Лучший коп Мегаполиса

— Глупо, — усмехнулась я.

— Конечно, — согласился он. — Если б я так жил, то давно бы уже умер от ран и от истощения, потому что грязь и голод отнимают силы, которые нужны для борьбы, и ничто так не восстанавливает их так, как любовь

— В роскошной обстановке! — рассмеялась я.

— Не обязательно. Достаточно будет, если удастся найти роскошную женщину.

Я обняла и поцеловала его в губы.

— Да, — вздохнул он. — Теперь я могу свернуть горы!

— Не надо. Лучше найди Галлахера и посади его в одну из ваших уютных камер.

ХIV

Ориентировка по Билли Галлахеру была передана во все участки Мегаполиса. Его портрет и приметы пропускались через сложные схемы кибернетических мозгов всех патрульных андроидов, его данные дово­дились до сведения всех детективов и сексотов, обитающих на всех ступенях социальной лестницы Мегаполиса. Время от времени на пульт двадцать шестого участка поступали сведения, извлечённые из блоков памяти регистрационных устройств и постовых. К вечеру мы уже знали, что Галлахер прибыл в Мегаполис вчера утром, снял номер в небольшом отеле на окраине, но уже около суток не появлялся там. Его видели на Амон-Стрит, в казино «Мейбл» и в оружейной лавке Хиггса, где он покупал запасные энергокристаллы для «Кольт-спейса» и лазерного карабина «Квазар» с оптическим прицелом. Но с этого утра его никто и нигде не видел, и хотя, появись он сейчас в поле зрения любого стража по­рядка, он был бы немедленно задержан, особой надежды на успех поче­му-то не было.

— Он мог изменить внешность, — проговорил Клайд. — Он мог вре­менно залечь на дно, он мог кого-то подослать вместо себя.

— Нет! — перебил его Лонго. — Настоящий охотник работает толь­ко в одиночку. Он пойдёт сам.

— Ага, — кивнула я, — прямо в участок с карабином наперевес. Вы проверили его прежние связи?

— Нет. Ждали твоего указания.

— Пусто?

— Ну конечно! Он же прекрасно знает наши методы! Не такой он дурак, чтоб лезть в капкан.

— Он полез в него, когда решил тебя убить, — я взглянула на Лонго.

— Звучит красиво, но пока малоубедительно…

Он вздохнул. За окнами уже стемнело. Мы сидели при свете в его кабинете, он — за своим столом, мы с Клайдом — в креслах напро­тив. На фарфоровых блюдечках дымились чашечки с ароматнейшим кофе, сотворённым детективом Ласи, тем самым дино-эрдцем, что был вместе с каркарцем Шаратом на Изумрудной.

— Ты его знаешь, — снова заговорила я. — Что он может сейчас делать?

— Он мог сильно измениться за семь лет, — ответил Лонго.

— Ты тоже, но он об этом не знает. Он помнит тебя прежнего и, исходя из этого, планирует свои действия.

— Тогда вопрос состоит в том, что б я делал в подобной ситуации семь лет назад? Я бы не стал сидеть и ждать, я взял бы «Поларис» исам пошёл по его связям. А он бы стал за мной наблюдать и ждать, когда я ошибусь… Но если я ничего не предпринимаю, то это должно сбить его с толку. Он думает, что-либо я задумал что-то хитроумное, либо, не дай бог, поумнел. Он начинает нервничать, сомневаться, потом ему будет невмоготу сидеть на одном месте, и он начнёт действовать.

— И?

— Если я поумнел, то придётся ждать, когда он сваляет дурака, — Лонго, который было оживился, снова расслабился в своём кресле и даже поднял ноги на стол. — Как это ни ужасно, а я поумнел. Или постарел.

Я улыбнулась. Клайд тоже едва сдержал усмешку. Потом раздался зуммер. Лонго мигом сменил позу и, когда в воздухе вспыхнул шар его личного видеотектора, он уже сидел с видом спартанца Леонида в Фермо­пилах, но, увидев абонента, он снова расслабился. Из глубин стерео­экрана на него смотрела туманно-чёрными очами сирена из «Паласа». Это была Сапфира. Теперь я заметила, что, несмотря на косметику и богатый наряд, она выглядит не слишком молодо.

— Лонго, — грудным голосом с придыханием проговорила она, — я только что получила известия с Ормы. Ты мог бы приехать?

— Я занят, Сапфира, — с досадой отмахнулся он. — Я на службе.

— Лонго, с Рамином случилось несчастье.

— Что такое? — насторожился он.

— Он заболел. Серьёзно. Отец не стал бы без нужды тревожить нас.

— Заболел? — Лонго растерянно посмотрел на Клайда. — А я тут причём? Если мальчик заболел, то ему нужен врач.

— Ему нужен отец! — вдруг взорвалась она. — Тебе всегда было наплевать на ребёнка! Так относиться к родному сыну! В тебе нет ни капли отцовской любви!

— Зато ты вдруг воспылала материнскими чувствами! — с возмуще­нием воскликнул он. — С каких это пор? Я думал, что ты уже забыла, как зовут твоего сына!

— Как ты смеешь! — разрыдалась она. — Это ты! Ты во всём вино­ват! Это из-за тебя отец не пускает меня на порог, из-за тебя мой сын ненавидит меня! Из-за тебя я стала такой… такой…

— Какой? — зло усмехнулся он.

— Несчастной! — выпалила она. — Ты всегда обманывал меня и таскался за юбками по своим горам!

— А вот этого не было, — спокойно возразил он.

Она всхлипнула и покорно кивнула.

— Хорошо, не было. Это я во всём виновата, — она подняла на него полные слёз глаза. — Но я молю тебя, приезжай. Если Рамин умрёт…

— Ладно, — хмуро посмотрев на меня, согласился он. — Буду через полчаса.

Шар видеотектора свернулся в маленькую хрустальную каплю и упал на подставку пульта.

— У тебя есть сын? — спросила я.

— Да. Рамин, ему десять лет. Он живёт на Орме у родителей Сапфиры.

— Почему не с тобой?

Он пожал плечами, задумчиво глядя в окно.

— Мальчик и без отца может стать мужчиной, но он не станет горцем без гор… Что с ним могло случиться? Он же здоровее меня!

— Может, упал неудачно? — предположил Клайд.

Лонго продолжал смотреть в окно.

— Здесь что-то не так, — наконец, произнёс он. — Если б с Рамином что-нибудь случилось, старик сообщил бы об этом мне, а не Сапфире, — он повернулся к карте города. — Она живет на Элтон-Стрит, это третий участок. Клайд, свяжи меня с лейтенантом Диналом.

— Лонго, — осторожно проговорил Клайд, — не исключено, что она сказала правду. Если мальчик в опасности, то они должны были, преж­де всего, сообщить матери.

— Ты землянин, и не можешь знать наших законов, — возразил Лонго. — Она была весталкой в Долине Ручьёв, потом вышла за меня замуж, родила Рамина. Я хотел, чтоб она осталась с ним, но она увя­залась сюда за мной и через год перебралась из моей квартиры в особ­няк одного из здешних банкиров. С этого самого дня она перестала быть моей женой, дочерью своих родителей и матерью Рамина. А когда она начала петь в ресторане священные гимны, старик её проклял. Она умерла для него. Это закон гор, Клайд, и он суров, как и сами горы.