Ломка

— Понял… Не дурак, — сказал Митька и закусил губу.

Суетилась у стола бабушка, разливая проснувшимся внукам и пришедшим гостям чай по зелёным с белыми кружочками кисайкам. Отряды мух, завсегдатаи времянок в летнее время, пикировали по воздуху в разных направлениях, а отдыхать приземлялись на обеденный стол и, не спрашивая разрешения, за обе щёки уписывали варенье наравне с людьми.

— Ешьте, ешьте, ребятишки. Ещё яблочное есть. Сейчас достану.

— Спасибо, баб Мань. Да мы только что позавтракали вообще-то, — сказал Митька.

— А скажи-ка мне Димитрий, чем это вы по ночам всё занимаетесь? Из моих оглоедов слова не выдавишь.

— Да ничем особенным, баба Маня, хотя…

— Митя хочет сказать, что ничем противозаконным, — перебил Андрей.

— Ладно, больше допрашивать не буду… Лишь бы не пакостили, — сказала бабушка и вышла.

— Оставьте нас с Андрюхой вдвоём, — попросил Гадаткин. — Идите за пивком сходите, пацаны. Вот — деньги возьмите… Сигареты тоже купите.

— Не люблю, чтобы мне повторяли два раза. Давай бабки и можешь считать, что я уже стартовал. Пивко — это тема… Митька, ну ты чё? Прирос к стулу что ли? Видишь же, что пацанам побазарить надо, — сказал Санька и пошёл к выходу.

Около пяти минут Гадаткин сидел молча и прихлёбывал чай. Спасский не торопил гостя с разговором, он даже не смотрел на него. Володя, в свою очередь, только и делал, что непрерывно разглядывал Андрея и изредка улыбался уголками светло-серых глаз, как будто примерял на сидящего рядом человека мысли, которые предстояло озвучить.

— Короче так, Андрей. Я видел тебя на трясущейся горе, — не выдержал Володя.

От произнесённых слов по его телу прошла колючая волна; холодный пот побежал струйками по спине.

Андрей вздрогнул, но ничему не удивился. Он сразу понял, про что идёт речь, но раскрываться не спешил:

— Я не увлекаюсь альпинизмом. Ты меня с кем-то путаешь, Володя.

— Я не могу ошибаться! Это точно был ты!.. Лысая гора, зелёный луг в долине, неясные очертания людей с размытыми лицами, среди которых я отчётливо видел только тебя. Потом были подземные толчки, и все взялись за руки. Когда всё закончилось, многих не стало. А ты?.. Ты всё также стоял! Я не могу ошибаться! У меня фотографическая память на лица! А потом какая-то непонятная сила потянула меня в эту деревню, где я родился и вырос. Я сопротивлялся. Если бы ты только знал, как я сопротивлялся, потому что с этими местами у меня связаны только грустные воспоминания. Но я приехал сюда, чёрт возьми… От брательника услышал о каком-то Спасском, который рассказывает кайбальцам чёрт знает о чём, и все над ним втихомолку посмеиваются, а потом мечтают услышать его снова. Я не доверяю слухам, но тут день рождения у Митьки, и я тебя узнаю. Эти твои слова, что мы, мол, в ответе за всё, вызвали у меня бессонницу. Затем подсинцы, с которыми мы вечно бились как ненормальные. Я ничего не могу себе объяснить.

— Что-то тебя я на горе не припомню… В этом сне, — улыбнувшись, хитро сказал Андрей.

— Дак это значит?

— Это значит, что к психу добавился ещё один псих, а это уже тенденция. Кто-то для чего-то нас тут собирает.

— Аномалия! — вскочив со стула, воскликнул Володя. — Нет, я в это не верю. Для каждого непонятного факта должно быть научное объяснение.

— Если бы всё было бы так просто, я бы даже разочаровался… Значит, сдвиги идут, и это надо принять, как должное. Может быть, наш сон снился тысячам людей по всей стране, а, может, и нет. Всё это лежит за гранью человеческого понимания. Я не удивлюсь, если то же самое обсуждают сейчас в Дудинке, Переславле-Залесском — да где угодно.

— Я вынужден тебе верить, потому что слишком уж много совпадений. Теперь меня интересует вопрос: кто к кому приехал?

— Ты ко мне, конечно, — уверенно ответил Андрей.

— Ан, нет. Ты — человек пришлый, а я местный, — сказал Володя.

— Не согласен. Я вперёд пришёл, — с раздражением произнёс Андрей.

