Ловушка для «Осьминога»

Марина, узнав о случившемся, бросила клиентку – девочки доделают! – схватила такси и помчалась в больницу.

Когда Матти Бьернсон звонил Марине, она все уже знала. Смерть Брониславы Иосифовны подкосила дочь, и ее в это время отхаживали в больнице, куда незадолго до этого поступило бездыханное тело матери.

V

Майору Колмакову о случившемся стало известно от академика Колотухина.

Колмаков должен был побеседовать с Василием Дмитриевичем о некоторых сотрудниках института, относительно недавно принятых на работу. Согласно анкетным данным, ничего предосудительного за ними не числилось, но оставались некие нюансы, которые мог прояснить только сам директор, тем более что кое-кто из специалистов был принят по его личной рекомендации.

Дело это было весьма тонким и деликатным. Уже сам факт того, что иксом или игреком интересуется че­ловек, которому поручена защита НИИэлектроприбора от происков разведывательной службы потенциального противника, мог насторожить любого руководителя.

Василий Дмитриевич принял Колмакова в комнате отдыха, которая примыкала к его служебному кабинету, усадил в кресло и принялся готовить чай, пообещав некую необычную комбинацию заварки.

За чаем, когда интересующие майора моменты прояснились наилучшим образом и видя, что времени достает, Колмаков спросил академика по поводу неустойчивости полураспада радиоактивных элементов, о которой говорил ему Андрей.

– Вас тоже это зацепило? – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Хотя я и не ядерщик, но, как говорит­ся, сермяжную правду в предостережении писателя-фантаста усмотрел. Математические расчеты, которые Владимир Савченко приводит в «Штормовом предупреждении», верны. Впрочем, другого попросту быть не может, он брал их из официальных таблиц. Я передал эту работу в президиум Академии наук, приложив собственную записку. Дело серьезное… Как знать, не существует ли определенной глобальной критической массы для накопленных на планете ядерных материалов? Что, если мы подойдем к этому пределу, за которым неизбежно атомное самовозгорание, вселенская ядерная реакция?

– Вы не исключаете такую возможность? – обеспокоенно спросил Колмаков.

– Не исключаю, – жестко ответил академик. – Джинна мы выпускать умеем, но вот загонять его об­ратно в кувшин не научились. Мирный чернобыльский реактор лавинообразным скачком за четыре секунды увеличил мощность в сто раз – и вырвался из-под контроля. А что тогда говорить о пятидесяти тысячах атомных зарядов, ждущих рокового часа? Надо избавляться от ядерного оружия! И как можно скорее…

– А за океаном стремятся вывести его в космос, – задумчиво проговорил Колмаков.

– Не вам объяснять, что в первооснове этих намерений – суперприбыли, на которые рассчитывают аэрокосмические концерны. Заказы по «стратегической оборонной инициативе» обеспечат этим фирмам процветание на тридцать – сорок лет. А с другой стороны, проект «Высокая граница» – это завоевание космического пространства, откуда янки угрожали бы всей планете. Нынешней СОИ ведь предшествовал проект БАМБИ, выдвинутый офицерами ВВС и отвергнутый по иници­ативе Джона Кеннеди в шестьдесят втором году министром обороны Робертом Макнамарой. Авторы БАМБИ не угомонились и в восемьдесят втором выдвинули эту самую «высокую границу». По ней ультраконсервативный «фонд наследия» провел собственное исследование, подтолкнув тем самым президента Рейгана на обнародованную им в марте восемьдесят третьего «Стратегическую оборонную инициативу». Такая вот история вопроса.

– Но ведь каждый здравомыслящий ученый понимает абсурдность попыток прикрыться космическим зонтиком от сотен баллистических ракет! – воскликнул Колмаков. – Не говоря уже о том, что другая сторона не будет сидеть сложа руки.

