Локки 5. Потомок бога

Впрочем, боль не отвлекала меня от банальной осторожности. Ловушки и провалы в полу никто не отменял. Но их на моем пути не оказалось.

Я без происшествий вошел в прямоугольник света и остолбенел. Передо мной протянулся тот самый зеркальный коридор, часть которого я видел в прорыве, по ту сторону коего кто-то волосатыми руками душил то ли меня в теле Громова, то ли самого Громова.

— Вот это поворот, — пробормотал я, смекнув, что прорыв, кажется, был приветом из будущего.

Чую, тут меня и будут душить. И на роль душителя очень подходит Хеймдалль, пожри его Хель.

Я поспешно оглянулся, но не увидел и не услышал во тьме ничего подозрительного. Бог еще не преодолел лестницу, но явно уже скоро сделает это. Посему я торопливо пошлепал голыми ногами по коридору, чей пол и потолок тоже украшали зеркала. Они прекрасно отражали мое обнаженное тело и слегка светились, вполне хорошо освещая коридор. А тот вдруг привел меня к перекрестку.

— И куда идти? — задался я вопросом, вертя головой. — Где былинный камень с надписями, а то ведь я как витязь на распутье?

— Локки, стой! — прокатился по коридору ор Хеймдалля, появившегося из тьмы. — Давай поговорим!

— Знаю я, как ты будешь со мной говорить! — выпалил я в ответ и рефлекторно потер шею.

Бог, надо отдать ему должное, даже не стал изображать миролюбивого голубя, чтобы поближе подобраться ко мне и затем внезапно схватить за горло. Нет, он оскалил золотые зубы и с воплем ярости бросился в мою сторону.

Ну а я, преодолевая боль во всем теле, ломанулся в левый коридор, решив использовать правило левой руки, то есть всегда поворачивать налево.

Бог, конечно, ринулся за мной. А тело-то его было более быстрым, ловким и сильным. Он же приперся сюда в своей оригинальной тушке. А мне пришлось пользоваться обычным человеческим телом, да еще таким, которое большую часть своей жизни не знало о физических упражнениях.

— Стой, собака! — раздался крик бога, когда я свернул на очередном перекрестке, исчезнув из его поля зрения. — Выродок Локи!

— Сам ты выродок, — прошептал я, домчался до нового перекрестка и заколебался.

Хеймдалль где-то неподалеку, и если он не дурак, то уже обратил внимание, что я поворачиваю всегда налево. Блин, кажется, придется изменить план, чтобы сбросить с хвоста этого упертого беловолосого барана.

Я помчался направо, а уже потом повернул налево. И очень вовремя. Бог как раз в этот миг добежал до предыдущего перекрестка.

— Я все равно догоню тебя! — долетел до моих ушей его удаляющийся вопль, пропитанный таким гневом, что аж виски разболелись.

Бог купился на мою уловку и свернул налево.

— Дурачок, — презрительно прошептал я и побежал дальше, стараясь отрешиться от боли, терзающей мое тело.

Однако далеко я не убежал…

По зеркалам вдруг пробежала рябь, как после дуновения ветерка по воде, а затем в них заклубилась тьма. Свечение исчезло, оставив меня в кромешном мраке.

— Вот и потаенные страхи подъехали, о которых говорил Иврим? — пробормотал я. — Но тьмы-то я никогда не боялся, даже в детстве.

— Ты не успеешь… не успеешь… Тебе не хватит двух часов, — прошелестел в темноте мерзкий скрежещущий голос, будто кто-то царапал гвоздем по стеклу. — Ты провалишь задание. Тебя ждет смерть. Ты не выкрутишься… Кто-нибудь наверняка убьет тебя. Хи-хи. Может, Один, а может Иврим или кто-то из славянских богов. Хи-хи.

Вот это уже серьезнее. Пусть это и не самые главные мои страхи, но того, о чем говорил голос, я опасался.

Готов поспорить, что это место наверняка выудит из моей памяти и что-то более серьезное. Оно явно запустило в мою голову щупы ментальной магии. Я вдруг почувствовал, как они возятся в ней, словно холодные склизкие щупальца, выискивая все самое грязное и болезненное.

И кое-что это место действительно нашло и обрушило на меня. Оно голосом бога Локи принялось насмехаться надо мной, говоря, что я самый ничтожный его потомок. Следом появился отец. Он говорил, что такой засранец, как я, никогда не станет богом. Матушка же со злым смехом вторила ему, шепча, что я сдохну в безвестности в какой-нибудь канаве.

— Идите вы все к Хель! — прорычал я и двинулся во тьму, выставив руку.

Спустя пару секунд она уперлась в прохладную гладь зеркала. И тогда я, поддавшись гневу, ударил по нему. Но оно не раскололось. Лишь боль обожгла костяшки моих пальцев, а голоса зашлись злорадным смехом.

Я сделал несколько шагов вдоль зеркал, и голоса слегка поумерили свой пыл. Почему? Нет, они продолжали выводить меня из себя, топтаться по больным мозолям и пугать, пугать, пугать… Но делали это ужекак быбез прежней прыти. Хм…

Развернувшись, я пошел через мрак в противоположную сторону. Голоса стали крепчать и буквально исходить ядом, а затем опять начали стихать.

Я вернулся в ту точку, где они звучали сильнее, нашел в темноте боковое ответвление и пошел по нему. Голоса стали еще мощнее и более изобретательными в своих издевательствах, раскаленными иглами тыча в мою душу.

— Иди туда, где страшно, и там ты обретешь силу, — прохрипел я, скрежеща зубами.

Внезапно до меня докатился полный ужаса и отчаяния вопль Хеймдалля:

— Прочь! Прочь! Этого никогда не случится! Асгард не будет разрушен!

Кажется, голоса нашли ключ к душе бога. Но надо признать, что и мою душу они крутили так, что меня в какой-то миг перестали держать ноги. Пришлось на четвереньках ползти к цели, тряся головой в рефлекторной попытке избавиться от голосов, превратившихся буквально в ураган.

Но внезапно все стихло. Как отрезало. Более того, пропал мрак, сменившись зеркальным коридором, упирающимся в арочный проход, нутро которого было затянуто голубой дрожащей энергией портала. Невозможно было понять, куда он ведет. Но, кажется, я сумел-таки пройти как минимум первый уровень башни.

— Это было довольно легко, — вымученно произнес я почему-то прокушенными до крови губами и кое-как поднялся с пола на трясущихся ногах. — Ну, пошли дальше. Время терять нельзя.

— Куда собрался, выродок? — ударил меня в затылок злой хрип Хеймдалля.

Я на остатках бензина ринулся к порталу, мельком бросив через плечо взгляд на бога. Тот выглядел так, будто прошел через жестокий бой. Белые волосы слиплись от крови, рубашка оказалась порвана на мускулистой груди, но в янтарных глазах горело торжество.