Loving Longest 2

— Амариэ, — Финрод, наконец, нашёл в себе силы заговорить об этом, — нас всех обманывали. Вчера дядя Ингвэ сказал мне, что на самом деле Финвэ убил дядя Финголфин. Мой отец Финарфин знал об этом, но дяде Феанору, наверное, никто не успел об этом сказать. Это ужасно, но это можно понять…

— Как? — сказала подошедшая к ним Нерданэль. — Как это можно понять?!

— Скорее всего, Финарфин и Ингвэ догадались, что это Финголфин совершил убийство, только после Исхода нолдор. Но если бы они поняли это раньше и рассказали бы всем, то непременно нашлись бы такие, кто не поверил бы в виновность Финголфина. Здесь, в Амане началась бы братоубийственная война между сторонниками Феанора и Финголфина. Пострадали бы все, не только нолдор, но и ваньяр; в любом случае пострадали бы и тэлери. Ваньяр вынуждены были бы принять сторону Финголфина из-за родства с Индис и Эленвэ, тэлери — из-за моей матери Эарвен. А сторонники Феанора были лучше вооружены и лучше подготовлены к войне. Страшно подумать, что случилось бы. Я думаю, что… — Финрод остановился, подбирая слова, — что если кто-то из Валар знал правду, если кто-то видел, как на самом деле погиб Финвэ, то он — или она — мог бы умолчать об этом, чтобы избежать самого страшного и сохранить дружбу между тремя Домами нолдор. Они просто позволили убийце уйти, решив, что для всех будет лучше, если нолдор последуют в Средиземье за Морготом, дабы сражаться с ним и спасти от его козней детей Илуватара.

— Но откуда всё это узнал Ингвэ?! Финголфин не мог этого сделать! — воскликнула девушка.

— Ингвэ говорит, что Финголфин потерял в Форменосе в тот день свой шарф; потом там ещё нашли его фонарик. Кто-то отравил собаку Келегорма и там же нашли тарелку из дома Финголфина.

— По мне, так слишком много всего, — проворчала Нерданэль.

— Финдарато… — Бледные щёки Амариэ стали тёмно-розовыми от волнения; она нервно водила вверх-вниз рукой по своей толстой тёмно-золотистой косе, распушив её во что-то вроде лисьего хвоста. — От кого-то другого ты что-то об этом слышал? Или это всё рассказал тебе Ингвэ?

— Нет… не всё, — Финрод взял её за руку. — Понимаешь, это всё началось с того, что я говорил с майа Тилионом. Он сказал мне… В общем, Финвэ был убит тем, кто был одет в серебристо-розовый плащ, а ведь Финголфин тоже носил такой, и…

— Финдарато, это всё не может быть правдой! — воскликнула Амариэ. — В этом плаще в тот день была я!

Ошарашенный Финрод сел на скамейку.

— Ч…ч...что?

— Конечно, это она была в плаще, я это тоже видела! — воскликнула Нерданэль.

— Тётя Нерданэль, ты о чём?.. — Финрод подумал, что сейчас потеряет рассудок. «Наверно, я не Финрод… С Финродом такого просто не может быть. Наверно, родители были правы и я никакой не возрождённый эльф… Я просто сумасшедший».

— Послушай, — сказала Амариэ. — Ты был в гостях у Тургона и его жены, у него дома, правильно? А я с твоими братьями была в гостях у Финголфина. Я заговорилась с Анайрэ, и вышла последней. На улице шёл дождик и немного похолодало, а я была в совсем лёгком летнем платье. И Финголфин подошёл ко мне и надел на меня свой серебристый плащ. Предложил проводить до дома, но я отказалась. Ты говорил про тарелку, да?.. — Амариэ вздохнула. — Я остановилась на углу у статуи, и увидела, что уже после меня из дома вышел твой отец. На нём был его плащ, такой же, розово-серебристый и… Финголфин дал ему с собой яблочный пирог. На своей синей тарелке. И твой отец сказал ему: «Я думаю, всё будет хорошо. Может быть, увидитесь уже завтра утром».

— Нет, — Финрод слегка рассмеялся. — Нет, Амариэ. Я просто не понимаю, о чём ты говоришь.

— А я понимаю, — сказала Нерданэль. — Видимо, именно это и пытались скрыть от тебя родители. Финдис, наверно, думала, что ты всё поймёшь, если встретишься с Финарфином сейчас.

— Я думаю, — сказала Амариэ, — что касается Ингвэ и Финдис… то есть того, почему они не выпускали тебя из дому, то дело совсем в другом, но сейчас мы говорим об убийстве. — Её голос слегка дрожал, но она держала себя в руках. — Финдарато, я столько ждала тебя. Теперь я говорю тебе то, из-за чего ты меня, наверно, возненавидишь, но я не могу иначе. Я не могу думать, что Финголфина обвиняют в таком.

