Лучшие люди города

– Мне тут кое-что предложили.

– Что?

– Работу в Казахстане.

– Надолго?

– Не знаю. Может, несколько месяцев.

– И ты хочешь согласиться?

– Там прикольно. Можно в горы гонять.

– Значит, да.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

– Что я там буду делать? Учиться ездить верхом и пить кумыс?

– Просто жить счастливо. Считай, это такое путешествие. Жизнь как путешествие.

Лена знала, она была просто уверена, что этот разговор обязательно случится. Что их время на острове уже на исходе. А что будет потом – мучительная неизвестность.

– Антон, я хочу домой. Я хочу, чтобы у меня был дом. С котом и книгами.

– Ну, это ведь временно. А потом мы решим. Может быть, в Питер. Может, в Москву.

– Разве тебе не хочется дом?

Он промычал под нос Гребенщикова, но не попал ни в одну ноту:

– «Когда я с тобой – ты мой единственный дом».

Лена привычным движением положила его руку себе на плечо, как пристегивают ремень безопасности.

– Антон, кажется, я тебя люблю.

Он отодвинулся. Посмотрел на нее, будто не узнаёт. Потом поймал лицо в ладони и притянул к себе. Близко-близко.

– Кажется?

– Совершенно точно.

Через неделю он улетел. Один. Глава 46

Коля погрузил чемодан на колесиках в знакомый джип. Лена стояла у подъезда и слизывала слезы с губ. Ее приехали проводить Светлана Гарьевна, вся актерская труппа, Ирина и Марина. Она долго обнималась с каждым, шептала слова благодарности. Миша тоже был здесь. Ким-старший пришел в сознание.

Марина протянула Лене огромный пакет с провизией. Как будто им предстояло ехать на поезде до самой Москвы – курица в фольге, красная рыба, йогурт «Активия» и даже помидоры.

Катя оттащила Лену в сторону.

– Тут это… мне через год поступать. Короче, можно будет у вас перекантоваться?

– Катя, конечно.

– Ура! Буду копить на билет.

– А родители что?

– Да им пофиг вообще. Лишь бы не бухала.

– А куда ты собралась?

– В ГИТИС.

Это звучало так, как будто Катя собралась в соседнюю галактику. Еще полгода назад Лена захлебнулась бы от зависти. Оттого, что кто-то близкий попробует сделать то, что ей не удалось. А сейчас она просто скрестила мысленно пальцы, чтобы все у Кати получилось. Хоть шансов почти не было.

– Знаете, это странное предложение. Но, может, вам остаться? Здесь, конечно, мало развлечений. – Светлана Гарьевна осторожно погладила Лену по рукаву.

– Да ладно. Здесь есть море, маяк, сопки, крабы. Это в Москве мало развлечений, – и Лена добавила: – Но там дом.

Мысленно отчитала себя за штамп. Расставание затянулось. Еще немного – и она ляжет тут прямо на асфальт и завоет. Каждая клеточка ее тела разрывалась от нежности и острого желания скорее уехать. Лена залезла на заднее сиденье и крикнула в окно:

– Я очень, очень вас люблю!

Все нестройно замахали руками.

– Возвращайтесь, Лен Фёдоровна, мы будем ждать!

Но Лена не была уверена, что в это место вообще можно попасть дважды. В машине ничего не поменялось с их последней поездки. Та же мандала, тот же крестик. Теперь к ним добавилась еще и металлическая рука Фатимы с глазом, покрытым голубой эмалью. Не хватало только штурмана.

– А как у Вани дела, не знаешь?

– О, а я думал, ты в курсе. Загребли Ванькa нашего. С партией мефа.

– Как?

Она съежилась от его веселого тона. Как будто Ванёк укатил в Италию.

– На материке. В Хабаровске, что ли. Тут его Михална прикрывала, а так некому. Съездил к друзьям, кароч.

– И что теперь?

– Да он там просто под планы попал, разнарядки какие-то. Может, откупится, а может, присядет на полгода.

Лена прижалась лбом к стеклу и от бессилия взялась отскребать ногтем жирное пятно. Коля подмигнул ей через зеркало заднего вида.

– А чего ты прижухла, подруга? Он же с детства пропащий. Судьбу на кривой не объедешь.

В аэропорту Коля довел ее до стойки регистрации.

– Вот тебе, подруга, – он протянул потрепанную книжку Ошо. На обложке желтая тропинка пересекала зеленый холм и растворялась в океане. – Пусть у тебя там все будет зашибись.

Он пихнул двух парней с рюкзаками и протолкнул Лену вперед, в обход очереди. Она обняла его изо всех своих скудных сил и вручила паспорт девушке в синей форме. Когда самолет приземлился в Москве, Лена оставила Ошо в кармане «впередистоящего кресла».

Едва выкатив клетчатый чемодан из Шереметьево, она зачерпнула ботинками снежное месиво. Уронила перчатку, которую моментально притопило жижей из серой воды, реагентов и мелкого льда. Сзади на Лену налетел человек с огромной спортивной сумкой, больно толкнув в плечо. Она отошла в сторону, глубоко вдохнула влажный московский воздух и минуты полторы наблюдала, как Хуанхэ из машин огибает островки курящих пассажиров. Наконец заметила свое такси и поспешила к нему. Взялась за грязную дверную ручку, нырнула в темный салон. Салфетки, как назло, закончились. Так и ехала, не зная, куда пристроить испачканную ладонь. Как будто город пожал ей руку. Она не видела его за мутными разводами и каплями на стекле. Но точно знала, чувствовала, что он там. Ее старый товарищ.

Волочить чемодан на пятый этаж оказалось нелегкой задачей. Но Лена твердо решила без Макара домой не возвращаться. По привычке заглянула в бойницы почтового ящика – пусто, на третьем обнаружила, что пожилая соседка сменила дверь с деревянной на железную, на четвертом все так же зеленело раскидистое алоэ, и вот она уже на финишной прямой. Семнадцать лет назад возле их квартиры кто-то нарисовал фломастером сердце, а внутри – ее имя. Это было чуть ли не самое прекрасное, что Лена видела за свою жизнь, но художник пожелал остаться анонимным. Мать разозлилась и велела ей оттереть рисунок, пока не увидела старшая по подъезду.

– Я понимаю, что это кто-то другой сделал. Но и ты должна понять. Нужно нести ответственность за все, чему ты стала причиной.

Лена хотела с ней поспорить. Но взяла тряпку и пошла размазывать сердце по стене. Выходило плохо. Тогда она достала голубую гуашь и удачно замаскировала рисунок. Он и сейчас был там, под новыми слоями краски.

– Мама!

– Господи, Лена. Ты почему не позвонила из аэропорта?

– Извини, засуетилась.

Они никогда раньше не расставались так надолго. И Лене вдруг стало страшно. Только сейчас она заметила, как мать меняется. Кажется, что стала меньше ростом. Ее черты будто поплыли вниз, уголки губ опустились, веки потяжелели. Лена крепко обняла ее и даже попыталась приподнять от пола, вытянуть.