Лошадиный Суп

–  Четыре двадцать, - сразу сказал официант.

Володя протянул пятерку и стал вставать. Сразу встали Оля и Витка. Бурмистров сгорбленно сидел, шевеля мокрыми губами.

–  Дайте пройти, - сказал Володя.

Бурмистров встал, шагнул в проход. Официант протянул Володе сдачу, но тот отрицательно мотнул головой и, взяв Олю за руку, повел к выходу. Витка заспешила следом, усмехаясь и виляя худыми бедрами.

Бурмистров стоял, ссутулясь и глядя в пол.

–  Вам прилечь надо, - коснулся его взмокшей спины официант, окончательно для себя решивший, что у Бурмистрова просто очередная фаза длительного отпускного запоя.

–  А?
– поднял на него глаза Бурмистров.

–  Отдохните, говорю. А вечерком опохмелитесь, - шепнул ему официант.

Бурмистров повернулся и пошел.

В купе Оля забралась наверх, а Витка и Володя внизу обсуждали сумасшедшего Бурмистрова. Четвертый сосед по купе - полный словоохотливый бухгалтер из Подольска - громко спал на нижней полке, приняв пару стаканов "Перцовой" и закусив мелитопольской колбасой.

–  Я даже пиво не допил!
– Володя достал колоду с картами.
– Какая там "Таганка"! Тут просто фильмы ужасов, Хичкок! В умат полный!

–  Оль, я боялась, что ты подавишься!
– Витка возбужденно терла перед собой узкими ладонями.
– Ну, чуваки, ну это я не знаю что! У меня Марик три месяца в дурдоме пролежал, много чего порассказывал, но - такое!

–  Оль, а деньги точно у тебя?
– засмеялся Володя.
– Может, нам это все померещилось? Пиздец какой!

–  Мне кто-то обещал не материться больше.
– Оля смотрела на хромированную ручку в сером потолке купе.

–  Чуваки, а давайте вечерком перед Москвой по второму заходу в ресторацию?
– предложила Витка.

–  И опять он к нам подсядет!
– затрещал колодой Володя.

–  С вечерним тарифом! Полтинник, за поглядку, а?! Ольк, я тебе свою помаду одолжу!

Витка и Володя захохотали так, что бухгалтер перестал храпеть и забормотал во сне.

Оля смотрела в потолок, водя рукой по желтой рифленой поверхности стены.

"Много больных...
– подумала она и зевнула, вспомнив, как с Таней Баташовой случился эпилептический припадок на экзамене по гармонии. Хорошо, что меня не вырвало. Уши у него какие-то... как у мальчишки. Идиот".

Она закрыла глаза и задремала.

Ей приснилось, что она в Кратово, едет на велосипеде брата со скрипкой в футляре за спиной на улицу Чехова к старикам Фатьяновым, разводящим тюльпаны, где дирекция Гнесинского училища организовала Тайное Выпускное Прослушивание, на котором будет Павел Коган; она сворачивает на улицу Маршала Жукова и видит, что во всю длину и ширину улицы пролегает глубочайшая траншея, а на весу по улице проложен монорельс; он сверкает на солнце; "Как же проеду? Я опоздаю!" - с ужасом думает она; внизу в траншее копошится очередь за квасом; "Девушка, тебе надо шины снять!" - советуют снизу. "Как я сниму? У меня нет инструментов!" - холодеет она. "А ты монтера попроси!". Оля подымает голову и смотрит вверх; там, на соснах живут монтеры со стальными когтями на ногах; монтер спускается к ней с сосны. "У нас у всех по два топора!" - говорит он и достает два огромных топора; топоры сверкают на солнце; монтер, крякая, ловко срубает шины с колес велосипеда. "Спасибо!" - радуется она. "Плати!" - загораживает монорельс монтер. "Чем же я заплачу?" - "Жареным мясом! У тебя же мясные галифе! Все лето небось растила!" Оля смотрит на свои ноги в шортах: на бедрах у нее ужасные наросты из жареного мяса. "Стой нормально!" - приказывает монтер и двумя ударами стесывает мясные галифе. "Я из них солонину сделаю! Поезжай, не задерживай, я стрелку перевел!" - кричит монтер ей в лицо; Оля ставит обод переднего колеса на монорельс, отталкивается ногой от земли, едет над бездонной траншеей.

