Ложь, которую мы произносим
Шрифт:
«А потом со мной связался старый друг. Помнишь, однажды вечером в винном баре мы говорили про первую любовь?»
Я почти слышу девичье хихиканье Оливии.
«Я рассказывала тебе о том красивом французском парне, который был у меня когда-то, – сыне друзей семьи. И как я поискала его в интернете и оказалось, что он толстый и лысый, а за плечами у него два брака».
Почему я знаю, что будет дальше?
«Так вот, он прислал мне сообщение
Оливия причинила мне такую боль. Но теперь я могу ее понять.
«У меня никогда раньше не было такой подруги, как ты. И никогда больше не будет. Мы с тобой связаны, Сара. Каждая из нас знает, каково это – ради детей прожить столько лет не с тем мужчиной. Пожалуйста, приезжай. А пока, я надеюсь, с тобой все в порядке в том ужасном месте.
Посылаю тебе море любви,
Очень похоже на Оливию. Всегда выживет. Но она права. Мы были связаны друг с другом все эти годы, пока растили детей.
Подобная дружба длится вечно. Я хочу увидеть ее снова. И, возможно, так и сделаю.
А потом, спустя неделю или около того, приходит еще одно письмо, написанное красивым почерком с завитками, от женщины по имени Мэриголд.
Я читаю его ночью на своей узкой кровати.
В первой строке сразу переход к сути:
«Возможно, ты меня не помнишь.
Я узнала кулон, который был на тебе на одном из снимков. Для меня она сделала такой же из ракушек и витражного стекла. Такой своеобразный стиль!»
Что?
«Твоя мать была моей лучшей подругой. Мы с ней познакомились в школе искусств – твой отец учился на том же курсе. Позже мы с несколькими друзьями создали группу, чтобы делать собственные украшения и продавать картины.
Ты была первым ребенком, родившимся в коммуне! Никогда этого не забуду. Когда ты родилась, мы все собрались вокруг, скандировали, пели и хлопали в ладоши. Твоя мама сделала меня крестной. Мы не были людьми церкви, но я очень серьезно относилась к своим обязанностям. Показывала, как сажать семена кабачков, когда ты была совсем крохой».
Не поэтому ли у меня появилось такое знакомое чувство, когда я занялась садом Глэдис? Слова вызывают смутное воспоминание о женщине с золотистыми волосами из моего детства. Но не более того.
«Я хочу, чтобы ты знала: твоя мать очень тебя любила. Но она была молода, и никто из нас не был настолько ответственен, насколько следовало бы. Я уговорила ее пойти на свидание той ночью, когда она умерла. Она хотела остаться с тобой, но я сказала, что ей нужно немного взрослых развлечений для разнообразия. Если бы я этого не сделала, она, возможно, не погибла бы в той ужасной автокатастрофе. Мне очень жаль. Все это стало таким страшным потрясением. Никогда не забуду твое растерянное личико, когда я пыталась объяснить, что мама не вернется. Я умоляла социальную службу позволить мне воспитывать тебя».
Подруга моей матери хотела меня забрать? Мои глаза наполняются слезами.
«Но они не сочли меня подходящей кандидатурой. Поэтому отправили тебя к тете. Я пыталась поддерживать связь, но она не отвечала на мои письма. Я часто думала о тебе, дорогая Сара».
Я проглатываю огромный комок в горле. Слова Мэриголд звучали так прекрасно! Если бы только ей позволили забрать меня, моя жизнь могла бы быть совсем другой.
«Не знаю, разрешено ли это в тюрьме, но прилагаю пару фотографий. Ту, что побольше, сделали, когда мы все отправились в путешествие на острова Силли. Это было такое приключение! Нас пригласили выставить там несколько наших картин – все расходы были оплачены».
Теперь еще один кусочек головоломки встает на место.
«На самом деле у меня до сих пор есть пейзаж с изображением острова Треско, который подарила твоя мама. Я отдам его, когда тебя освободят».
Фотографии лежат внутри конверта, значит, сотрудники тюрьмы ничего против них не имеют. Я вынимаю снимки по одному за раз. На первом – пара. Чутьем угадываю, что это мои родители. Мама очень светлая и одета в длинное кремовое платье из марли. У папы мои черные как смоль волосы, и выглядит он словно молодой Элвис Пресли в джинсовой куртке. Судя по их взглядам друг на друга, они безумно влюблены. Я впервые вижу, как же выглядел мой отец; так как он ушел после моего рождения, в моем сердце всегда зияла дыра. Другая фотография поменьше. На ней ребенок чуть старше Мэтти. Я это знаю, поскольку помню, как мама делала этот снимок. «Улыбнись, – сказала она мне. – Покажи свою прекрасную улыбку».
На обороте наклонным почерком сделана пометка карандашом.
«Моя милая маленькая девочка. Как же мне повезло!»
И вот тут я плачу. Потому что письмо Мэриголд – доказательство того, что когда-то давно меня любили. По-настоящему любили.
Глава 66
Письмо Мэриголд изменило все.
Дало мне корни. Пробудило воспоминания, до сих пор висевшие паутиной на задворках разума. Позволило начать прощать себя. Много ли шансов у ребенка, осиротевшего в таком возрасте? И никто не сказал, что я для кого-то важна. Конечно, есть люди, у которых старт в жизни был еще хуже, а они не совершили моих ужасных ошибок. И ничто и никогда не вернет Эмили.
И все же по какой-то необъяснимой причине я чувствую, как мной начинает овладевать покой.
Я спрашиваю преподавательницу рисования, получится ли у нее сделать копии фотографий, чтобы я смогла отправить их Фредди. Мы с ним регулярно переписываемся, хотя из-за проверок пересылка тюремной почты может занимать до трех недель. В его следующем ответе привычное беспокойство обо мне и удивление по поводу письма.
«Это важно и для Мэтти, – пишет он. – Я хочу, чтобы она знала свою семейную историю».
В письме Фредди есть еще кое-что: «Мне написал Стив. Он говорит, что ты с ним не видишься. Пожалуйста, подумай еще раз, мам».
Я не могу. Мне слишком стыдно. Я предала хорошего, доброго человека. Была ему почти что неверна. Скрывать свое прошлое так же плохо, как обманывать. В моем случае, возможно, и хуже.
Затем мой взгляд падает на следующую фразу Фредди.
«Он пишет, что хочет сказать тебе что-то важное».
Так что в следующий раз, когда поступает запрос на посещение от Стива Летера, я соглашаюсь, хоть и не без опасений.