— Я верю тебе… то есть верю в то, что ты видела… но Амариэ, ведь Финголфин всё равно мог на следующий день поехать в Форменос. Он, может быть, взял плащ Финарфина, раз ты ему не вернула, или…

— Нет, Финдарато, я его вернула, в том-то и дело, — вздохнула Амариэ. — Я пришла к ним домой рано утром. Дверь была открыта. Я заглянула и увидела, что Анайрэ и Аракано завтракают на кухне, а Финголфина нигде не видно. Я подумала, что он может быть на заднем дворе; обогнула дом, и увидела, что он в дорожном тёмном плаще идёт к задней калитке. Я пошла за ним. Не знаю почему, но я постеснялась его окликнуть. Он вышел в проулок за домом, ты, наверно, помнишь его: он круто спускается к берегу реки, туда, где проходит северная дорога из Тириона. Финголфин спустился вниз. Я тоже спустилась — не до конца, внизу улица совсем крутая. Я не стала окликать его и остановилась, думала, что он скоро пойдёт обратно. Но он стоял там, совсем один в своём синем плаще на перекрёстке. Потом снова пошёл дождь. Он всё время смотрел на дорогу. Я тогда поняла: когда Финарфин сказал «может быть, завтра», он имел в виду, что, может быть, или Феанор заедет сюда из Форменоса по пути в Валимар раньше, до праздника, и с ним можно будет поговорить, или, скорее, всё-таки приедет Финвэ, и Финголфин ждёт там своего отца. Я там стояла очень долго, он всё время был там. У него не было лошади и он не собирался никуда уезжать — просто ждал… Я потом вернулась к дому, с трудом, конечно. Я тихо оставила плащ в прихожей и ушла. Думаю, ни Анайрэ, ни Аракано меня не заметили. Финголфин не мог убить Финвэ.

— Но может, он потом?.. — спросил Финрод. Губы у него внезапно пересохли, и он их с трудом разлепил.

— Финдарато, чтобы доехать в Форменос, вернуться в Тирион и поехать с семьёй в Валимар, Финголфин должен был выехать глубокой ночью, — покачала головой Нерданэль. — Уже то, что Амариэ его видела утром, подтверждает его невиновность. И я видела, как Амариэ идёт в дом Финголфина. Она говорит правду.

— Я должен поговорить с отцом, — сказал Финрод. — Я не понимаю. Не понимаю.

— Ты действительно надеешься, что у него найдётся, чем оправдаться? — спросила Нерданэль. — У милого маленького Ингалаурэ, который всегда так хотел всем угодить? То-то он никому не показывается и из дома не высовывается. Я его уже лет пятнадцать не видела.

— Вот это не поэтому, Нерданэль, — сказала Амариэ. — Это из-за их сына.

— Какого? — удивлённо спросила Нерданэль. — Финдарато? Но ведь он же говорит, что с ними ни разу не встречался…

— Нет, Нерданэль, самого младшего, — пояснила Амариэ, — того, который родился через полгода после Исхода.

— Что?! — потрясённо спросила Нерданэль. — Не может быть! Ты что-то путаешь… хотя тебе, конечно, виднее…

— Так ты его тоже пару раз видела, — сказала Амариэ. — Это такой невысокий юноша с очень длинными золотистыми волосами и в ваньярских браслетах. Финарфин всем говорил, что он менестрель из ваньяр, который тронулся умом после того, как его невеста ушла с войском Финголфина.

— Но почему они никому ничего не рассказали? — спросила Нерданэль. — Так это его воспитывала Анайрэ?

— Думаю, да, она, — ответила Амариэ. — Они про него вообще посторонним ничего не говорили, да и мне объяснили, кто он такой, очень неохотно. Финарфин сказал, что у мальчика действительно не всё в порядке с головой потому, что он был во чреве матери как раз в то время, когда свершились такие злодеяния — убийство Финвэ и гибель Деревьев. Я с ним почти не общалась. Он мне не показался невменяемым. Очень тихий, со мной разговаривал на ваньярине — у него вообще-то и когда он говорил с нолдор, был ваньярский выговор: Финарфин, по-моему, упоминал, что его учили в доме Ингвэ. Всё время сидел и читал книги о морях, путешествиях и растениях. А потом пропал. Примерно в то время, когда исчезла Анайрэ. Из слов Финарфина я поняла, что он нашёл способ бежать в Средиземье; может быть, Анайрэ каким-то образом подбила его на это. Ты с ним не встречался, Финдарато?..

— Может быть. Наверно, встречался. Встречался, — с трудом выговорил Финрод. — Как… как они его назвали?

— Не знаю, — сказала Амариэ. — Твой отец не говорил, как его зовут. Наверно, раз он какой-то не такой как все, ему нельзя было дать хорошего имени. Он даже когда мы вместе обедали, не писал его имя на карточке…

«Гвайрен, — подумал Финрод. — Гвайрен. Я назвал его Гвайрен, Ветреный. Он любил это имя».

Амариэ замолчала. Она с тревогой смотрела на Финрода. Нерданэль молча подала ей руку, постелила свою толстую куртку на каменную скамейку и помогла Амариэ сесть, подобрав её костыли.

— Он мне сказал, что его зовут Гватрен. «Тень». — Финрод, не отрываясь, смотрел на каменную резьбу на ступенях пристани. — Я тоже не знал, как его зовут.

Финрод вспомнил, как однажды сидел вот так на террасе небольшого деревянного дома, в котором жили его младшие братья в Дортонионе. Они все были за одним столом: он, Ородрет, Аэгнор и Ангрод. У него в руках была булочка с начинкой из зелени, у Ородрета сладкий пирожок с земляникой. Ангрод вспомнил какой-то смешной случай из своего детства про то, как дедушка Финвэ учил его стрелять из лука. Ородрет раньше про это не слышал и так расхохотался, что надавил на пирожок и начинка вытекла на стол. Сам Финрод тоже смеялся; он посмотрел в сторону и вдруг увидел, что на нижней ступеньке крыльца сидит в тени старого куста сирени, свернувшись в почти незаметный клубочек, Гвайрен. Финроду стало неловко перед братьями за то, что он привёл его с собой и тот остался здесь, присутствуя при этой чисто семейной встрече; он даже хотел сказать Гвайрену, чтобы он уходил. Но тот смотрел на них всех такими влюблёнными глазами (он не смеялся, когда смеялись все, просто робко улыбнулся), что Финрод не смог нарушить этот момент для него, не смог его прогнать.