Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Миллиарды людей погибли. Это случилось так давно, что Вселенная уже не помнила о них, и никто даже не заметил трагедии. Но внутри искусственного. сильно сжатого объема их раса сохранилась. Приключение еще не закончилось. Один из пассажиров захотел послушать историю Саймона Блоха, и он рассказал, от начала и до конца, остановившись только тогда, когда уже нечего было добавить, наслаждаясь восхищенными взглядами и почтительным молчанием.

Потом он обернулся и посмотрел в другую сторону.

Этот звездный корабль появился в тот момент, когда погиб весь большой мир, и яростные вспышки Солнца отбросили его в глубокий космос. На борту корабля собрались уцелевшие из многих миров, после многих трагедий – последняя крепость, не покорившаяся неизбежности. Теперь народы галактики должны были сойтись в финальной битве, но Блох не любил заглядывать далеко вперед.

В межгалактическом мраке и холоде виднелась манящая полоска атмосферы и чахлое солнце – спасительный остров, на котором мудрые выжившие могут предпринять вторую попытку достичь совершенства.

Многие люди глубоко задумались бы, узнав, что они направляются в такое место.

Некоторые даже испугались бы.

Но нет, только не Блох.

Гвинет Джонс Марсианский пастырь

Гвинет Джонс – одна из самых известных английских писательниц своего поколения, лауреат премии Джеймса Типтри-младшего за роман «Белая королева» («White Queen», 1991), который поднимает гендерные проблемы в научной фантастике. За роман «Дерзкий, как любовь» («Bold as Love») она получила премию Артура Кларка и две Всемирные премии фэнтези (World Fantasy Award) – за рассказ «Принцесса травы» («The Grass Princess») и сборник «Семь сказок и басня» («Seven Tales and a Fable»). Другие ее произведения: романы «Северный ветер» («North Wind»), «Пыльца» («Flowerdust»), «Планы спасения» («EscapePlans»), «Священная стойкость» («DivineEndurance»), «Кафе „Феникс“» («Phoenix Caf'e»), «Замки из песка» («Castles Made of Sand»), «Безкамня» («Stone Free»), «Полночный светильник» («Midnight Lamp»), «Кайрос» («Kairos»), «Жизнь» («Life»), «Вода в воздухе» («Water in the Air»), «Влияние железного дерева» («The Influence of Ironwood»), «Обмен» («The Exhange»), «Дорогой Хилл» («Dear Hill»), «Спрятанные» («The Hidden Ones») и «Радужный мост» («Rainbow Bridge»), а также более шестнадцати молодежных романов, опубликованных под псевдонимом Энн Халам (Ann Halam). Ее рассказы печатались в «Interzone», «Asimov’s Science Fiction», «Off Limits», в других журналах и антологиях и были объединены в сборники «Идентификация объекта: сборник рассказов» («Identifying the Object: A Collection of Short Stories») и «Семь сказок и басня» («Seven Tales and a Fable»). Она автор критического исследования «Деконструкция звездолетов: научная фантастика и реальность» («Deconstructing the Starships: Science Fiction and Reality»). Из недавних ее произведений – научно-фантастический роман «Призрак, или Принцесса спящего леса» («Spirit: or The Princess of Bois Dormant») и два сборника: «Квартет Буонаротти» («The Buonarotti Quartet») и «Вселенная вещей» («The Universe of Things»), У Гвинет Джонс есть сайт: http://homepage.ntlworld.com/gwynethann/ . Живет она в Англии, в городе Брайтон, с мужем, сыном и кошкой бирманской породы.

В рассказе «Марсианский пастырь» на фоне реалистичного описания колонизированного Марса она поведает нам жутковатую историю, которая, возможно, не более чем сказка о привидениях – а может быть, и нет.

Преподобный Боааз Ханаахаан, первосвященник Всемогущей Пустоты, и юный алеутский авантюрист, отзывавшийся на имя Конрад, были единственными временно проживающими на Старой станции в Баттер-скотче. Встретившись на пути из Оппортунити, они стали проводить вечера вместе, наслаждаясь бокалом-другим превосходного купажа «Планет-близнецов» из запасов Боааза в уютной приватной гостиной. Странная получилась пара: массивный шет, чья серая шкура собиралась в тяжелые величественные складки на черепе и над бровями, и юный бессмертный – с головы до плеч его спускались гладкие пряди волос, черные глаза по обеим сторонам темного пространства носа мерцали озорством. Но алеут, хоть он и никогда не доживал до старости – такое не в его характере, – за множество своих жизней накопил немалый запас разнообразных знаний, а Боааз был пожилым священником с разносторонними интересами и живым взглядом на мир.

