Лучше не бывает

— Мне это ничего не говорит. — Биран небрежно бросил лист на мраморный столик рядом с выпивкой.

— Мне тоже. Я подумал, вдруг у вас явится вдохновение.

— Что это, спиритуальный тест? Сатори — японцы это так называют? И какое это вообще имеет значение?

— Это имело значение для Рэдичи, — сказал Дьюкейн. — Для Клодии. Разве вам не интересно? — Он смотрел вниз на Бирана.

Биран тяжело задвигался. Потом он встал и отошел назад, поставив стул между ними.

— Послушайте, — сказал он. — Я знаю, что я сделал. Мне не нужно, чтобы вы об этом мне говорили. Я знаю.

— Хорошо, я только хотел убедиться.

Они напряженно смотрели друг на друга.

— Что ж, продолжайте.

— Для начала Дьюкейн повернулся и с долгим вздохом налил себе немного джина. Затем он плеснул в стакан сухой вермут, тщательно измерив дозу. Затем он опять изучающе посмотрел на Бирана с выражением сурового любопытства.

— Давайте уже, — сказал Биран. — Вы играете со мной как кошка с мышкой.

— Кошка и мышка, — сказал Дьюкейн. — Да. Что ж, вам нужно смириться и немного побыть, как вы удачно выразились, мышкой. Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Значит, вы еще не пришли к какому-то решению? Или вы хотите поставить меня на колени? Oro supplex et accllinis. [21] Вы думаете, вы — Бог?

— Всего лишь несколько вопросов, мой дорогой Биран.

— Спрашивайте, спрашивайте.

— Где Джуди?

— Я не знаю, — сказал Биран удивленно. — Вы велели мне бросить Джуди. — Он хихикнул.

21

Молю смиренно, коленопреклоненно (лат.).

— И вы сделали это?

— Нет. Она бросила меня. Она просто исчезла. Я думал, она ушла к вам. Должен сказать, что я почувствовал облегчение.

— Она не со мной, — сказал Дьюкейн. — Но не думайте о ней. Забудьте.

— О чем вы говорите, Дьюкейн? Давайте перейдем к делу.

— Вы слушайте, слушайте.

— Я слушаю, как ни удивительно.

— Биран, вы все еще любите свою жену?

Биран резко поставил стакан на стол и отвернулся. Он прошелся по комнате.

— Какое это имеет отношение?..

— Отвечайте мне.

— Я не знаю.

— Хорошо, подумайте. У нас много времени.

Дьюкейн сел на один из своих легких стульев и стал раскачивать стаканом, как бы проводя в воздухе восьмерку. Он отхлебнул немного.

— Это мое дело.

Дьюкейн молчал. Дыша медленно и глубоко, он созерцал свой стакан. Ему казалось, что он тоже пахнет морем. Наверно, теперь ему не избавиться от этого запаха до конца своих дней.

— Хорошо, — сказал Биран. — Да, я все еще люблю свою жену. Нельзя забыть такую женщину, как Пола. А теперь, когда я удовлетворил ваше странное любопытство, может быть, мы вернемся к интересующему нас делу.

— Но это дело тоже имеет отношение к заданному мной вопросу, — сказал Дьюкейн. — Вы не думали вернуться к Поле?

— Нет, конечно, нет.

— К Поле и близнецам?

— Нет пути назад к Поле и близнецам.

— Почему назад? Может быть, вперед? Они не остались только в прошлом.

— Точней говоря, Пола писала мне довольно давно. У нее своя жизнь. Могу я узнать причину ваших удивительно неуместных вопросов?

— Уместных, уместных. Не давите на меня. Я чувствую себя очень усталым. Налейте себе еще.

Дьюкейн подвинул свой стул поближе к огню и отхлебнул пахнущий вермутом джин.

Биран, ходивший по комнате, подошел к креслу напротив, оперся на него и с удивлением воззрился на Дьюкейна.

— Бы служили в десантных частях, — сказал Дьюкейн. Он посмотрел на стройную фигуру Бирана, его напряженное, слегка подергивающееся лицо под сухим шлемом волос.

— Ваш ум сегодня блуждает в разные стороны, — сказал Биран.

— Этот случай с Эриком Сирзом. Это именно из-за него вы чувствуете невозможность вернуться к Поле?

— Господи Боже! Кто рассказал вам об Эрике Сирзе?

— Пола.

— Ах, она. Интересно. Что ж, это вроде препятствия. Если изувечишь любовника жены и лишишь его ноги…

— Это преследует вас в ночных кошмарах?

— Я бы так не сказал. Но это, конечно, из того разряда событий, которые меняют отношения, меняют психологию.

— Я знаю. Пола тоже так чувствует.

— Кроме того, Пола ненавидит меня.

— Нет. Она все еще любит вас.

— Об этом она вам тоже сказала?

— Да.

— Господи! Зачем вы лезете во все это, Дьюкейн?

— А вы не понимаете?

— Нет.

— Вы сказали, что я командую и могу ставить свои условия. Хорошо, вот мое решение. Я умолчу обо всем, если вы сделаете хотя бы попытку вернуться к Поле.

Биран отвернулся и подошел к окну.

Дьюкейн начал говорить быстро и взволнованно слегка извиняющимся тоном:

— Я помню, как вы сказали — «черт побери, мой долг», и сейчас я думаю, что вы были совершенно правы и что есть другой долг. Я не хочу ломать вашу жизнь. Зачем мне это? Это не спасет ни бедного Рэдичи, ни бедную Клодию. А что касается закона, то человеческий закон — лишь грубое приближение к справедливости, и он слишком грубый инструмент, чтобы оперировать им в той ситуации, в которой вы оказались. Это не значит, что я разыгрываю роль Бога, просто это дело было мне поручено, и я сделал что мог. Я хочу, чтобы оно закончилось, не принеся новых бедствий. Что же касается расследования, я знаю ответ на все вопросы и я доложу о них, не вдаваясь в ненужные детали. Мысль о Поле пришла по вдохновению, помимо всего, как удачное предположение… Она, конечно, любит вас, так почему же не попытаться? Я прошу вас только попытаться. — Дьюкейн встал и резко поставил стакан на каминную полку.

Биран подошел и чуть отклонился назад. Он пробормотал:

— Выбор у меня небольшой, правда?

— Ну, у вас есть выбор и нет его, — сказал Дьюкейн. — Могу вас заверить, что я все равно сохраню все в тайне. В любом случае, как бы вы ни поступили. Но так как вы джентльмен…

— Вы — сумасшедший. Это будет ужасно. Не могу понять, почему это вам кажется такой хорошей мыслью.

— Я говорил с Полой об этом, конечно, в общих словах. Я не рассказал ей все это. И я думаю, что она хотела бы начать все снова. Она тоже не смогла оставить вас в прошлом.