– Разумеется, – вздохнул Василий Дмитриевич. – И не сидим, как вы уже знаете… Опасность ведь прежде всего в качественном скачке вооружений. И вот еще что. Представьте: эта гигантская электронная система создана и размещена в космическом пространстве. Она управляет лазерами с ядерной накачкой, пучковым, динамическим и прочими экзотическими видами оружия. Строго закодированными сигналами эта ма­хина управляется самостоятельно, без вмешательства человека, ибо сроки реакции настолько сокращены, что люди просто не в состоянии предпринять какие-либо действия, времени не хватит. И вот в пику этой системе появляется вторая, не менее глобальная, обладающая собственным сводом засекреченных сигналов. Она тоже следит за ракетами, которыми может вы­стрелить противная сторона, тоже управляет электронными пушками, противоракетами и еще всякой всячиной. Но любая комбинация оружия и электроники нестабильна, во всякой системе возможны технические накладки. И тогда.

– Тушите свет, – невесело улыбнулся Колмаков. – И каждому по белой простыне.

– А вот допустите такую фантастическую возможность: оба ракетно-ядерных щита сработаны безукоризненно, – сказал академик. – Обе невероятно слож­ные системы действуют в режиме самообучения и самопрограммирования, постоянно совершенствуясь, эволюционируя. Тогда качественно новым скачком в развитии будет их контакт между собой. Два искусственных интеллекта объединятся в одно электронное целое, уже совершенно неподвластное людям – их первона­чальным творцам И тогда сбудутся самые мрачные предсказания фантастов: электронный разум сочтет излишним существование на планете разума человеческого.

– И это реально, Василий Дмитриевич?

– Вполне. Вторая моя профессия – компьютерная техника. И как специалист могу утверждать: этот про­гноз находится в пределах возможного уже в наши дни. Поэтому люди должны знать и об этой стороне опасности, которую несут человечеству программы звездных войн.

– Какой трагический парадокс, – горько усмехнулся Колмаков. – Люди не в состоянии договориться между собой, а созданные ими электронные монстры потенциально открыты для таких союзов.

– Поэтому мы так активно и протестуем против космического ядерного противостояния, – сказал академик. – Экономически эта бредовая идея нас не так уж измотает, как надеются за океаном. Мы ведь не собираемся повторять придуманную американцами трехслойную ПРО. У нас уже готово эффективное противоядие. Сейчас я вам покажу, Николай Иванович, кое-какие…

Низкий зуммер переговорного устройства не дал академику закончить фразу.

– Извините, Василий Дмитриевич, нарушаю вашу просьбу не беспокоить, – произнес голос Нины Григорьевны. – Но звонит Андрей. Нечто срочное…

– Давайте Андрея, – сказал Колотухин-старший. – Извините, Николай Иванович… Слушаю тебя! Что?! Какое несчастье… Ты где сейчас? Хорошо, оставайся на месте, посылаю за тобой машину. Советую заехать домой и захватить Пелагею Кузьминичну. Она поможет на первых порах. Машину не отпускай, может быть, придется съездить куда, хлопот будет много. Если что – звони мне. Я буду на работе. Действуй, сынок. И передай Марине мое искреннее соболезнование…

Василий Дмитриевич повернулся к майору Колмакову.

– Умерла Бронислава Иосифовна. Сердечный приступ, – сказал он.

VI

С моря дул сильный ветер.

Еще вчера такая славная, солнечная погода, какой и положено быть к началу бабьего лета, сменилась хмаревой свинцовостью неба, с которого то и дело сыпался мелкий, въедливый дождик.

Привыкшие к подобным перепадам таллинцы надели плащи и раскрыли над головами зонтики. Но зонтик удобен только для пешеходов, и то если у них одна из рук свободна от сумок и авосек. А когда работаешь в порту, разгружаешь и грузишь пароходы, тут уже попросту не обращай на погоду внимания.

Только вот мало дождя, еще и сильный ветер и никак не удается прикурить. Три спички извел бригадир докеров Герман Пикк, а потом все же пришлось укрыться от ветра в длинном узком коридоре, образованном двумя рядами грузовых контейнеров, предназначенных к погрузке на бельгийский ролкер «Жан Картье».

Герман Пикк прикурил сигарету, в который раз подумал, что надо кончать с этой дурной привычкой, затянулся раз, другой и стал разворачиваться, чтобы покинуть укромное местечко. И тут ему показалось вдруг, что он слышит стон.