Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

— И что с этим, по–вашему, делать? — спросил я.

Он ухмыльнулся, демонстрируя золотые зубы.

— Идти и пристегнуться, сэр.

Он снова нырнул в каюту Коса, чтобы вернуть хрустальный шарик на место. Нет смысла без нужды тревожить моего подозреваемого номер один.

Я впервые попал в Пузырь, и, честно говоря, было страшновато. Я уже пристегнулся к койке, когда явился запыхавшийся Моралес и забрался наверх.

Мы лежали и ждали. Он начал жаловаться:

— Вот именно поэтому я не пошел в Космическую Службу, хотя им достаются все сливки, а Безопасности — все дерьмо. Я не хотел покидать старую знакомую вселенную, понимаешь? Кому угодно будет достаточно одной вселенной.

— Я с тобой, дружище. Приехали, что уж.

Это было все равно что оказаться на вершине стометровой горки в парке аттракционов, разве что в уши не орала горстка впавших в истерику посетителей. Было то же самое чувство, что мои внутренние органы отстали и никак не могут догнать тело, а воздух покинул легкие и унесся ловить мой последний ужин.

Свет лампы на потолке преломился, словно под лучом прошла призма. У меня было странное ощущение, что все вокруг сразу покраснело, позеленело, посинело, пожелтело, приобрело какие–то немыслимые оттенки: зелено–красные, черно–лиловые. Потом все успокоилось, мои кишки скользнули обратно в брюшную полость, воздух наполнил легкие, а цвета вернулись к более или менее нормальному диапазону волн. В то же время все вокруг замерло.

Полная, абсолютная тишина. Машины заглохли. Генератор темной энергии, который организовал нам этот скачок, затих. Мы превратились в баллистический снаряд, летящий по инерции — никакой вибрации во всем огромном корабле. Мы путешествовали на какой–то невообразимой скорости относительно родной вселенной через пространство, в котором скорости не существует, потому что двигаться можно лишь относительно чего–то, а в Пузыре больше ничего нет. Короче, мы стояли неподвижно и одновременно мчались, наверное, в десять раз быстрее света.

Попробуй себе представить такое. Я не могу.

Я почти не пострадал — разве что кровь носом пошла. Она стекала по лицу, реагируя на псевдогравитацию. Но, наверное, гравитацию на миг отключали — несколько капель, отплывших от меня идеальными алыми сферами, внезапно сплющились и шлепнулись на палубу.

Я услышал, как Хесус со стоном сел. Дал ему понять, что со мной стряслось, и он протянул мне лед, завернутый в полотенце, чтобы приложить к носу. Ожидая, пока кровотечение остановится, я начал прокручивать в голове улики и в какой–то момент пробубнил:

— 3-знашь, Фефуф, я фуф потумал…

— С ума сойти. И что?

Я еще подождал, потом отложил измазанное кровью полотенце и сказал:

— Про Зайца. Есть лишь два места на «Жукове», которые мы не обыскивали.

Он подумал немножко и сказал:

— Каюта генерала и…

Понимаешь, великие умы работают сходным образом. Где и скрываться Большому 3, если не в каюте генерала, ныне пустующей? Он легко мог проскользнуть туда, пока Кос прятался у себя.

— Давай начнем оттуда. Если ничего не найдем, посмотрим то, другое место.

На случай, если Заяц таки затаился под кроватью старого ублюдка с малокалиберным в руке, Моралес позвал Чулалонгкорна — которого мы оба называли просто Чу — низенького кривоногого парня с обсидиановыми глазами и смертоносными ногами и руками каратиста. Мы выбрали оружие в арсенале и принялись обшаривать покои генерала буквально по кубическому сантиметру.

