Лучший коп Мегаполиса

— Ладно, начнем всё сначала, — вздохнул он. — Ласи! Ты здесь? Хорошо. Завари кофе, голова гудит. Ты будешь? — он посмотрел на меня.

— Нет. Кофе я пью для успокоения души. А для работы это вредно.

ХVII

Белый пепел — всё, что осталось от Билли Галлахера, собрали с помощью пылесоса в специальный контейнер, камеру закрыли, и все при­нялись за обычные дела. Лонго и Клайд разбирались с делом о каком-то оборотне, занимавшемся телепатической агрессией, но заметно было, что им обоим трудно полностью переключиться на него. Лонго то и дело впадал в глубокую задумчивость и вслед за этим переспрашивал у Клайда, что он только что сказал, а тот, в свою очередь, без конца перебирал стандартные листы с материалами дела, тёр виски и безуспешно пытал­ся выдать какую-нибудь свежую идею.

Я сидела в кресле неподалеку, подняв ноги на невысокий журналь­ный столик и скрестив руки на груди. В отличие от мужчин, я не пребыва­ла ни в растерянности, ни в тяжёлой задумчивости. Для меня всё уже было ясно: дело набрало такие обороты и проникло в такие сферы, что простому офицеру колониальной полиции, пусть он даже будет лучшим копом Мегаполиса, с ним не справиться. В Колонии преступники всё же были сильно ограничены в средствах, им даже запрещалось иметь луче­вое оружие и летательные аппараты, в связи с чем контролировать их было делом не таким уж сложным. Колониальная полиция неплохо осна­щённая для выполнения своих задач, была всё же нацелена на борьбу с преступностью уровня этак двадцатого века и справлялась с ней неплохо. Но там, за пределами колонии, уже начался двад­цать четвёртый, и техника ушла далеко вперёд. Лонго при всём сво­ём опыте и таланте даже представить себе не мог, что способны противопоставить ему его противники. Зато я представляла себе это очень даже хорошо.

По обыкновению мне не хотелось лезть в это дело. Это был не страх и не лень, просто я давно уже поняла, что искать на свою голо­ву неприятностей совершенно излишняя трата времени. Они сами найдут меня в самый неподходящий момент. Но, как обычно, я абсолютно игно­рировала это нежелание вмешиваться. Я, всё-таки, — человек долга, да и почему не взяться за дело, если в принципе вполне можешь с ним справиться? Не говоря уж о том, что мне было бесконечно жаль Лонго. Он был отличным парнем, сильным, смелым, умным, но совершенно беспо­мощным в сложившейся ситуации. Даже если б я не любила его, я б не стала стоять в стороне и ждать, когда этого красивого мальчика под­готовят к погребальному костру. Но я его любила. В общем, у меня не возникало никаких сомнений, что мне придётся вспомнить свой обшир­ный опыт космического сыска и настроить мозг на быструю и беспроиг­рышную импровизацию, если опыта будет недостаточно. Я снова «вышла на работу» и смутно подозревала, что у кого-то из-за этого будут крупные неприятности. Уже тогда, до вступления в борьбу я была полностью уверена в успехе, хотя ещё не подозревала, как осложнится дело в самое ближайшее время, когда нам обоим останется надеяться только на себя, на свой опыт, на свою сообразительность и на свои ноги.

Ночь не думала кончаться. До рассвета оставалось ещё несколь­ко часов, когда на лейтенантском пульте загудел зуммер видеотектора. Лонго нажал кнопку, и в расправившемся под потолком шаре стереоэкра­на возникла Рузаф.

— Я улетаю на Изумрудную, — проговорила она, впившись взглядом в лицо Лонго.

— Счастливого пути, — безразличным тоном произнёс он, мель­ком взглянув на неё.

Он ничего не заметил, но меня её взгляд привёл в беспокойство. Она смотрела на него с жадным вниманием, словно хотела запомнить на всю оставшуюся жизнь, и в то же время её взгляд был холодным и беспощадным.

— Я хочу тебя предупредить, — произнесла она. — Если тебя вызовут в префектуру, то не езди, а постарайся скрыться.

— С какой стати? — нахмурился он. — Я не чувствую за собой ни­какой вины.

— Послушайся меня, — настаивала она. — А, впрочем, это уже ничего не изменит. Прощай, Торнадо!

