Лучший мужчина Нью-Йорка

Но тут пришла редактор, и все сразу же разбежались по своим местам, изобразив бурную деятельность. Отлично. А то еще немного, и она наверняка покраснела бы. Редактор, настоящий эталон целеустремленной женщины, полностью сосредоточенной на карьере, позвала ее к себе в кабинет и зачем-то спросила, возьмется ли Джи за ответственное задание. И еще не оправившаяся от смущения Джи сразу же согласилась. Не подумав о последствиях.

Оглянувшись по сторонам, Джи нахмурилась. Как же ей будет не хватать тепла и уюта!

– Неужели ты совсем не хочешь найти место, которое смог бы назвать домом?

– Мой дом – это Нью-Йорк, а где именно я живу, не так уж и важно.

Ну конечно. Джи всю жизнь прожила в Нью-Йорке и почти целый месяц ночевала в туннеле, так что отлично понимала разницу между городом и настоящим домом. Она посмотрела Даниэлю прямо в глаза.

– А что тебе больше всего здесь нравится?

На пару секунд Даниэль задумался.

– Работа и люди, с которыми я каждый день встречаюсь. Здесь все совсем не так, как в Калифорнии, где полжизни проходит в машине, или за океаном, где, сражаясь, ни разу не успеваешь заглянуть противнику в глаза.

Если бы она раньше давала Даниэлю хоть малейшую возможность говорить что-нибудь подобное, то уж давно была бы от него без ума.

– А что ты делал в Калифорнии?

– Служил. В Сан-Диего.

Еще одна частичка прошлого Даниэля, о которой она ничего не знала.

– Значит, Нью-Йорк.

– Да.

– Но почему именно он?

– Я уже ответил.

– И это все?

– К чему все эти расспросы? – улыбнулся Даниэль.

– Просто я не понимаю, как ты можешь называть домом этот город, когда у тебя нет даже десятка собственных квадратных метров. Неужели ты не устал жить на коробках?

– Не забывай, что очень долго все эти коробки лежали на складе. Мне же достаточно и одного рюкзака.

– Возможно, вещи морского пехотинца действительно прекрасно умещаются в обычном рюкзаке, но теперь-то ты вернулся, так почему не хочешь создать настоящий дом? Только не говори, что сменил уже десяток жилищ, потому что они тебе не понравились.

– Понравились.

– Так почему тогда ты… – Джи внезапно сама все поняла. – Это из-за кошмаров, да? Как только тебя кто-нибудь услышит или как только тебе кажется, что тебя кто-нибудь услышал… – Джи чувствовала, что права, но ее ум отказывался воспринимать такую логику. – Ладно, спрошу прямо…

– Может, не стоит?

– За океаном с тобой что-то случилось?

– Ты уже не первый раз спрашиваешь. – Даниэль прищурился. – С чего ты это взяла?

– С того, что тебя мучают кошмары. Не могли же они просто так появиться.

– Предлагаю просто о них забыть.

– Снова делать вид, что я ничего не знаю? – Она недоверчиво уставилась на Даниэля. – Ты всерьез думаешь, что это сработает?

– А почему бы и нет? Особенно если ты перестанешь говорить о них каждые пять минут.

– Когда они начались?

Джи нестерпимо хотелось помочь Даниэлю, облегчить боль и подарить хотя бы одну спокойную ночь. С той самой первой секунды, что она услышала его мучительный крик, ей казалось, что он в отчаянии зовет ее и просит помощи. Сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы оправдать его надежду, и раз уж он так хочет хранить все в тайне, замечательно, она сохранит и этот его секрет.

Джи вдруг стало по-настоящему страшно. Похоже, она уже готова в него влюбиться.

Отгоняя непрошеные мысли, она слегка вздернула подбородок.

– А как же все разговоры про то, что нам нужно узнать друг друга получше?

– Я предлагал узнать друг друга получше, чтобы мы перестали каждые пять минут спорить и ссориться, и, если ты еще не поняла, продолжая этот разговор, ты добьешься прямо противоположного.

– Если для того, чтобы тебя разговорить, обязательно нужно спорить и ссориться, я и на это готова.

– Мы оба отлично знаем, что ты только к этому и стремилась с той секунды, как я сюда вошел.

Джи буквально чувствовала, как он снова от нее отдаляется.

– Даниэль, когда они начались?

– И вот я снова стал Даниэлем. – Он взялся за куртку, висевшую на спинке стула. – Может, я войду еще раз, и мы попробуем начать вечер заново?

– Нравится тебе или нет, но с первой же ночи, что ты здесь поселился, эти кошмары стали еще и моими, – заметила Джи, провожая его до двери.

– Теперь ты хочешь разговорить меня, заставив чувствовать себя виноватым? – Даниэль стиснул в руке куртку. – Продолжай в том же духе, и ты так хорошо начнешь меня понимать, что станешь обращаться ко мне по имени, званию и личному номеру.

– Ты хоть представляешь, каково мне приходится, когда я слышу твои душераздирающие крики? – Джи нахмурилась. Она же не собиралась этого говорить. – Я полночи жду очередного сеанса, а когда он наконец-то начинается, чувствую себя так, словно меня заживо сжигают в аду.

Даниэль невозмутимо смотрел куда-то в сторону, и ей нестерпимо захотелось ударить его по лицу. Джи прекрасно понимала, что есть темы, на которые она и сама никогда не станет говорить, но от этого было ничуть не легче.

В конце концов, что с ним такое? Она же просто хочет помочь, утешить, дать выговориться! Почему ей кажется, что между ними снова выросла стена? А ведь их время и так на исходе!

– Вчера ты хотел, чтобы я назвала хотя бы одну причину, почему все еще помогаю Джеку. Теперь твоя очередь отвечать. – Глубоко вздохнув, Джи поклялась, что это была последняя уступка с ее стороны, пока он сам не пойдет на уступки. – Когда они начались?

Джи указала на диван:

– Я пойду, посижу немножко, а ты решай. Уходи или оставайся, выбор за тобой.

Она столько всего рассказала ему о прошлом, так неужели он сейчас откажется отвечать? И почему ей от этого так больно? Да и зачем она вообще начала ему что-то рассказывать? Какая же она все-таки дура…

Так, ладно. Больше этого не повторится.

Даниэль замер в коридоре. Хорошо, что он сейчас не на поле боя, иначе его бы уже давно прикончили. Усевшись на диван, Джи включила телевизор, а сам он лишь молча стиснул зубы. Ладно, какая разница, когда у него начались кошмары? Пусть Джи и догадалась, почему он бежит из одного жилья в другое быстрее, чем ему самому бы этого хотелось, без его помощи она все равно не сможет продвинуться дальше. Вздохнув, Даниэль решился. Но ответит он не просто так, а только если услышит, что ее весь день тревожит.