Рывок.

Лязг.

Рывок.

Оля проснулась, вытерла ладонью мокрый рот.

Поезд опять дернуло, и он тихо пополз. Солнце заходило. В купе было душно и пахло колбасой. Володя спал на соседней полке.

Оля встряхнула головой, поправила волосы, посмотрела вниз. Витка спала. Бухгалтера не было.

Оля посмотрела на часы: 19.37.

–  Всего-то...
– зевнула она, спускаясь вниз.

Нашарив босоножки, посмотрела в зеркало двери, потерла лицо, расчесала волосы, дернула ручку. Зеркало поехало в сторону.

В коридоре было прохладней. Два карапуза с хохотом играли в салочки; в соседнем купе шумно играли в домино, слышался бабий голос соседа-бухгалтера.

Оля пошла в туалет. Захлопнув за собой дверь, заперла ее поворотом мокрого винта, ополоснула лицо, приспустила брюки, с трудом вскарабкалась с ногами на унитаз. Бесцветная струйка потекла в испачканную калом воронку.

"Что-то мне снилось... про Кратово...
– начала вспоминать она. Господи, еще три часа пилить... Что-то там про Когана... А! Мясные галифе!"

Она рассмеялась и погладила свое загорелое бедро. Помочившись, провела рукой по гениталиям, собирая влагу, встала, ополоснула руку, застегнулась и еще раз посмотрела на себя в забрызганное зеркало: розовая венгерская майка на бретельках, белокурые волосы до плеч, широкоскулое лицо с карими глазами, синячок над ключицей от Володиного поцелуя.

–  Вот я и в Крым съездила, - произнесла она и открыла дверь.

Прямо за дверью стоял Бурмистров. Оля посмотрела на него без удивления. "Сейчас деньги назад потребует, - нахмурилась она.
– Идиот сумасшедший".

–  Извините, пожалуйста, Ольга, я хотел с вами поговорить... это очень нужно...

–  В туалете?

–  Нет, нет, если хотите, пройдемте ко мне в седьмой вагон... если... или здесь...
– Он шагнул в сторону, пропуская ее.

–  А если не хочу?
– Она вышла из туалета, захлопнула дверь и в упор посмотрела на Бурмистрова. "Это не могло так просто кончиться. Он теперь не отвяжется... слизняк чертов..."

Она вытащила из кармана двадцатипятирублевку, быстро сунула ему в карман рубашки, откуда торчали черные очки и какие-то бумажки:

–  Возьмите и отвяжитесь.

–  Да нет же... нет...
– Опомнившись, он полез в карман.
– Зачем вы...

Оля повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.

–  Умоляю, не уходите!

–  Я сейчас мужа позову, - сказала она и тут же разозлилась на себя за эту малодушную ложь. "Я уже и замужем!" - Чего, чего вам нужно от меня?!

–  Умоляю, умоляю...
– Он заметил ищущего к ним по коридору мужчину. На два слова, пройдемте... ну... вон туда, в тамбур.

Бурмистров не вызывал в ней чувство страха; внутри себя Ольга чувствовала, что этот человек не способен сделать что-то страшное, тяжелое. Но он был просто невыносим.

–  В какой еще тамбур?
– зло усмехнулась она и покосилась на приближающегося мужчину; тот был пошло-усатым, в полосатой пижаме и, мурлыча что-то, нес в руках прозрачный целлофановый пакет объедков. Этот пакет с куриными костями, яичной шелухой и яблочными огрызками словно подтолкнул Олю, и она шагнула к тамбуру. Бурмистров кинулся за ней.

Там было грязно, сумрачно и сильно грохотало.

Прислонившись к прохладной мутно-зеленой стенке, Оля сложила руки на красивой груди и посмотрела на Бурмистрова. Он лихорадочно рылся в нагрудном кармане: