Лоуни
Шрифт:
* * *
Отец Бернард откинул занавеску и налил мистеру Белдербоссу еще немного бренди, но тот не прикоснулся к спиртному. Они молча посидели, потом пожелали друг другу спокойной ночи, пожали руки, и отец Бернард похлопал мистера Белдербосса по плечу.
— Да пребудет с вами мир, — сказал он.
— И с вами также, преподобный отец, — улыбнулся мистер Белдербосс.
Когда он ушел, отец Бернард посмотрел в глубокой задумчивости на дверь, затем прикончил бренди мистера Белдербосса, а также свой собственный и поднялся, исчезнув из моего поля зрения. Я слышал, как он
Я не издал ни малейшего звука, но отец Бернард внезапно обернулся, как будто увидел мой глаз в щелке между досками. Он посмотрел прямо на меня, но затем вернулся к чтению, слегка вздрогнув, когда из-за ревущего за окном ветра лампочка в комнате померкла.
Глава 16
Шторм бушевал вокруг «Якоря» всю ночь, и я несколько раз просыпался и стискивал в руках винтовку. В какой-то момент в предрассветные часы раздался мощный удар, а утром я обнаружил, что двери одного из сараев сорвались с петель и валялись на расстоянии нескольких футов, разбросанные, как игральные карты.
Хэнни уже встал и оделся. Он стоял у окна, поглаживая чучело зайца. Потом поставил зайца на подоконник и приложил пальцы к губа. Он хотел видеть Элс.
— Да, Хэнни, мы пойдем туда сегодня, — сказал я. — Но возможно, что ты не увидишь эту девочку. Тебя могут не пустить.
Он снова поцеловал пальцы. И медленно погладил себя по животу, как делала Элс, чтобы облегчить боль, причиняемую ей движениями младенца.
— Я сказал, мы снова пойдем туда, — повторил я.
Хэнни как будто удовлетворился этим, снова взял зайца и посмотрел через окно на сарай.
— Хочешь пойти посмотреть? — спросил я.
Вокруг никого не было. Когда мы вошли на кухню, Монро поднял голову, и я дал ему галету из тех, что отец Бернард оставил на столе, на случай, если понадобится успокоить собаку. Мне хотелось первым осмотреть сарай, прежде чем туда явятся все любопытствующие.
Мы пересекли двор, протопали по тяжелым деревянным дверям и остановились у проема, где они раньше висели.
Нашим глазам предстал настоящий Ноев ковчег чучел животных — добрая сотня, а то и больше. Там были непроданные, не попавшие в коллекции, незаконченные работы. Топорно сделанные. Бракованные. Холод и сырость сделали свое дело — среди чучел было большое количество сморщенных белок и кроликов. Лоб пуделя провалился внутрь, как сдувшийся мяч. В дальнем углу сарая мы обнаружили велосипед-тандем, на котором сидели два облезлых шимпанзе. Трогать их не было у нас ни малейшего желания, поэтому мы принесли швабру и столкнули их вниз. Они окоченели, как будто были намертво заморожены, свалились на пол, по-прежнему ухмыляясь, руки их походили на когтистые лапы.
С потолка свисали десятки птичьих скелетов — какие-то виды ястребов, стянутые за лапки и оставленные истлевать. Почему бывший хозяин «Якоря» не набил чучела и из них тоже, было непонятно. Может быть, не успел, потому что умер, но их было так много, и способ, которым они были подвешены, сильно напоминал тот, каким были растянуты на заборе обнаруженные моим братом заяц и крысы.
Хотя пол был усыпан костями и перьями, трупный запах, что удивительно, не чувствовался, поскольку воздух свободно входил и выходил через щели в деревянных дверях и сквозь зарешеченное окно под потолком в дальней стене. Под ним стоял комод, на поверхности которого виднелись следы сапог — чучельник вставал на него, чтобы выглядывать в окно. Рядом на полу, почти полностью скрытые под
пылью и паутиной, валялись стреляные гильзы. Наверно, чучельник стрелял отсюда, хотя кого он хотел убивать — было непонятно. Ястребов, вероятно, когда они вылетали из леса.— Посмотри, что там, в ящиках, Хэнни, — попросил я и лязгнул ручкой, чтобы брат понял.
Он взялся за верхний ящик и резко дернул. Из открытого ящика брызнули во все стороны пауки, стремясь укрыться в темных углах. Внутри были десятки старых гаечных ключей, покрытых ржавчиной.
— Давай следующий, — сказал я.
И там мы нашли то, что я надеялся найти. Под тонкой хлопчатобумажной тканью лежало множество коробок с патронами. Хэнни хотел было потрогать их, но я дернул его за рукав.
— Дай, я займусь ими, — сказал я и открыл первую коробку.
Патроны были в металлической обойме, острые и холодные.
— Ты никому не должен говорить, что они здесь, Хэнни, — приказал я. — Это секрет. Мы их перенесем в дот, когда пойдем к Стылому Кургану.
Брат уставился на патроны, и я плотно закрыл ящик.
* * *
Наконец пришли все остальные, они бродили среди животных с любопытством или отвращением.
Мисс Банс остановилась в дверях, не желая входить внутрь.
— Ужас! — возмутилась она. — Бедненькие!
Дэвид положил ей руки на плечи и увел в сторону.
— Вполне прилично выглядит, представьте, — объявил отец Бернард, кивая на велосипед-тандем, на котором ездили шимпанзе.
Мы с Хэнни сумели вытащить его из сарая и прокатить по двору. Шины продырявлены, механизм передач был изъеден ржавчиной, но в целом вряд ли понадобилось бы много усилий, чтобы привести велосипед в рабочее состояние, и отец Бернард протестовал совсем чуть-чуть и только по поводу одежды, которая запачкается, после чего сходил к фургону за ящиком с инструментами.
Вскоре он уже возился на кухне с перевернутым велосипедом, поставленным на старые газеты, и раскладывал рядышком шестерни и части механизма передачи. Его обычно тщательно приглаженные волосы растрепались и падали на глаза. Сидя на коленях с гаечным ключом в руке, он был полностью в своей стихии: возиться с гайками, шурупами и прочими промасленными железяками было для него делом гораздо более привычным, чем отпускать грехи.
Мать досадовала, суетилась вокруг и наконец остановилась над нами, скрестив руки на груди.
— Мальчики, — заявила она, — вы, может быть, позволите преподобному отцу позавтракать? Дел предстоит слишком много, чтобы можно было потратить целый день на возню с этой рухлядью.
— Ничего страшного, миссис Смит, — улыбнулся отец Бернард, — мне приятно вернуться к одному из любимых занятий моей юности.
Мать негодующе посмотрела на его черные руки и пятна машинного масла на лице, как будто была готова в любой момент плюнуть на салфетку и начать оттирать с него грязь.
— Что ж, еда на столе, преподобный отец, — сказала она. — Мы подождем, когда вы сможете прочитать благодарение.
— A-а, начинайте без меня, миссис Смит, — попросил отец Бернард. — Я малость задержусь — надо смыть масло с рук.
— Все равно я предпочитаю делать все как положено, преподобный отец, даже если придется есть остывшую еду.
— Как вам будет угодно, миссис Смит.
Отец Бернард посмотрел на Мать с любопытством. Впоследствии я часто вспоминал его выражение лица, когда осмысливал произошедшее. Думал о том, что оно означало. Что отец Бернард не сумел скрыть в тот момент. Что он на самом деле думал о Матери.