Постоянные жители Баттерскотча – их насчитывалось около сотни – редко заглядывали на Старую станцию. Обычными ее клиентами были надзиратели шахт – они приезжали из пустыни на грузовиках с жилыми фургонами, и всякий мог услышать, как они мирно пьянствуют в баре. Боааз и Конрад переглянулись, безмолвно согласившись не участвовать в вечернем веселье. Местные вели себя достаточно дружелюбно, но почти все марсианские колонисты были людьми и никогда не покидали привычное пространство. Шахтеры встречали всего несколько инопланетян и верили в то, что межзвездный транзит Буонаротти – опасная новинка, которая никогда не приживется. Ведь подобные беспокойные увлечения очень утомляют.

– Боюсь, что я напугал детей, – пророкотал Боааз.

Алеут мог вполне сойти за безносого человека с покатыми плечами. Шет был безволосым и впечатляюще мощного телосложения, но его руки – вот что в первую очередь отличало его от людей. Для Боааза было естественным, что у него два набора пальцев: одни толстые и мозолистые, чтобы толочь и растирать, другие – тонкие и гибкие, для более точных движений. Обычно скрытые на запястьях складками, тонкие пальцы выныривали из-под них, чтобы взять, к примеру, стилус или воспользоваться столовыми приборами. Боааз видел, как молодые люди уставились на это зрелище и отшатнулись с вытаращенными глазами…

– Перестань называть их детьми, – заметил Конрад. – Им такое не нравится.

– Не думаю, что в этом все дело. Молодежь всегда занимается физическим трудом и работает в обслуге, таковы законы природы. Я просто называю их так, как принято на их языке.

Конрад пожал плечами. Некоторое время они молча изучали свои экраны. В зале воцарилась уютная тишина. Боааз рассмотрел перечень «достойных дел», отправленных ему Колониальньши социальными службами Оппортунити. Перечень его не впечатлил. Они просто накидали туда что попало: случайных людей, которые не вписывались в общие рамки, хотя вряд ли имели серьезные проблемы.

Что еще более досадно, один из этих людей, оказывается, жил в Баттер-скотче.

– Тут есть одна женщина, ее подозревают в сумасшествии, – проворчал он вслух. – Ее лечили? Похоже, что нет. Варварство. «Посещала Сперанцу… Вероисповедание неизвестно…» Какой смысл мне об этом сообщать?

– Возможно, они думают, что ты захочешь обратить ее в свою веру, – предположил Конрад.

– Я никого не обращаю! – потрясенно воскликнул Боааз. – Если неверующий прихожанин пожелает, чтобы я сопроводил его в Бездну, он сам даст мне знать. Я не занимаюсь уговорами! Я внес свое имя в список наряду с другими священнослужителями Марса. Если мои услуги как священника понадобятся при рождении, совершеннолетии, союзе или смерти, я буду счастлив их предоставить, и этого достаточно.

Конрад беззвучно рассмеялся – как делают все алеуты.

– Не беспокой свою паству, и она не побеспокоит тебя! Похоже, у тебя отличная ненапряжная должность.

«Не всегда, – с сожалением подумал старый священник. – Иногда приходится совсем нелегко!»

– Я бы об этом не беспокоился, Боааз. Марс – колония. Она управляется планетарным правительством Земли, а они помешаны на сборе информации о невинных незнакомцах. Когда они не могут найти ничего интересного, им приходится это придумывать. К примеру, на меня у них огромное досье, я сам его видел.

Земля – местное название для могучего соседа Красной планеты, мира, который во всей остальной Диаспоре знали как Синий.

Боааз появился на Марсе, чтобы позаботиться о заблудших душах. Конрад – как он сам говорил – был просто туристом. Скорее всего, он врал – недаром же люди собрали на него настолько обширное досье, – но Боааз не собирался лезть в чужие дела. У древней расы алеутов была не то собственная религия, не то и вовсе никакой. И пока Конрад не выказывал никаких признаков страдания, его грехи не касались Боааза. Старый шет открыл бутылку, поместил ее в держатель, глубоко вздохнул и вернулся к экрану на глазном яблоке, который мог видеть только он сам. Файл социальной службы с любопытной информацией по «Джевел Изабель» снова был перед ним. Очень, очень странно. Опасаясь понять что-то неправильно, Боааз открыл словарь и еще раз тщательно проверил значения слов, которые и так отлично знал.

«Злобная», «старуха», «безумная»…

Позже, уже готовясь ко сну, он осмотрел несколько превосходных скальных образований, украшающих двор станции. Они обещали хороший улов. Из ископаемых в округе добывали только железную руду для внутреннего рынка, которая стоила достаточно дешево, но Боааза не волновала коммерческая ценность: он коллекционировал редкие минералы. Эта его страсть послужила едва ли не самой веской причиной из тех, по которым он прибыл в Баттерскотч: тот располагался на краю самого древнего и интересного марсианского ландшафта. Сказать по правде, Боааз относился к своему обширному викариату как к забавной прелюдии перед честно заработанной пенсией. Он не ожидал, что его обязанности будут обременительными. Но свою работу он выполнял добросовестно, и шутки Конрада задели его.