежда — для жары Ванахейма; теплая и тяжелая — для холода Асгарда. Кто-то из рабов сунулся было помочь, заметив, что господин никак не может подобрать нужной рубашки, но Локи лишь нетерпеливо отмахнулся — уж одеться он точно в состоянии самостоятельно.
Зато причесаться так и не удалось — один костяной гребень сломался прямо в руке, а другой таинственным образом исчез со стола. Устраивать скандал и затевать поиски гребня Локи не хотел, поэтому просто внес его в список покупок — все равно костяные гребни ему никогда не нравились, в отличие от матери. Именно она в свое время подарила ему и Тору несколько, как она считала, красивых, а на деле, безвкусных предметов обихода.
Покончив со сборами, Локи вышел из дома и направился к конюшне. Лошадь Тора, словно почувствовав, что возвращается домой, к своему настоящему хозяину, решила окончательно порвать и так трещавшие по швам отношения с младшим царевичем. Он потратил более получаса на то, чтобы заставить её ехать в нужную ему, а не ей, сторону. Если бы дражайшие родители наблюдали за их противостоянием, то точно отказались бы от недостойного сына — они столько сил положили в его обучение, а он не может справиться с конем! Злой, как тысяча ётунов, мысленно костерящий самыми замысловатыми ругательствами неродного брата, купившего этот кошмар во плоти, гордо именуемый лошадью, Локи успокаивал себя тем, что на ярмарке выберет самую спокойную лошадь, а эту впредь будет обходить по большому кругу.
Однако для покупки чего угодно необходимо серебро… Локи тихо выругался вслух на одном из языков Мидгарда: просить деньги, унижаться перед отцом — лучше уж всю жизнь ходить пешком и переехать в поселение, не знающее платежной системы. Но кто ему позволит поступать по собственному разумению? Уж точно не отец и тем более не старый маг, жаждущий получить высокородного раба. Однако с Хагаларом справиться проще, чем с отцом. Надо любым способом избежать очередного допроса. Придется вести себя так, чтобы отец не смог применить свои излюбленные методы. Раз переспорить его нельзя, то можно молчать и ни на что не реагировать — пусть Один попробует достучаться до сознания того, кто его не слушает и не слышит!
Убаюканный теперь уже равномерной ездой Локи медленно приближался к столице. По дороге его перехватил
один из личных волков Одина — Гери-Жадный и передал записку, в которой говорилось, что ехать надо не в Гладсхейм, а прямиком на Радужный мост. У ворот, отделявших мост от столицы, Локи обнаружил не только отца, но и брата.— Ты встретил стаю пузатых чибисов по дороге сюда? — вместо приветствия спросил Тор. Похоже, все же стоило развести огонь в очаге, а не одеваться в полной темноте. Или послушать, что там говорили прислужники, а не пропускать их замечания мимо ушей.
— И тебе доброе утро, — Локи подавил очередной зевок, не собираясь отвечать на провокацию. — Ты едешь с нами?
— Нет. Пока вы будете в Ванахейме, я отправлюсь на Землю. — Тор спешился и выжидающе посмотрел на полуспящего брата, который далеко не сразу понял, что именно от него требуется. Вскочив на лошадь Тора и пустив ее галопом, царевич снова впал в блаженную полудрему с открытыми глазами. У него не было ни малейшего желания выяснять, куда и зачем едет старший брат. Но где же слуги Одина? В детстве, когда поездки на ярмарку были ценным подарком, наследников сопровождала чуть ли не половина дворца. Свита Одина занимала огромный постоялый двор, куда не пускали никого постороннего. Да, несколько десятков рабов — это перебор, но совсем без них Всеотец тоже обойтись не может. Однако задавать вопросы Локи не стал, памятуя о новой тактике. Он отдал отцу Тессеракт и чуть пришпорил коня, подгоняя его к самому краю Радужного моста.
— Хеймдаль, ты видишь её? — Тор первым достиг любимого прислужника Одина, вечно смотрящего вдаль и ничего, как казалось самому Локи, не видящего.
— Да, — послышался голос, подходящий более призраку, чем живому асу.
Страж, не поворачивая головы, взял из рук Всеотца Тессеракт и легко активировал его. Локи недовольно сощурился: он был уверен, что Хеймдаль не умеет обращаться с артефактом. А если умеет, то зачем поселенцы проводят многочисленные исследования?.. Но царевич не задал волнующий сердце вопрос, помня об обете. Тор повернулся к нему лицом и хотел уже было обнять, но в последний момент передумал, почти физически споткнувшись о мрачный взгляд.
— Отец, Локи, всего вам доброго. — он ограничился кивком и исчез в синем мареве.
– Всего доброго, – ответил Один и повернулся к слугам Локи. – Вы свободны. Ожидайте вашего господина во дворце. Я уже распорядился на ваш счет. Вы вернемся через несколько дней.
Младший царевич безмерно удивился, но возражать не посмел. Они с отцом едут вдвоем. Немыслимо! Один Всеотец не может путешествовать без слуг, это опасно и неудобно.
Синее марево окутало неподвижные тела, разделяя на сотни тысяч мелких частичек. Приятного в этом было мало, но нормальная телепортация без Радужного моста невозможна. Асгард остался далеко позади.
Сколько Локи себя помнил, Ванахейм был пределом его мечтаний. В детстве поездка туда являлась наивысшей наградой и, как и все хорошее, предметом шантажа. «Если будете достойно себя вести — поедете со мной» — в детстве всегда существовало это жуткое «если», которое могло в момент изничтожить любые мечты и надежды. Мало того, что поход на ярмарку надо было заслужить «деяниями, достойными сына Одина», так еще и на самой ярмарке приходилось сдерживаться и вести себя пристойно. В противном случае их просто отправляли обратно в Асгард, причем всегда вдвоем, даже если запреты нарушал кто-то один. Но, стоило отдать должное, такое случалось редко: на ярмарке отец был именно отцом, а не царем и терпел их выходки до последнего. Он на время забывал о своей постоянной занятости. Если же ему требовалось отлучиться по делам, то детей сопровождал кто-то из доверенных лиц. Гулять с доверенными лицами было намного приятнее: они не следили за каждым шагом и не требовали беспрекословного соблюдения всех правил.
Они ездили большой толпой, проводили около пяти ночей в праздности и удовольствии, а потом возвращались во дворец, в серые, унылые будни, заполненные учебой и тренировками.
Так было в детстве. А в юности царевичи обрели постоянных спутников в лице троицы воинов, и Всеотец заявил, что отныне сыновья могут ездить на ярмарку в сопровождении друзей, а ему некогда их развлекать. Так ярмарка из мечты превратилась в грубую реальность, быстро надоела и даже начала вызывать отвращение. Поездки с отцом были сказкой, а поездки с друзьями — попойкой. Асы не столько по ярмарке ходили, сколько пили и развлекались самым примитивным образом. Подобное времяпрепровождение нравилось Локи гораздо меньше, но Тора все устраивало, а перечить ему значило нарываться на ссору, если не драку.