Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ощутив под ногами твердую почву, царевич открыл глаза. В лицо ударил свежий теплый ветер, пропитанный множеством вкусных запахов. Дыхание сразу сбилось, хотя он еще ничего не успел сделать — тяжелый воздух, жаркий, слово вздохи костра, был к тому же влажным. Стояла нестерпимая жара. По меркам Асгарда в Ванахейме всегда было жарко, даже когда местные жители жаловались на холод. Локи тут же стянул с себя зимнюю одежду, стараясь дышать более размеренно и глубоко — так, как был научен в первый приезд сюда. Он предусмотрительно захватил с собой легкую одежду, закрывающую тело полностью: только в ней можно ходить по самым оживленным улицам и заходить в многочисленные храмы, не вызывая негодования местных жителей. Несколько тысячелетий назад ваны создали свой собственный мир с идеальной погодой. Ни одно измерение не могло похвастаться такой четкой сменой времен года. После многомесячного холода Асгарда и недавней болезни тело изголодалось по теплу. Хотелось лечь в густые заросли и провалиться в блаженную полудрему. Локи, избавившийся от теплой одежды, очень остро ощущал вокруг себя кардинально изменившуюся природу: они с отцом стояли посреди огромного леса, одного из немногих не вырубленных ради рисовых и пальмовых плантаций. Цепкие лианы оплетали балау, ноги утопали в папоротнике, вокруг порхали разноцветные бабочки, слышалось пение райской птички, а неподалеку… Неподалеку цвела раффлезия* — самый большой цветок не только девятимирья, но и таинственной Бездны. А ведь считалось, что её нельзя обнаружить без опытных провожатых. Совершенно забыв, что он не один, Локи направился к цветку и остановился около красного лепестка, тут же скривившись и пожалев о своей поспешности: растение источало отвратительный смрад. Вокруг прекрасных лепестков кружились, самозабвенно жужжа, стаи жирных мух, привлеченных запахом гнилого мяса и разложения. Впервые за утро обрадовавшись, что так и не собрался позавтракать, Локи прикрыл лицо рукавом рубахи, стараясь дышать неглубоко и только через ткань — любопытство было сильнее отвращения. Он буквально пожирал глазами загадочный цветок, у которого не было ни стебля, ни листьев, ни корней. Он жил за счет другого растения — тетрасгима и, как говорили в поселении, являлся его «паразитом»: питался от него, ничего не давая взамен. Цветок цвета крови более фатома* в диаметре не мог никого оставить равнодушным. Локи с некоторой опаской дотронулся до мягкого лепестка, вспоминая давно забытое ощущение: последний раз он видел раффлезию во время одной из поездок с отцом, но почему-то совсем забыл, какие миазмы она испускает. Тогда он сам был немногим больше этого чудесного цветка, напоминающего расцветкой мухомор — еще один давний предел мечтаний. Отвар мухоморов давал воинам немыслимую силу в битвах, но пробовать его обоим царевичам запрещали и мать, и отец, и даже троица воинов.

— Пойдем. Личины готовы.

Локи вздрогнул и обернулся. Отец! Как он мог забыть, с кем прибыл в Ванахейм?! Царевич покорно опустил голову и двинулся следом, отмечая, что Один не терял времени даром и успел снять всю тяжелую верхнюю одежду. Случайностью ли было то, что их вынесло именно в лес и именно к огромному цветку, или отец заранее все продумал, Локи не знал, но уже ради одного мгновения, проведенного с великаном мира флоры, стоило согласиться на поездку.

Идти через лианы и папоротники было крайне неудобно: из-под ног разбегались сотни насекомых, ящериц и змей, часто агрессивных и, судя по раскраске, ядовитых. Буйство красок поражало любого иномирца. Локи, нацепив на лицо самую мрачную маску, шел за отцом, глубоко вдыхая сладкий воздух, пропитанный невиданными ароматами, наслаждаясь теплом и мягким ветерком. Измученный болезнью организм чувствовал себя привольно. Вскоре нашлась и тропинка, ведущая в деревню.

Ванахейм был центром мировой торговли, не подчиняющимся Асгарду напрямую. Здесь отродясь не строили городов, не нанимали мощную армию. Жители гордились великолепным климатом, а также своим умением торговать и договариваться с любыми пришельцами. Объявив себя независимой и ни во что не вмешивающейся территорией, Ванахейм избежал войн и разорения и стал житницей, кормящей весь Иггдрасиль. В народе считалось, что если уж попал сюда, то стоит питаться исключительно фруктами, потому что столь невероятным разнообразием растений не мог похвастаться ни один другой мир. На деревьях висели сочные мангостины*, гроздья шариков рамбутана*, драконоподобная питахайя* и великан древесных фруктов — джекфрут*. В многочисленных деревнях жители занимались либо земледелием, выращивая рис и кукурузу, либо цветоводством и садоводством. В самых крупных деревнях проходили ярмарки, где можно было встретить умельцев из самых разных стран.

Так было до разрушения Радужного моста. Что же стало с миром теперь, когда торговцы оказались запертыми?..

Как ни странно, но почти ничего. Маленькие деревянные домики все также стояли на сваях, а вокруг этих необычных сооружений копошилось множество разных существ. Царевич не мог видеть себя со стороны, но не сомневался, что отец изменил внешность кардинально. Никому пока не стоит знать о том, что у Асгарда есть возможность путешествовать между мирами.

