Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Прекрати! — Локи резко обернулся, давая волю ярости. — Я не позволю так обращаться со мной. Я побывал на дне Бездны, за мной шла армия, я уже давно не ребенок! — он не смел повышать голос, памятуя о том, что они не одни на постоялом дворе, но его шипение, срывающееся на приглушенное рычание, хорошо выражало весь спектр эмоций. Если отец решил притащить его в мир детства, чтобы окончательно унизить и указать на свое место, то он должен увидеть, насколько все изменилось и во что превратился несмышленый ребенок!
— Хочешь по-взрослому? Хорошо, — Один пожал плечами, бережно пересадил
— Руку! — он сделал пару шагов вперед, протягивая раскрытую ладонь.
— Что? — Локи опешил: куда отец собирается отвести его на этот раз?
— Руку, — в голосе Одина слышалось только мертвенное спокойствие, которое было опаснее самого яростного крика. — Возвращаемся в Асгард, где я тебя лично вздерну за все твои преступления.
Стало так тихо, что Локи услышал собственное сбившееся дыхание и учащенное сердцебиение. Казнь? Спустя столько времени? Это невозможно! Если бы отец хотел казнить, то сделал бы это в первый же день, не сейчас… Локи попытался улыбнуться, но понял, что в этот раз с ним не шутят и что один-единственный жест решит его судьбу. Расстаться с жизнью после всего, что случилось, после всех разговоров с отцом и триумфального возвращения в Асгард победителем и братом наследника… Царевич знал, что обязан протянуть руку и с честью принять предначертанное наказание, но он продолжал стоять, буравя Одина неверящим взглядом. К чему было многомесячное представление, если отец с такой легкостью предлагает казнь?
— Хочешь быть взрослым, вот и отвечай по-взрослому, — Один сделал еще шаг вперед и остановился, ожидая ответной реакции. Локи стоял, подавившись словами, не в силах ни ответить, ни даже связно мыслить. Он отчетливо слышал свое дыхание и отчетливо понимал, что умирать все-таки не хочет. Еще мгновение, и он опустил голову, признавая свое поражение: и как он посмел забыть, кто Один на самом деле? Не отец, но царь и судья.
Синее марево погасло, а артефакт вернулся на тумбочку. Один направился к двери и, приоткрыв створку, бросил через плечо:
— Идем.
— К… Куда? — только и смог выдавить и так ошарашенный Локи. Паническая мысль, что Всеотец все-таки решил его казнить прямо здесь, в Ванахейме, не позволяла царевичу сдвинуться с места, вынуждая судорожно искать варианты побега.
— Ужинать, — не дожидаясь ответной реакции, Один вышел за дверь и только тогда позволил себе тихую усмешку.
Младший царевич, еще не оправившийся после произошедшего, все равно не мог ослушаться приказа, но с некоторым трудом заставил себя последовать за тем, кто только что грозился смертной казнью.
Только увидев накрытый для трапезы стол, он почувствовал, что паника и страх, захватившее его целиком, спадают, оставляя после себя болезненное чувство проигрыша; хотя было глупо надеяться выйти победителем из спора с Одином Всеотцом. Бросив хмурый взгляд на отца, Локи, наконец, обратился к еде: рису и фруктам. Ели в Ванахейме руками, точнее, рукой, правой. И хотя раньше Один всегда требовал приборы, в этот раз демонстрировать свое асгардское происхождение не следовало. Локи с каменным выражением
лица наблюдал, как отец преспокойно зачерпнул рис рукой и отправил в рот.— Что ты будешь пить?
— Чоколатль, — хмуро бросил Локи.
— Не представляю, как вы оба пьете такую горечь? — усмехнулся Один, заправляя рис плотным, тягучим соевым соусом, заменявшим соль. Теперь от отца веяло не опасностью и силой, а лаской и добротой. У Локи уже не было сил на подозрения. Он устал от жары, впечатлений и постоянного ожидания чего-то плохого. Как оказалось на деле — ждать его не было необходимости. Стоило только протянуть руку.
— Как прошел день? — спросил Один, отправляя в рот звездный фрукт*.
— Что? — погруженный в себя, Локи пытался насладиться любимым с детства горьким напитком: какао-бобы, вода, огромное количество перца чили — чоколатль обжигал рот и горло, пить его надо было крайне осторожно.
— Где ты был, что видел? — отец говорил так миролюбиво, будто вовсе не он недавно предлагал смертную казнь.
— Я купил лошадь, — буркнул Локи, боясь заводить очередной мучительный разговор.
— Меня опечалил твой выбор: лошадь больна.
— Что? — Локи недоуменно поднял голову. — Больна? Но на нее указала твоя белка!
— Ты полагаешь, что белки разбираются в лошадях? — Один неодобрительно покачал головой. — Прими простую истину: Рататоск ищет в животных не здоровье и выносливость.
— А что тогда? — подозрительно спросил Локи.
— Приятный характер. Если бы ты искал доброго друга и годного собеседника, то мудрая Рататоск была бы достойным советчиком, — Один немного помолчал. — Неужели ты забыл то, чему я тебя учил? Ты хорошо разбираешься в лошадях, зачем тебе какие-то советчики? Ты постоянно повторяешь, что прошел Бездну, что за тобой была армия и ты сам принимал решения, которые затрагивали судьбы миров. Почему же в Асгарде ты опять отдаешься на волю советчикам?
Локи молчал. Слишком свежи были воспоминания о предложенной казни, поэтому нарываться он не смел. Самостоятельно принимать решения. Ну-ну, попробуй прими решение, когда тебя в любой момент могут начать шантажировать казнью!..
— Надеюсь, белка не мешала тебе в дальнейшем наслаждаться прогулкой? Сильно ли изменился Ванахейм за время твоего отсутствия?
Локи в красках описал ярмарку, ловя на себе благодушный взгляд отца. Подивился исчезновению языка ванов, остановился на паре курьезных случаев.
Он говорил и говорил. Напряжение постепенно спадало. Давно в царской семье не было таких простых задушевных разговоров. Даже до падения в Бездну Локи видел отца только на совместных трапезах, почти не говорил с ним и уж тем более не делился впечатлениями.
— Завтра у тебя снова дела? — спросил он по окончании ужина. Несмотря ни на что, ему хотелось провести вместе с отцом хотя бы один день. Ведь так было всегда. Отец столь ласков с ним сейчас и столько позволяет. Может, стоит этим воспользоваться? Вспомнить о том времени, когда они и в самом деле были близки? Правда, между ними всегда стоял Тор, а сейчас его нет. Получится ли расслабиться и забыть хотя бы на день о том, что перед ним, в первую очередь, палач, решающий его судьбу?