Мы весьма много узнали о нашем прежнем командире, во всяком случае, больше, чем я хотел бы знать. Кроме бренди, который мы все поглощали в изрядном количестве, мы нашли целую коллекцию мемокубов. По большей части они содержали официальные документы и мирно пылились в коробках, но один не был покрыт пылью — он был вставлен в большой планшет генерала. На нем было написано «Военные упражнения», и я его включил — ну, просто так.

Я бы не сказал, что это было порно. Не доброе старое порно — друг одиноких, утешитель престарелых, радость страдающих. Назвать утехи генерала порнографией — это все равно что назвать ночь в застенках инквизиции обычным делом. Это было то, о чем я слыхал прежде, но ни разу не видел — сцены настоящих пыток, настоящих изнасилований, в том числе и детей. Все это, разумеется, в цвете и в четырех измерениях — включая время. Вот так вот расслаблялся Шлехт.

Мы стояли, ошарашенно пялясь, минут десять, пока не стало понятно, что один особенно неприятный эпизод с девочкой лет тринадцати вот–вот закончится сценой реального убийства на камеру. И тут мы единогласно решили — пора выключать. Чу сказал: «Я всегда знал, что он говнюк, но…» Он унес куб в уборную и спустил его в унитаз.

Мы продолжили поиски — и нашли еще кое–что, совсем неожиданное. Древнюю печатную книгу под подушкой у генерала, причем зачитанную, со стихами христианского мистика Иоанна Креста [41] . В одном стихотворении, помеченном звездочкой, стигматизированный святой жаждал воссоединения со Христом и оплакивал свою неспособность умереть. «Я умираю оттого, что умереть не в силах» — я запомнил эти слова.

Ну, понять смысл было нетрудно. Самый невозможный тип на борту стремился избавиться от пороков, взбираясь по Лестнице Любви — причем, сдается мне, не дотянулся и до нижней ступеньки. Неудивительно, что он жил в состоянии пьяной ярости. Он был сам себе тюрьмой и не мог выбраться.

41

Иоанн Крест — реальное историческое лицо (XVI век).

Итак, мы знали о двух сектантах. Сколько их еще на борту «Жукова»? Я размышлял над этой неразрешимой загадкой, когда Моралес заметил, что обыск окончен.

— Зайца здесь нет, — сказал Хесус. — Где то второе место, где мы еще не смотрели?

Я сказал:

— Придется опять будить этого, как его, командующего артиллерией. Если мы не можем спать, то и он не сможет. Мы вежливо попросим его принести ключи, в том числе и те, которыми открывается лифт до Полярного Круга. Потом…

— Ты изредка подбрасываешь неплохие идеи, Кон, — признал Моралес. — Я тебя понимаю. Мы не смотрели в тех пустых стартовых шахтах, верно?

Командующий артиллерией был седой морщинистый человек, майор Янеско (буква J в его имени, в отличие от твоего и от имени твоего отца, произносилась как «й»).

Мы застали его в мешковатой серой пижаме, и он выглядел совершенно несчастным из–за третьей побудки — после вызванных убийством и входом в Пузырь. Мы подождали, пока он оденется.

— Кто сказал, что этот проклятый Заяц существует?

— Шлехт придавал этому большое значение.

— Шлехт мертв.

— Вот это, — заметил я, — может оказаться хорошей причиной считать, что он был прав.

— Это карлик, — сказал Янеско. — Как же иначе? Он единственный не спал. Какого хрена вы не арестуете его, вместо того чтобы будить меня?

— Сэр, я готов арестовать Коса в течение пяти минут после того, как мы убедимся, что на борту нет Зайца.

Он расчесал свои редкие волосы с раздражающей тщательностью, прополоскал рот и наконец повел нас, все еще ворча, по коридору к запертой трубе, содержащей в себе лифт. Он сунул два пальца в распознаватель, и вспышка яркого света считала отпечатки. Затем он вложил туда плоскую ленту электронного ключа, и изогнутая дверь отступила, после чего мы втроем втиснулись в небольшой цилиндр, быстро наполнившийся запахом полоскалки для рта.