Ложь и прощение

Глаза веи увлажнились. Мне показалось, что она вот-вот пустит слезу. Однако щеки её остались сухими.

Матушка учила, что с больными нужно разговаривать, чтобы они не думали о дурном. Хороший лекарь лечит не только тело, но и разум. Пусть исцелить душу мы не способны, зато можем даровать временное облегчение, покой, который так необходим при хвори.

— Мы справимся, — ответила я, возвращаясь к снадобьям. Откупорила нужную бутылочку, желтая смесь забурлила, вспенилась, как бывало всегда, когда внутрь попадал воздух, затем вверх взлетели мелкие золотистые искорки. В нос мне ударил типичный для настойки запах: коренья лопуха, рябина, чешуя острозуба, кровь виверны. В идеале кровь должна быть драконьей, но её нынче не сыскать. Дракон-то у нас остался один и делиться телесными жидкостями он не намерен.

Склонилась, чтобы добавить последний ингредиент с северных земель — цветок Богини Здравии. Его всегда хранят отдельно, если смешать сразу — лекарство за год или два утратит полезные свойства.

— Готово. — Заткнула склянку пробкой и кивнула сама себе. Все сделано верно. — Принимать нужно по одной трети чайной ложки раз в сутки с одним временным промежутком. Этого вам хватит на месяц, затем нужно обратиться к любому лекарю, обладающему достаточными знаниями. — Посмотрела на вею, имени которой не знала до сих пор. Выглядела она очень тоскливо. Точно что-то терзало её сердце уже не один день. И я последовала матушкиному совету. — Вы её найдете. — Коснулась легонько морщинистых пальцев.

Женщина поджала губы, мотнула головой.

— Ты не понимаешь. Я сделала нечто ужасное. Она меня не простит. Никогда не простит. Но я должна… должна…

Я понимающе улыбнулась.

— Извиниться? — Порой люди творят отвратительные и страшные вещи. Не все можно простить, не все можно исправить. Но она может попытаться, чтобы войти в Обитель перерождения без тьмы за душой. — Любой может оступиться. Вы сожалеете, верно? А раз так, она вас хотя бы выслушает. Всем предстоит пройти в другой мир. Вы же пока живете в нашем, значит, можете попробовать что-то изменить.

Вея закрыла веки, на миг сжала подушечки моих пальцев. Касание было настолько кратким, казалось, оно мне почудилось. Когда она взглянула на меня, я прочла на лице благодарность.

— Надеюсь, ты права.

Прислужница смотрела пристально, словно одним прикосновением её госпожу испачкали в чем-то грязном. Она явно желала, чтобы мы скорее покинули особняк. И я заторопилась, боясь разозлить её еще больше. Протянула склянку вее и поклонилась.

— Нет! — Вдруг рявкнул Джо, выхватил лекарство и убрал в карман. На него уставилось сразу трое. Кто с недоумением, кто с разочарованием, а кто с осуждением. Он прокашлялся и пояснил: — Оно испорчено.

— Что? — спросили мы разом.

Я не понимала, в чем дело. Снадобье не могло быть испорченным. Оно нормально пахло, выглядело. И ведь не зря казалось, что с Джо что-то не так. Не мог же он подмешать дополнительный ингредиент.

А если мог? Существует всего несколько таких, что не имеют ни аромата, ни вкуса, не влияют на визуальные свойства лекарства. Живот скрутило. Суть в том, что все эти ингредиенты чрезвычайно ядовиты. И лишь одно не оставляет следов.

— Испорчено. Приношу извинения, поищите другого лекаря. Мы уходим, — гаркнул и схватил меня за руку. Грубо, сильно. Потянул за собой под причитания позади, а я послушно шла, ощущая, как краски отливают с лица, как зуб на зуб не попадает, ведь догадки одна страшнее другой.

Мы вылетели из особняка, понеслись по улицам слишком стремительно. Так, будто нас преследовала разъяренная виверна. Я спотыкалась о собственные ботинки, протестующе мычала, однако парень все равно тащил меня вперед. Замер лишь тогда, когда добрались до лавки, а за спинами хлопнула входная дверь.

