Ловцы душ

– Гарантии? – спросил я. – Если на самом деле ваш враг окажется еретиком или богохульником, то я прибегну к авторитету Святого Официума и поставлю его перед судом инквизиции. Вот единственная гарантия. А если он невиновен по законам Церкви... – я пожал плечами. – Тогда это уже не моё дело.

– Вы... вы... – он заикался. – Дадите мне немного времени на раздумье? Не знаю, как и когда я смогу собрать...

– У вас есть столько времени, сколько хотите, – перебил я его, вставая. – А теперь извините. Долг зовёт.

– Где мне вас искать? – Он сорвался с места, испугавшись, что уходит, наверное, единственный человек, который заинтересовался его скучной историей.

– Я живу в таверне «Под Быком и Жеребцом», – ответил я – В случае чего, спрашивайте владельца. – Я махнул ему рукой на прощание и отодвинул занавеску эркера.

Мне было интересно, настолько ли дворянин в отчаянии, чтобы выложить немалую сумму на оплату моего расследования. Если он решится, это будет означать, что либо он неисправимый склочник, либо на самом деле в доме Рейтенбаха происходят странные вещи. Только это могло и не иметь ничего общего с ересью. Маркграф мог быть человеком строгим, таинственным, окружить себя лишь горсткой избранных людей. А такого, как правило, подозревали, что он скрывает страшные тайны. Может, он просто не любит, когда лезут в его частные дела? И когда все интересуются, с какой из молодых дворянок он кувыркается в спальне? Так или иначе, я не думал, что когда-нибудь ещё увижу дворянина со смешными усами. Наверняка рано или поздно он смирится с потерей отпрыска и, возможно, даже возьмётся за ум, заключив выгодный договор с маркграфом. В конце концов, для каждого отца добродетель дочери является лишь товаром на продажу, в то время как Матиас Хоффентоллер неосторожно позволил украсть этот товар вместо того, чтобы выторговать за него самую высокую цену.

* * *

Честно говоря, я успел уже забыть о Матиасе Хоффентоллере. Во-первых, я не придал особого значения разговору с ним, во-вторых, ежедневная напряжённая работа на ниве спасения человеческих душ слишком утомительна, чтобы обременять память лишними воспоминаниями и размышлениями над маловажными вопросами. Впрочем, человек, которому наибольшую радость приносит преклонение перед алтарём, с трудом понимает простые страсти, движущие обычными людьми. Поэтому, когда дворянин вошёл в эркер, в котором я как раз завтракал (вернее, пытался что-нибудь проглотить, с трудом преодолевая тошноту, вызываемую одним воспоминанием о прошлой ночи), в первый момент я его даже не узнал. Тем более что он подстриг торчащие усы и выглядел теперь чуть менее комично, чем во время предыдущей встречи.

– Садитесь, садитесь. – Сделал я приглашающий жест рукой, когда вспомнил, с кем имею дело.

Я заметил, что на его грудь вернулась цепочка, а на пальцах у него было четыре золотых кольца с большими глазками драгоценных камней, которые, казалось, игриво поглядывают на меня и говорят: «Мы можем стать вашими, уважаемый Мордимер». Я опустил глаза, ибо не хотел, чтобы соблазн оказался сильнее любви к покою. По крайней мере, не так сразу...

– Трактирщик, вина! – Крикнул Хоффентоллер и хотел было подкрутить правый ус, но лишь провёл пальцем по щетине, которая от него осталась.

Свет утреннего солнца отразился в жёлтом камне, вставленном в одно из колец на руке дворянина.

– Потише, пожалуйста, – попросил я, подумав о том, что вино пойдёт мне на пользу.

Что ж, я знавал медиков, утверждавших, что благородный напиток смешивается с содержащимися в организме жидкостями, образуя спасительный бальзам. Но прошлой ночью этот бальзам пытался выплеснуться у меня из горла, в связи с тем, что у меня его, наверное, уже было предостаточно, и я вовсе не чувствовал, чтобы он пытался меня спасать. Возможно, что это напиток был не столь благороден, как я думал... Хотя, со всем смирением должен вам признаться, любезные мои, что с определённого момента я не помнил всех событий прошлой ночи так хорошо, как хотелось бы. Я не мог вспомнить даже слов одной весьма модной провансальской песни, хотя помнил, что её с огромным успехом распевал один из братьев-инквизиторов. Он стоял в это время голым на столе, с вставленным в задницу хвостом копчёной щуки, и изображал игривую русалочку. Это зрелище казалось мне гораздо более смешным вчера вечером, чем сегодня утром. Ну да ладно, в конце концов, как я когда-то сказал, инквизиторы были людьми суровыми, я же был самым угрюмым из них.

– Если вы захотите отправиться в путешествие, – сказал без предисловий Хоффентоллер, – я готов оплатить ваши услуги.

– Вам это ещё не надоело? – Проворчал я. – Сколько уже прошло времени? Месяц?