Она бросила это так жёстко и небрежно, что он вдруг вскинул голову и с изумлением взглянул на экран, но тот уже померк и, свернувшись в каплю, упал на пульт.

— Проклятье, — устало проговорил он. — Так что там у нас в заключении экспертизы? Этот тип действительно сошёл с ума?

Он вернулся к своему оборотню, а я с трудом пыталась избавиться от тревожного предчувствия, связанного с этим неожиданным предупреждением. Мне стало страшно за Лонго, словно над ним нависла опасность, и я готова была удавить эту отставную одалиску за её жестокий взгляд, за удовлетворенное «это уже ничего не изменит», за «прощай», похожее на оглашение смертного приговора.

А потом снова раздался зуммер. Это был уже служебный канал связи. Лонго поморщился, но трубку взял сам.

— Двадцать шестой участок. Лейтенант Руфах… Немедленно? Хорошо, выезжаю… Что вы сказали? — он сосредоточенно посмотрел на меня, вздохнул и немного упавшим голосом произнёс: — Понял, — положив трубку на место, он сообщил: — Нас обоих просят немедленно приехать в префектуру. Они хотят задать нам несколько вопросов.

— Поехали, — я решительно поднялась.

Лонго обернулся к Клайду. Тот с тревогой смотрел на него.

— Всё будет хорошо, — успокоил его Лонго.

— Не заводись там, — попросил Клайд.

— Как выйдет… Салют!

Лонго обнял меня за плечи, и мы вышли из кабинета.

Через полчаса мы уже находились в странном помещении наподобие большого стеклянного куба. Мы: я и Лонго сидели в креслах, перед нами висели в пространстве микрофоны, а в лицо бил яркий свет. Там, чуть впереди, напротив нас собрались шесть человек в форме колониальной полиции с погонами не ниже майора или в штатском. Стол был один, но стулья принесли на всех, однако, некоторые предпочита­ли стоять или прохаживались вдоль зеркальной прозрачной стены.

— Итак, — прокашлявшись, начал мрачный, как грозовая туча, Тор­сум. — Ваше имя Лонго Руфах, вы лейтенант колониальной полиции?

— Да, — ответил Лонго. Его лицо было каменным, но чувствовалось, что он напряжён до предела.

— Ваше имя Лоранс Бентли? Вы постоянно проживаете на Рокнаре.

Я не стала возражать, хотя не считала Рокнар своим постоянным местом жительства.

— Вас пригласили сюда, чтоб предъявить обвинение в участии в заговоре с целью поднятия мятежа в Пиркфордской Колонии для антисоциальных элементов. Вам понятно обвинение?

— Понятно, — подтвердил Лонго.

Я кивнула.

— Вы признаёте себя виновными?

— Нет.

Я отрицательно покачала головой.

— Хорошо, — вздохнул Торсум. — В таком случае вам будут предъявлены имеющиеся у нас доказательства. Начнём с того, что произошло на Базе, располагавшейся на орбите Тартара. Лейтенант Руфах, вы пока не лишены звания, и я буду называть вас так.

— Меня это не оскорбит.

Торсум некоторое время сверлил Лонго тяжёлым взглядом, но тот не отвёл глаз.

— Итак, лейтенант. Как вам известно, кто-то с базы сообщал мя­тежникам о времени вылета истребителей. Я утверждаю, что это были вы. В помещении, которое вы занимали, обнаружены детали от передат­чика. Видимо, контузия и срочная отправка в госпиталь помешали вам избавиться от них. Сам передатчик был доставлен к вам в госпиталь вместе с вашими вещами, которые не распаковывались и не проверялись. Это вы погубили восемь летчиков. Когда пришлось лететь вам самому, вы сделали снимки, но ваша сообщница мисс Бентли симулировала обморок, и снимки были уничтожены.

— С момента возвращения на базу из того полета я был рядом с вами, комиссар, — напомнил Лонго.

— Это сделал ваш второй сообщник, механик Аблад, который работал с вами ещё в армии Ормы, и всем была известна его преданность вам.

— Он подтвердил это ваше умозаключение?

— Нет, но мы ещё коснемся причины этого. Когда вы поняли, что дальнейший саботаж бесполезен из-за решения командования применить установку «Орлиный глаз» и, таким образом, игра всё равно проиграна, вы решили избежать подозрений простейшим путём. Вы сами уничтожили крейсер мятежников.