— Между прочим, это моя Родина. Я здесь каждый кустик знаю, — выпалил Володя.

— Ну и что? Я тут тоже все кусты изучил. Это не аргумент… Проделывать работу здесь начал я, а ты на всё готовенькое заявился. Но перед этим ты сбежал отсюда.

— Если что-то пригнало меня сюда, то это может означать только одно: ты не справляешься.

— Это я-то не справляюсь?

— Да!

— Ты же меня во сне увидел и запомнил? Ты!.. А не я тебя! — вспылил Андрей.

Разгорелся спор. Никто не отсиживался в глухой обороне. Свежие полки доводов с барабанным боем и развёрнутыми знамёнами вступали в сраженье. Разошедшийся Спасский, опираясь на превосходство в живой силе, посылал мобильные кавалерийские эскадроны и пехотные квадраты батальонов в самую гущу боя, не считаясь с потерями, не желая даже видеть, как гибнут его солдаты. Артиллерия Гадаткина не сбивала шапкозакидательского настроения противника и ждала холодных распоряжений своего прагматичного маршала, выпуская ядра из жерл пушек исключительно по местам большого скопления врага. Далее наступала зачистка, которую проводили усачи-гренадёры из личной гвардии главнокомандующего.

— Возможен компромисс, — неожиданно выкинул белый флаг Володя, увидев, что резервы противника вот-вот иссякнут.

— Хорошо, — согласился Андрей. — Но какой?

— Скоро придут пацаны. Главным из нас будет тот, чьё имя будет произнесено первым, — согласен?

— Да.

Парни замолчали. Всматриваясь в дверь, они сейчас ни на йоту не сомневались в том, что на них теперь возложена трудная миссия, которая выпадает на долю избранных.

Оба родились незадолго до перестройки. Один — в городе, другой — в деревне. Андрея воспитывали мэтры отечественной и зарубежной литературы, Владимира — коридорные классы и нищета. Спасский рос в благополучной полной семье, где царила атмосфера понимания, доверия и тепла. Гадаткин до восемнадцати лет не знал, что такое домашний очаг, зато изведал все прелести и тяготы свободы.

С ранних лет бабушка постоянно нашёптывала Володе, что его папаша — дрянь, потому что бросил её дочь на руках с трёхлетним младенцем, но маленький Володька не верил этому.

Находясь во власти наркотиков, Вжик не переставал надеяться на то, что его жизнь в один прекрасный момент изменится. Может показаться странным, но только армии удалось вернуть его в строй достойных людей. Он стал лучшим танкистом части и заслужил уважение своих товарищей и офицеров. Возвратившись домой, он стал затворником и избегал старых знакомых, которые пытались снова вернуть его к наркотикам. Однажды ему пришло неожиданное письмо от отца, в котором говорилось, что сын должен бросить всё и немедленно перебираться в Кемерово. Володя, понимая, что это его единственный шанс расстаться с ненавистным прошлым, недолго думая, отправился в соседнюю область к человеку, о котором слышал одни лишь гнусности. Позже он ни разу не пожалел о том, что сменил место жительства. Он с красным дипломом окончил юридический институт и стал незаменимым помощником отца в бизнесе… Он был счастлив, пока ему не приснился сон про гору.

— Эй, пацаны! Вы чё попритихли? Какая кошка между вами пробежала? — обратился к парням Санька и загромыхал бутылками. — Чё молчите? Принимайте пиво!

— Что это с ними? — спросил Митька, вошедший во времянку следом. — Чё случилось, братан?

Володя, услышав последнее слово, метнул взгляд на Андрея, который отрицательно покачал головой, что, мол, ничьё имя не было произнесено.

— Что за детские игры в молчанку и тупорылые переглядки? Вроде серьёзные люди. Ты же, Володька, сам говорил, что тебе с Андрюхой о чём-то перетереть надо, — сказал Митька.

Гадаткин самодовольно заулыбался. Спасский нехотя поднялся с табуретки и, заложив руки за спину, стал с недовольным видом расхаживать по времянке.

— Я что-то не то сморозил? — вскинув брови, спросил Митька.

— Не ожидал я от тебя такого. Нда, не ожидал, — ответил Андрей, с нескрываемой обидой посмотрев на Митьку.

— Всё нормально. Не переживай, брат. Всё ты правильно сказал… Главное, что в нужном порядке, а то некоторые тут думали, что кто-то должен быть у них на подхвате, — произнёс Володя.