– Тридцать шесть дней, – уточнил он, а я покивал головой, ибо, как видно, память у него была лучше, чем у меня.

– И зачем вам это? – Я вздохнул. – Вы не знаете, что «согласие строит, несогласие разрушает»?

– Честь. – Лицо дворянина налилось краской, как будто его вот-вот хватит удар. – Может быть, вы не понимаете этого, извините за смелость, но только мы, старое дворянство, ещё помним о требованиях чести...

– Вы были бы удивлены. – Я не почувствовал себя оскорблённым, поскольку его поведение было типично до скуки. – Но если такова ваша воля, я поеду в поместье маркграфа и всё разузнаю. Однако, сами понимаете, что в наши непростые времена нужно защищаться от непредвиденных превратностей судьбы. – Я был удивлён, что так легко нахожу слова, несмотря на бушующую в голове бурю. – Поэтому я попрошу у вас сразу всю обещанную сумму, а потом мы рассчитаемся за остальные расходы.

Он медленно кивнул головой и, если такое вообще возможно, покраснел ещё больше.

– Вы мне не верите, – сказал он с явной обидой в голосе.

– Я верю в Господа, и этого мне достаточно, – ответил я весёлым тоном.

* * *

Я раздумывал, каким образом попасть в замок маркграфа. И решил, что лучше всего будет отправиться в путешествие и просто попросить Рейтенбаха о гостеприимстве. Благороднорождённые, как правило, не испытывали пиетета перед служителями Святого Официума (возможно, им кололо глаза наше смирение, скромность и нежелание мирских утех), но я не думал, чтобы кто-то отказался приютить инквизитора, находящегося на официальном задании. В конце концов, лучше было стиснуть зубы и сделать хорошую мину при плохой игре, чем обидеть Инквизиториум. Мы не были, однако, людьми мелочными, и если кто-то ясно показывал нам, что не хочет получать удовольствия от нашего общества, то мы покидали его дом, сохраняя это событие в смиренной памяти. Так уж обычно происходило, что обиды, причинённые Официуму, росли в наших сердцах, словно чёрные цветы, и рано или поздно приходило время, чтобы вырвать эти цветы с корнями. Я решил, что в путешествие возьму Курноса и близнецов. Во-первых, я должен был время от времени давать им что-то заработать, во-вторых, их помощь и способности могли пригодиться в замке маркграфа. К счастью, все трое пребывали в Хез-Хезроне. Курнос работал как специалист в области определённых заказов у одного ростовщика, имеющего многих недобросовестных должников и, как я слышал, собрал довольно большую коллекцию мизинцев. У близнецов как раз закончился шестинедельный срок заключения в нижней башне, который они получили за драку за картами. Я разузнал, где сейчас живёт Курнос, и зашёл в его жилище. Мой товарищ сидел перед кувшином вина в алькове таверны и тормошил вертящуюся у него на коленях гибкую молодку. Но как только увидел меня, согнал девушку шлепком по тощему заду.

– Мордимер! – Воскликнул он с неподдельной радостью. – Красной альгамры! – приказал он разглядывающему нас трактирщику. – Только поживее, ублюдок!

Курнос выглядел не как Курнос. Он был весь в чёрном шёлке, а на всех пяти пальцах правой руки у него были такие большие кольца, что он мог бы использовать их в качестве оружия. Настоящего, прежнего Курноса, можно было, однако, узнать по широкому бугристому шраму, уродующему его лицо, и по запаху, который царил в алькове. Как видно, мой соратник в прежних путешествиях изменил предпочтения в одежде, но не изменил привычек, касающихся ванны.

– Здравствуй, Курнос, – сказал я искренне. – У меня есть разговор, так что давай перейдём в твою квартиру.

– Наверх принеси! – Крикнул Курнос трактирщику. – Раз, два! Все-таки выдрессировал скотину. – Он посмотрел на меня. – Как он ко мне в первую ночь опоздал с вином и девкой, так я его повесил до утра за ноги под потолком. Доктору пришлось ему потом одну отрезать, – усмехнулся он. – Может, хочешь эту малышку, Мордимер? А может, жену трактирщика? У неё та-а-акие... – Он обрисовал руками дуги.

– Нет, нет, пойдём к тебе, повеселимся потом. Знаешь, как говорят, Курнос. Делу время, потехе час. Нужно отличать одно от другого.

Квартира Курноса состояла из двух комнат, во второй я заметил небольшую нишу, отделённую от помещения бурой занавеской.

– Я вижу, ты неплохо выглядишь, – начал я. – Я слышал о какой-то коллекции мизинцев...

– Ха! – сказал он и подошёл к занавеске. – Смотри, Мордимер. Я приказал их закоптить, – пояснил он. – Смотри, что я сложил.

В голосе Курноса была столь огромная гордость, что я послушно заглянул за занавеску. На столе стоял довольно аккуратный домик с двумя башенками, целиком построенный из отрезанных у должников мизинцев. После копчения пальцы значительно уменьшились, но я явно видел суставы и побронзовевшие ногти.