Я остановилась, качнувшись вперед на носках, подняла голову впервые с момента, как мы бросились наутек, и уставилась ему в затылок. Смотрела то на взъерошенные короткие темные пряди, то на линию напряженных плеч. Будто искала ответ на не озвученный вслух вопрос. И его не находила.

Ступила осторожно, точно к прокаженному, обошла стороной, заглянула в глаза. Джо натянул на лицо безразличную маску. Однако нервозность у него скрыть не получилось.

— Зачем? — протянула я, замечая, как дрогнул голос, как тоненько он прозвучал. — Что сделала тебе та вея? — Мне сложно поверить в то, что у него с этой милой женщиной были личные счеты.

Он изогнул губы в кривой усмешке, сощурился и сделал шаг вперед. Может, надеялся запугать, избавиться от моего общества. Но у него не вышло.

— Возможно, потому что я нечисть? — прошипел Джо сквозь зубы.

Я нахмурилась, а затем ощутила нарастающую злость. Мы только наладили контакт. Наладили, чтобы что? Разругаться в пух и прах при первой возможности? Если бы он только пожелал, веи уже не было бы в живых, ведь я не заметила подвоха!

Мне впервые захотелось его ударить. Стукнуть так, чтобы все уловки растерял!

— У тебя был шанс, и ты его упустил, — процедила жестко, задрав подбородок, уверенная в своей правоте. — Так что прекрати нести чушь и признавайся. Зачем? Она же обратилась к нам за помощью. Помощью, Джо! — Мой голос сорвался вновь. Я охватила его ладони своими, сжала легонько, чувствуя, что готова толи закричать, толи разреветься. — Ты же помнишь, что значит наше дело для других, для нас самих? Мы лечим. Лечим! Не вредим, — прошептала последние слова, сдерживая порыв, взглянула на него и поджала дрожащие губы. Нечто вроде сожаления мелькнуло в его глазах и пропало. Он сбросил мои руки, они повисли вдоль тела, задев гладкую ткань юбки.

— Ты лечишь, — отозвался он, отстраненно глянув поверх моей макушки. — Я же только отбираю. — Такая боль отразилась на его лице, что у меня защемило сердце, его кольнуло иглой раз, затем два. Затем снова.

— Но это неправда! — возразила я, вновь приближаясь в надежде, что не отошлет прочь. — Ты же помнишь…

Он оборвал речь, слова замерли на кончике языка, так и не произнесенные.

— Правда, Софи! Всегда ею было! И не смей. Ооо… не смей меня жалеть, — зарычал Джо, отступив на шаг назад. — Мне не нужна твоя жалость. Держись от меня подальше. Целее будешь. — Отвернулся, словно так я не могла увидеть его эмоции. Но я видела: дрогнувший кадык, когда сглотнул резко слюну; подрагивающие кончики пальцев. Видела и раздражалась пуще прежнего. Обида и ярость накатывали волнами, щеки кололо как от мороза, уши же наоборот пылали.

Подошла к нему, занесла руку и ударила прежде, чем успела обдумать. Раздался громкий хлопок, на мужской щеке остался заметный отпечаток моей ладони. Зрачки Джо расширились, глаза распахнулись в удивлении, верхняя губа дернулась вверх.

— Никогда так больше не делай. Не говори мне, что я должна, а чего не должна. Это не тебе решать. Ясно? Мне не пять лет, чтобы закрывать рот всякий раз, как кому-то не нравится то, что я говорю. Даже если ты нечисть. И что? Это означает, что у тебя не было причины подмешать в зелье яд? Или то, что человек на такое не способен? Исчадие тебя разрази, мне нужно понять! Я пытаюсь тебя понять! Но как это сделать, когда ты меня отталкиваешь?! — Договорила и застыла, тяжело дыша.

Взгляд Джо скользнул по моей грудной клетке, переместился на шею, губы, остановился там на миг. И дышать стало отчего-то еще тяжелее, точно за окном не осень поздняя вовсе, а жаркое лето, когда от духоты желаешь спрятаться в темный и сырой подвал.

— Ты такая дура, Софи, — хрипло прошипел парень, а затем шагнул навстречу. Его лицо склонилось ко мне так близко, что воздух вовсе выбило из легких, как магией перекрыло дыхательные пути.

— Что ты… — на выдохе начала говорить я, но меня оборвали чужие губы. Мягкие и настойчивые.