Лошадиный Суп

"А быстро с него загар сошел". Оля с интересом смотрела на Бурмистрова как на диковинное растение, которое за полтора месяца умудрилось не завять.

–  Здравствуйте, Ольга, - заговорил он, склоняя голову, но не подавая руки.

–  Здравствуйте.

Лицо его было более спокойным и уравновешенным, чем тогда, большие зелено-голубые глаза смотрели с доброжелательным вниманием.

–  Я думал, что вы в августе просто куда-то уехали, поэтому и не пришли.

–  Это правда.

–  Но я был спокоен.

–  Почему?

–  Я был уверен, что в сентябре вы обязательно придете, - улыбнулся он своей застенчивой улыбкой.

–  Вот как?
– усмехнулась Оля, встряхивая волосами.
– Какая самоуверенность.

–  Вы... музыкант?
– Он заметил футляр.

–  Почти.

–  В Консерватории?

–  Почти.

–  А что значит - почти?

–  Слишком много вопросов.

–  Извините, - сразу привычно засуетился он.
– Давайте... вон туда... и там поймаем авто...

Он пошел впереди Оли к бульвару.

"Интересно, есть у него женщина?
– Оля смотрела на его размашистые ноги в серых брюках и новых замшевых ботинках.
– У таких, как он, либо много, либо никого".

На бульваре Бурмистров поймал бананового цвета "Запорожец", помог Оле сесть назад и через двадцать минут подавал ей руку, когда машина остановилась напротив метро "Автозаводская".

–  Далеко?
– спросила Оля, выбираясь из "Запорожца".

–  В двух шагах, вон тот дом, - махнул он рукой.

Они вошли в девятиэтажный жилой дом, поднялись на лифте на шестой этаж. Бурмистров отпер дешево обитую дверь квартиры №24, пропустил Олю вперед. Она вошла в однокомнатную, бедно обставленную, но чисто убранную квартиру. Посередине комнаты стоял накрытый белой скатертью стол, сервированный на одну персону. Еды на столе не было никакой.

–  Вот... здесь, - показал рукой Бурмистров и засуетился.
– Проходите... пожалуйста, раздевайтесь.

Он помог ей снять плащ, Оля положила футляр со скрипкой на холодильник в коридоре, вошла в комнату. Бурмистров лихорадочно скинул плащ, провел ладонями по редким, обрамляющим плешь волосам.

–  Ольга, присаживайтесь, пожалуйста.

–  Можно, я руки помою?

–  Конечно, прошу...

Он включил свет в ванной, открыл дверь.

Моя руки над раковиной с ржавым потеком, Оля смотрела на себя в зеркало.

"Пора-пора-порадуемся на своем веку мы с Олькой сумасшедшей счастливому клинку... Сейчас возьмет и зарежет... В час когда мерца-а-анье звезды разольют, и на мир в молча-а-анье ночь и мрак сойдут... Нет. Не зарежет".

Она вытерла руки стареньким махровым полотенцем, вошла в комнату и села за стол. Бурмистров исчез на кухне и вернулся с блюдом в руках. На блюде лежали куски жареной курицы с вареным картофелем и огурцами. Он зашел справа от Оли и стал осторожно наполнять ее тарелку.

–  Это вы сами приготовили?
– спросила Оля.

–  Нет, что вы... я готовить совсем не... это...
– Закончив, он скрылся с блюдом на кухне, быстро вернулся, снял с кровати подушку и, держа ее перед собой, встал перед Олей.

–  А это зачем?
– посмотрела она на подушку.

–  Это... так... чтобы не очень громко...
– забормотал он начинающим дрожать голосом.

– Пожалуйста... можно... пожалуйста... прошу вас...

–  А попить нет ничего?

–  Это не надо... нельзя, - твердо произнес Бурмистров.
– Ешьте, пожалуйста.

"Вот те новость!" Оля выбрала кусок поаппетитней, отрезала сочного куриного мяса и отправила в рот.

Лицо Бурмистрова мгновенно побледнело, глаза выкатились.

–  И это... и это...
– жалобно забормотал он.

Ольга стала есть. Курица была хорошо приготовлена.

–  И это нэ-э-э... и это нэ-э-э!
– замычал Бурмистров, обняв подушку.

"Наверно, курица с рынка, парная...
– думала Оля, неторопливо разжевывая и глотая мясо.
– Он что, снимает эту квартиру? Или знакомых просто... Ремонта лет двадцать не было... и мебель - "гей, славяне!..""

Тело Бурмистрова охватила дрожь, он набирал со всхлипом воздуха и ревел в подушку свое "это нэ!", неотрывно глядя на куски мяса, исчезающие в Олиных губах. Дрожащие ноги его подкосились, он упал на колени.

"Смотри вокруг, вокруг..." - приказывала Оля себе.

На стареньком телевизоре стоял пластмассовый ослик.

"Иа-иа!
– глянула на него Оля и чуть не поперхнулась.
– И запить нечем... не спеши, дура..."

Крики Бурмистрова усилились и перешли в нечленораздельный рев, его лысина тряслась.

Оля проглотила последний кусок и отодвинула тарелку.

Бурмистров сразу смолк, обмяк и выпустил подушку из рук. Отдышавшись, он вытащил из кармана платок, вытер мокрое лицо.

–  Все?
– спросила Оля.

–  Да, да...
– Он громко высморкался.

Она встала из-за стола, прошла в коридор и стала одеваться.

–  Сейчас...
– заворочался на полу Бурмистров, вставая.

Прошел в коридор, помог Оле надеть плащ и протянул деньги - 125 рублей.

–  Вы тогда забыли взять.

"Помнит...
– Оля взяла деньги и туг же почувствовала и поняла, насколько она важна для этого плюгавого полусумасшедшего человека.
– Сон какой-то..."

–  Извините, Ольга... я... не могу... не смогу вас проводить... пробормотал Бурмистров.

Выглядел он жалко.

–  Тут рядом, - Оля повесила футляр на плечо.

–  Через месяц... прошу вас...
– Он смотрел себе под ноги на зашарканный паркет.

Оля молча кивнула и вышла.

Спустилась в лифте, тупо читая похабные надписи на деревянных дверках, вышла из сумрачного подъезда и направилась к метро.

Стоял пасмурный сентябрьский день. Но дождя не было.

"Пить хочу", - заметила Оля автомат с газировкой.

Подошла. Автомат работал, но стаканов не было. Оля вошла в продуктовый магазин. В мясном отделе толпилась очередь. Послышалась женская брань, кто-то кого-то отталкивал от прилавка. Из очереди выбралась раскрасневшаяся женщина с авоськой. Из авоськи торчали четыре пары желтых куриных ног. Женщина на ходу полуобернулась к очереди и громко произнесла:

–  Курятины ей захотелось! Рвань!