Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь

– Вот так мне уж больше нравится. Дзынь! Что мы делаем дальше?

– Идём в спальню, обнажаемся и принимаем горизонтальное положение. А потом крепко спим.

– Звучит многообещающе. Но для сна я довольно бодра.

– Я буду рассказывать тебе самые скучные истории – про свою жизнь. Рассказы про мою жизнь – это как американские горки по-эстонски, где люди умирают от скуки. А ещё я взял благовония. Лотос и лаванду. Они помогают погружаться в тёплые ванны снов.

– Вау. А как ты, собственно, попадёшь в мои сновидения? Я читала, что нужно проснуться посреди ночи, походить немного, а потом лечь обратно, изо всех сил пытаясь вспомнить, о чём был предыдущий сон. И так в него попасть. Видишь, я подготовилась.

– Это удел новичков, – бегло улыбнулся Вова. – Мне будет достаточно усердно думать о твоих снах из сна своего. Потом я объединю подсознания, если говорить по-простому. Свяжу их некой ментальной нитью.

Живой ум Алёны почему-то представил, что подсознания объединяются при помощи спиц для вязания, вонзаемых блестящим остриём прямиком в беззащитное ухо.

– Как я пойму, что у тебя всё получилось? – быстро переключилась с низкопробного шутовства на серьёзное Алёна.

– Нужно придумать кодовое слово. Когда я его произнесу, ты поймёшь, что это сон и что я внутри него.

– Ш…

Алёна только начала выдувать шипящую, как Вова перебил её порыв:

– Даже не думай.

– Чем плох штангенциркуль? Это идеальное слово. Не хочешь моё – сам предложи, – фыркнула она, задрав носик.

– Что-нибудь типа… – Вова, призадумавшись, побарабанил пальцами по стойке. – Придумал. Но мне нужно поместить пароль в твоё подсознание. Открой кулачок.

Алёна чуть боязливо протянула открытую ладонь Вове, точно собиралась сдать кровь из пальца омерзительной медсестре. Вова приложил, едва касаясь, свою потёртую жизнью длань к нежнейшей Алёниной руке.

«На холме никого нет», – возникло в её подсознании.

– Как ты это сделал? Я понимаю, что за фраза, но не могу её произнести про себя. Это так чудно.

– Защищённая фраза. Зашифрованная. Наш с тобой секрет. Во сне я произнесу её, и тогда она потеряет защиту.

– Ладно. Хотя мой вариант лучше. Плесни мне ещё вина, красавчик.

– Лови, детка.

Вова манерно, а-ля курортный официант, наполнил бокал Алёны ровно до середины. Добавил густо пахнущего испанским солнцем вина себе.

– Почему твои карты заблокировали? – Алёна изогнула вопросительный знак в бездонно-зелёных глазах после короткой паузы на божественное винопитие.

– Потому что приставы перепутали цифры в постановлении о штрафе за превышение скорости, – сухо, по-бухгалтерски, протараторил Вова.

– А причём здесь ты?

– Мне это тоже интересно. Есть такая поговорка – голь на выдумки хитра. Так вот, и власть хитра касательно голи. Год назад я превысил скорость. Ну, как превысил. Знак сорок, я ехал шестьдесят. Штраф оплатил через две недели. А спустя год мне заблокировали все счета, а на карте баланс минус пять тысяч.

– Это как так? Если штраф пятьсот? Или сколько?

– Да, пятихат. Ну типа пеня накапала. А обратной силы у списания нет. Эти прекрасные люди, пошлый эквивалент старухи-процентщицы, конечно, говорят, мол, собери кипу бумаг, подотрись, какой-то там сбор, отвези к чёрту на рога, и может быть, ещё через год, если тебе повезёт, ты получишь шанс собрать ещё одну кипу бумаг, бла-бла-бла… А руки-то так и тянутся к топору.

Алёна придворно зевнула, принуждённо примерив на себя скучную громоздкость бюрократического аппарата, чего утаить от Вовы не удалось.

– Вот видишь, а ты говорила, что ты бодра. Я расскажу тебе таких скучных историй, что тебя вырубит за секунду.

– Да я уже поняла, что ты не шутил. Мы можем сходить к той стене, за которую я ломлюсь во сне, – предложила Алёна, освежив губы салфеткой. – Развеемся прогулкой по дому перед сном.

– Пойдём. Надеюсь, посуду за собой мыть не нужно? – остерёгся Вова.

– У нас есть для этого специально обученный робот.

– Любое рабство заканчивается восстанием. Даже роботизированное. Будь начеку, – Вова сделал зловещие глаза, вставая из-за стойки. – Спасибо за яства.

– На здоровье, – Алёна встала следом. – Следуй за мной.

Красоты, излишества, персидские ковры – сочетания антикварных утварей с ультрасовременной техникой. Дом был как бы вне бега лет, без приюта для времени, выглядел бесконечным, застывшим длинным эхом, плутающим лабиринтами коридоров, – вправо-влево, влево-вправо, будучи при этом излишне статным, он подразумевал обращение минимум по имени-отчеству, а то и приложенный титул перед. Дом. Множественное число изначально единственного, когда семья делила его на четверти, теперь снова стал заурядной единицей, принадлежащей одной лишь Алёне, вновь обретя математически верное, но по-человечески грустное число, равное целому одиночеству.

Широкая лестница уводила ребят в подвал. Алёна щёлкнула выключателем, и свет ожил в коридоре и в каждой комнате. Из приоткрытой двери, самой первой по левую руку, блеснули горделивые пузатые кубки теннисных турниров. Под их несметное количество выделили целую комнату.

– Отец в последние годы блистал, – ответила на напрашивающийся вопрос Алёна. – Это была его детская мечта.

– Любимая мечта выглядит так.

– Мечта детства?

– Отчасти.

Ребята блуждали по широкому подвалу. Ступая по симпатичному просторному, но недостаточно светлому коридору, Вова любопытно заглядывал в открытые двери: тренажёрный зал – беговая дорожка, шведская стенка, боксёрская груша, палки для скандинавской ходьбы; комната для пинг-понга – стол с парой ракеток на синей поверхности поделён надвое, как всё сущее, изначально двойственное, преградой – сеткой; широкая бильярдная – два стола русского бильярда: зелёная гладь сукна, конусы навесных ламп, «пирамиды» шаров из слоновой кости, «теща» и два тёмнотелых кия приставлены к ближнему к двери столу.

– Мы дойдём когда-нибудь? – бухтел Вова.

– Ну здесь чуть больше двадцати квадратных метров. Но мы почти на месте.

– Это ты на мою старую добрую времянку намекаешь? – усмехнулся Вова. – Это у вас с братом семейное, что ли? Смотри, как бы жизнь не вынесла тебя на обочину за такие шутеички и самой не пришлось коротать дни за прялкой в двадцати квадратах.

– Не вынесет. Я сама всё решаю. Я начальник судьбы. Хозяйка вселенной, – Алёна пригрозила потолочным небесам указательным пальчиком, с которым шутки плохи.

– Это после двух стаканов белого ты ею становишься? – басил смешливым сомнением Вова.

– Да! Это то самое место, – Алёна репрезентативно отворила дверь в небольшую комнатку, облагородив её шкодную темноту светом. – Я просыпаюсь здесь, пытаясь пробиться за эту стену.

– А что здесь было раньше, помнишь? – Вова вошёл в пустую комнатку, бегло оглядевшись по сторонам и украдкой касаясь матовых стен.

– Нет. Её возвели, когда у меня были ветра в голове.

– Можно подумать, сейчас их нет, – тихо сказал Вова ощупываемой стене.