Лошадиный Суп

"С намеком чувачок: вроде холост-разведен, а бывшее обручальное мне на фиг не нужно. Интересно, подклеил он кого-нибудь в Крыму? Какую-нибудь тетю Клаву из санаторной столовки. Или, нет, может, мать-одиночку, еврейскую толстожопую мамашу. Он ей за черешней стоял, а она ему на диком пляже втихаря давала".

Оля ела спокойно, отрезая мясо, запивая каждый кусочек пивом, отщипывая белого хлеба и совсем игнорируя гарнир. Взгляд ее рассеянно плавал в тарелке.

"Интересно, пройдет после пива голова? Зарекалась пить водку эту противную, а Вовик готов пить все подряд. Надо Наташке сразу позвонить, интересно, отксерила она ноты? Если - нет, я ей Бартока принципиально не верну. Ее просить - безнадежное дело. А если ей что понадобится - вынь да положь, как тогда с ансамблем... Господи, почему он так смотрит?"

Оля перестала жевать.

Плешивый смотрел на нее безумными водянистыми зеленовато-голубыми глазами. Лицо его было не то что смертельно бледным, а совсем чудовищным, словно перед ним происходило что-то страшное, противное естеству этого человека.

"Опрокинутое лицо", - вспомнила Оля, кладя нож и вилку на край тарелки.

–  Почему вы... так смотрите?

Витка и Володя тоже перестали есть и уставились на плешивого. По его лицу прошла судорога, он вздрогнул всем телом и заморгал, взявшись за виски.

–  Извините... я... это...

Поезд въехал на мост, с грохотом замелькали стальные опоры, пахнуло гарью.

Незнакомец энергично потер свои бледные щеки, потом полез в нагрудный карман рубашки, достал бумажку и молча протянул Володе. Это была справка об освобождении из исправительно-трудовой колонии, выданная Бурмистрову Борису Ильичу. Оля и Витка заглянули в бумажку.

–  Семь лет, ребята. Семь лет. И всего-то за какой-то мешок лимонной кислоты, - произнес плешивый и забрал справку.
– Вы извините, я ничего не хочу нарушать... вмешиваться... и так далее. Просто у меня есть одна огромная просьба. Очень большая.

–  Деньги нужны?
– спросил Володя, сообразив, что трешка официанту всего лишь трюк, рассчитанный на внешний эффект.

–  Ну что вы!
– усмехнулся Бурмистров, доставая из брюк толстенный кожаный бумажник и бросая его на стол.
– Денег у меня куры не клюют.

Молодые люди молча посмотрели на портмоне с торчащими торцами многочисленных купюр.

–  Деньги вообще это... так...
– незнакомец нервно махнул рукой, - роли не играет. А просьба. Ну... не знаю. Давайте, я вам по порядку расскажу.

"Не даст поесть", - тоскливо посмотрел на половину бифштекса Володя.

"Странный чувак", - пригубила пиво Витка.

"Уголовник. Надо же!" - недоверчиво смотрела Оля.

Бурмистров убрал бумажник, потер маленький подбородок.

–  Ну, обстоятельства дела, это опустим, не очень интересно. Одно скажу: я по профессии конструктор, а по призванию - коммерсант. Но времена мутные, какой уж тут бизнес. Да. И вот семь лет припаяли. Два месяца, как освободился. Зона наша Богом забытая, в Казахстане. Не наша, простите! мелко засмеялся он.
– Ихняя, ихняя. Вот. Ну и я, человек с двумя высшими образованиями, работал на кирпичном заводе. Не только, правда, но в основном - лепил кирпичи. Вот. И уже потом, ближе к освобождению попал на блатное место, на кухню. А в этой зоне, будь она неладна, одно плохо слишком маленькая. Всего двести два человека. Ну и она нужна-то особо никому. Сидят там за экономические преступления средней тяжести, так сказать. Срока большие. Люди серьезные, спокойные. Не беспредельничают, не чифирят, в побеги не уходят. И снабжение - отвратительное. Ну и, в общем, за эти семь лет каждый день я ел одно и то же - похлебку из конины. Лошадиный суп, как мы называли. Там рядом большой конный завод, ну и выбракованных лошадей - к нам в котел.

