Lover In Low Light

— Я пойду домой, — предупреждает в шутку Лекса, — а ты будешь страдать на этом морозном свидании так, как захочешь.

— Нет, ты не пойдёшь, — сказала Костиа, видя, что девушка блефует. — Здесь слишком холодно, чтобы ты пошла домой самостоятельно.

— Правда.

— Я удивлена, как ты выживала здесь так много лет, — Костиа, посмеиваясь, тычет в живот Лексе. — Ты же ненавидишь зиму.

Лоб Лексы на мгновение поморщился, и вспышка до боли знакомого чувства пронеслась в её груди. Это поразило её так быстро и так сильно, что она резко втянула ртом ледяной воздух, мгновение раздумывая о том, чтобы сказать «здесь холодно», но так этого и не сделала.

Здесь прекрасно. Эти слова бросились в её сознание как логичный ответ на её собственные слова. Лекса почти слышала их. Она почти ожидает, что они пронзят воздух в любую секунду, но этого не происходит. Не происходит, потому что сейчас не тогда, а Костиа — не Кларк.

Прокашлявшись, Лекса вместо этого произносит:

— Да, так и есть.

Когда Костиа вдруг остановилась, Лекса врезалась в неё и прищурилась, отгоняя подальше воспоминания, застилающие разум. Девушка повернулась к ней и улыбнулась, показывая на дверь красивого здания с большими окнами, которые позволяют увидеть огромное пространство, украшенное картинами и рисунками, оно набито людьми.

— Это здесь!

Лекса не потрудилась прочитать слова на вывеске здания над дверью, лишь позволила Костии протащить себя через дверь в долгожданное тепло. Пожилой человек встречает их у дверей и предлагает взять у них сумки и пальто, пока девушки осматриваются. Лекса взяла билет, который он ей дал, когда они снимали верхнюю одежду. Брюнетка заталкивает билет в карман своих брюк.

Поток людей в галерее, видимо, движется по часовой стрелке, так что она и Костиа продвигаются влево и смотрят на первую часть композиции. Они видят рисунок тела женщины в профиль, нарисованный ручкой. Женщина придерживает живот одной рукой. Она беременна. Другой рукой она держится за шею. Это простой, но элегантный рисунок, и Лекса находит его прекрасным. Костиа, кажется, не так поражена им. Она тянет девушку к следующей работе.

Двадцать минут спустя они уже стоят у коллажа с живописью, который охватывает девять небольших полотен квадратной формы. Каждое отдельное полотно заполнено частями цветов, но если посмотреть на них в целом, они создают образ женского рта. Губы слегка приоткрыты, и язык выглядывает между абсолютно белых зубов.

— Это неимоверно, — говорит Костиа, и Лекса кивает, делая глоток шампанского, которое ей предложил один из официантов. — Думаю, мне нравится живопись больше, чем рисование.

Лекса ухмыляется и сухо констатирует:

— Да, я заметила, что ты уже на третьем рисунке оттащила меня к следующему после тридцатисекундного просмотра.

— Я люблю цвета, — ответила Костиа, кусая губы и улыбаясь. — Картины кажутся более живыми, словно изображение сейчас начнёт двигаться.

— Это заставило бы многих голых женщин двигаться тут, — поддразнила её Лекса, и Костиа громко засмеялась, после чего приложила руку к губам и начала озираться, наклонив голову.

— Тут однозначно много голых женщин на этих картинах, — согласилась она после того, как приглушила свой смех.

— Ну, не то чтобы я жаловалась, — отозвалась Лекса, и Костиа ухмыльнулась.

— Ещё бы ты жаловалась.

Лекса закатила глаза и взяла Костию за руку, после чего мягко потянула её к следующей композиции.

***

Ступая в помещение вместе с Кларк, Рэйвен скрестила руки на груди и вздохнула:

— У меня нет ручной “конфетки”*.

— Ты сама конфетка, Рэйвен, — Кларк засмеялась. — Тебе не нужны никакие дополнения. Я уже видела как минимум пятерых разных людей, которые глазели на тебя вместо моего искусства.

— Это правда, — сказала Рэйвен и развернулась к Кларк, чтобы выдать едкую усмешку. — Я так плохо действую на твою карьеру. Почему ты продолжаешь звать меня?

Кларк усмехнулась и покачала головой:

— Ты знаешь, что эта галерея принадлежит мне ровно столько же, сколько и тебе. Ты здесь всё строишь и переделываешь пространство под каждую мою новую выставку. Мы обе здесь художницы.

С драматическим вздохом Рэйвен сказала:

— Ты просто подарок, Кларк. Жаль, что у меня нет твоей тайной копии, чтобы всё время стоять у меня за плечом и помогать взращивать моё эго.

Они стукнулись плечом о плечо, смеясь до упаду, и, отдышавшись, Кларк сказала:

— Это не было бы слишком жутко.

Когда они смолкли и вновь воцарилось молчание, обе просто некоторое время смотрели на то, как люди прогуливаются по галерее и обсуждают работы. Наконец, художница тихо произнесла:

— Рада, что ты со мной.

Рэйвен не смотрит на неё, но Кларк видит боковым зрением мягкий кивок и слышит бормотание:

— Всегда, Кларк, — вздохнув, Рэйвен спросила мгновение спустя: — Где Коллинс?

— В туалете, думаю, — пожала плечами Кларк. Она не видела Финна уже пятнадцать минут. — Или, наверное, накинулся на мини-бар.

Рэйвен собирается рассмеяться, но отвлекается, когда взгляд её устремляется в центр комнаты. Она подталкивает локтем Кларк, указывает и говорит:

— Похоже, у тебя наклёвывается несколько потенциальных покупателей на гигантскую тоску, — она прокашлялась, — то-есть картину.

— Грубо, — отреагировала Кларк, не отрывая взгляда от двух женщин, разглядывающих её картину в главной части комнаты. Сердце блондинки забилось быстрее. Мысль о продаже картины кажется болезненной, даже мучительной, но Кларк знает, что не должна держать её у себя. Она должна уйти.

Ей нужно отпустить эту работу.

— Думаю, я должна пойти и поговорить с ними, — сказала она, хватая бокал шампанского у проходящего официанта.

Рэйвен кивает, тихо говоря вслед девушке, когда Кларк двигается в сторону центральной части комнаты:

— Эта картина стоит три тысячи долларов, Кларк! Не дай им уйти с полными карманами!

***

То, как Костиа резко выдыхает в изумлении, пугает Лексу, отвлекая внимание девушки от какой-то картины, на которую брюнетка смотрела. Костиа только что привела её в эту часть комнаты.

— О мой бог! — тихо восклицает она, подзывая к себе Лексу и всплёскивая руками. — Это невероятно.

Огромное полотно занимает большую часть стены. Оно закреплено и защищено стеклянным экраном. Лекса сперва обращает внимание на детали: смешение оттенков чёрного и белого; то, как тени спускаются по телу женщины, то, как слабый жёлтый свет проникает в окно; забота, с которой было изображено дыхание на стекле. Это — потрясающая картина, в которой отразился весь кропотливый труд настоящего мастера. Но что-то кажется знакомым. Каждая часть кажется знакомой, родной. Лекса отходит на пару шагов, чтобы посмотреть на работу во всей её полноте, и сердце готово разорвать рёбра, горло настолько сжимается, что она чувствует, будто не может дышать.