Около каждого деревянного дома стояла корзинка с утренними жертвоприношениями богам и духам предков: цветы, фрукты и рис. Локи старался не наступать на дары, выставленные чуть ли не на самую середину дороги. Многие уже были перевернуты, и подношения богам мешались с грязью и пылью. Ваны ступали по ним, сминая цветы, не обращая внимания ни на кого вокруг, в том числе и на замаскированных асов, избравших себе целью один из многочисленных постоялых дворов, где царская семья по традиции и останавливалась. Это было одноэтажное каменное здание с узкими окнами, прохладное даже в самое жаркое время года. В центре просторного помещения располагался фонтан, а над ним — отверстие в крыше, так что во время дождя струи, бьющие вверх, сталкивались со струями, текущими вниз, создавая удивительную по своей красоте картину.

Локи остался стоять у входа, прислонившись к прохладной каменной стене, украшенной рисунками птиц и цветов, наблюдая за отцом, зашедшим вовнутрь и направившимся прямиком к хозяину. Остановиться и передохнуть в тени было очень приятно — так обрадовавшее тепло по прибытии начинало становиться утомительным, да и дыхание, которое удалось сразу усмирить, все равно напоминало о себе: создавалось впечатление, что грудь стягивают тугие ремни, не позволяя глубоко вздохнуть. На постоялом дворе не было обычного оживления, что и неудивительно: из других миров гости прийти не могли, а местные предпочитали обычные деревянные дома, а не каменную постройку, столь резко выделяющуюся на общем фоне.

— Selamat pagi. Masih ada kamar?{?}[Доброе утро, у вас есть комната?] — начал Один на чистейшем языке ванов.

— Selamat datang. Masih{?}[Да, конечно.], — хозяин гостиницы ничуть не изменился за то время, что Локи его не видел. Даже не постарел.

Язык Ванахейма был столь прост, что царевич искренне недоумевал, почему не он, а язык асов стал международным. Ведь ваны не признавали никакой грамматики! Слова не изменялись, не склонялись, и если слушателю не была слишком уж важна вежливость и кастовость, то научиться изъясняться можно было за месяц.

— Pergilah — Один направился в сторону правого коридора. Хозяин шел на пару шагов впереди, что-то тихо напевая. Вот они дошли до массивных деревянных дверей. Наверное, комната отца. Хозяин открыл её и поспешил удалиться. Всеотец вошел в помещение. Локи последовал за ним, недоумевая, почему ему не показали его покои.

В полутемной комнате стояла масляная лампа, почти не дававшая света, но все же её и небольшого окна чуть ниже потолка хватило, чтобы разглядеть кровать. Точнее, две кровати. Локи застыл на месте, не будучи в силах и шагу ступить. Этого не может быть! Не могут они жить с отцом вдвоем. Это недопустимо! Взгляд Локи лихорадочно метался по мебели, отмечая, что всего по два. Это было продолжение начавшегося еще утром конца — неспроста сломался костяной гребень.

Младший царевич никогда не видел отца не в парадном виде, он почти никогда не бывал даже в его покоях. В спальне сидел всего раз в жизни, когда отец впал в сон. Личные покои — это личные покои, туда нельзя входить без разрешения. И вдруг сейчас отец заказывает только одну комнату… Чтобы не спускать глаз с жертвы даже ночью. Это был неожиданный удар в спину. Локи был уверен, что утром и днем ему придется терпеть общество отца, а вечером и ночью он будет предоставлен сам себе и сможет отдохнуть от постоянного надзора.

— Ты еще не готов? — Один разбирал свои вещи, причем так ловко, будто всю жизнь обходился без многочисленной прислуги.

Локи закрыл глаза, собираясь с мыслями. Он уже смирился с унижением, которое будет испытывать, гуляя вместе с хозяином как денег, так и жизни, но все же отсрочить этот момент хотелось неимоверно. И он принялся распаковывать вещи. Складывая одежду так тщательно, как это не делал ни один раб, младший царевич вспоминал, как раньше, когда ярмарки были наградой, сборы занимали меньше минуты. Будучи детьми, они с Тором просто не могли дождаться того мгновения, когда отец закончит со своими делами и поведет их гулять. И вот теперь он сам делает все, чтобы отсрочить прогулку.

Неимоверно медленно складывая вещи на полку, Локи спиной чувствовал неодобрительный взгляд отца, который явно устал его ждать. Царевичу на мгновение стало смешно: он никогда ничего не страшился так, как этой прогулки, ни одна расправа по своей жестокости не могла сравниться с этой подачкой.

— У меня нет времени тебя ждать. — Локи вздрогнул, услышав усталый голос.

— Вот.

На стол лег мешочек, наполненный серебряными украшениями.

— Здесь деньги. Купи себе лошадь и вещи самостоятельно, а у меня дела.

И Один направился к двери. Локи недоуменно переводил взгляд с отца на мешочек и обратно. Он уже устал удивляться. Его отпускают одного?

— Ты шутишь? — воскликнул он первое, что пришло в голову, надеясь остановить Одина и прояснить ситуацию. Он не понимал ничего. Мозг заработал, выдав одну из самых красивых гипотез за последнее время. — Ты ведь не отпустишь меня одного, не так ли? За мной будут следить твои соглядатаи, — это было утверждение, не требующее доказательств. Тысячи вопросов роились в голове молодого царевича, не находя ответов. Зачем было привозить его сюда да еще и ставить такие странные условия: жить вдвоем, без слуг, в одной комнате, нарушая все нормы приличий! Не для того ли, чтобы не спускать глаз с преступника? Но тогда к чему это показушное бросание в лицо серебра и мнимое освобождение? Что это? Очередная пытка, только более изощренная, чем предыдущие: в этот раз в роли застенка — мир, который царевич искренне любил, а допрос — странные условия: они не что иное, как попытка окончательно вывести его из равновесия и заставить наделать ошибок. Но хитроумный план не сработает! Он прекрасно видит все эти ухищрения и не собирается идти на поводу у отца!