Он усмехнулся и посмотрел в окно.

–  А что... в этом супе еще было?
– спросила Витка.

–  Пшено, рис или мука, - улыбаясь, заговорил Бурмистров.

– Когда что. Но - конина, главный, так сказать, субпродукт, была всегда. Ежедневно. Каждый день наш лагерек съедал целую лошадь.

–  Где же они столько лошадей взяли?
– спросил Володя.

–  Чего-чего, а лошадей в Казахстане полным-полно. Больше, чем в Москве!
– засмеялся Бурмистров, и Витка с Олей улыбнулись.

–  А это не вредно - каждый день конину?
– спросил Володя.

–  Нет. Конское мясо - самое здоровое. Полезнее свинины и говядины.

–  И вы все эти семь лет ели одно и то же?
– Оля разглядывала его беспокойный лоб с тонущими в загаре веснушками.

–  Трудно поверить?
– заглянул он ей в глаза.

–  Трудно, - серьезно произнесла она.

–  Мне тоже - трудно. Но вот...
– он развел руками, - семь лет как не бывало, два конных полка съедены, а я живой!

–  Но это ж жутко муторно - каждый день одно и то же!
– покачала головой Витка.
– Если бы мне вот этот бифштекс каждый день пихали - я бы с ума съехала.

–  Ну, у меня за эти годы разные состояния были, разные...
– покачал головой Бурмистров.
– Поначалу ел все, потом не мог мясо есть, выбрасывал, хлебал одну юшку, потом наоборот - стал мясо всухую есть, с хлебом. Потом вообще как-то плюнул и молотил все подряд, а под конец... это трудно объяснить.

Он задумался.

"Если он не врет - это в умат", - налил себе пива Володя.

"Он теперь должен жутко жрать хотеть все подряд.
– Витка разглядывала Бурмистрова как диковинную рептилию.
– Хотя он ведь ничего не заказал! Наверно, в Крыму обожрался, бедный".

"Какой-то он... непонятный...
– думала Оля, - словно не про себя говорит..."

–  Знаете, когда меня на кухню перевели, - начал Бурмистров, глядя в окно, - я видел весь процесс приготовления пищи. Каждый день. Это начиналось рано утром. На тележке из морозильни привозили лошадиную тушу, клали на три сбитые колоды. И повар сразу звал Васю Два Топора Пара. Это был один зэк, он раньше работал мясником в Алма-Ате, но потом сел по-крупному. Здоровенный мужик с двумя топорами. Он приходил и начинал рубить мерзлую тушу, как капусту. И это было самым большим его удовольствием. Рубил художественно, от души. Потом он уходил, мы загружали мясо в котлы, варили, сыпали крупу. Варили долго, пока мясо от костей не отстанет. А потом... потом... простите, как вас зовут?

Он смотрел на Олю.

–  Ольга, - спокойно ответила она.

–  Ольга, я могу вас попросить об одном одолжении? Только вас.

–  Смотря о каком.

Бурмистров вцепился руками в стол, словно готовясь опрокинуть его.

–  Вы можете поесть для меня? Здесь. Сейчас.

–  Как это - для вас?

–  Ну, чтобы я посмотрел. Просто посмотрел.

Ольга переглянулась с Володей.

"Начался дурдом", - подумал Володя и решительно вздохнул.

–  Знаете, мы вообще-то пришли сюда с конкретной...

–  Я понимаю, понимаю, понимаю!
– сморщился Бурмистров.
– Я совсем не хочу вам мешать, но мне больше ничего не нужно, кроме как посмотреть, мне вообще больше ничего не нужно! У меня нет ни семьи, ни близких, а сейчас и друзей даже не осталось, нет ни кола, ни двора, но вот это, - он как-то по-собачьи показал губами на тарелку, - только это и осталось.

–  Что - еда?
– спросила Витка.

–  Да нет, нет, нет!
– затряс он головой.
– Не еда! А чтобы видеть, как ест хороший человек. Видеть, как ест Ольга. Да. И вот, сразу, чтобы не было никаких вопросов...
– Он достал портмоне, вытащил двадцатипятирублевку и положил на стол.