Лукавый сексуальный лжец

прозвище Химингуэй, когда я был в возрасте, когда уже отпускал шутки, но

еще не понимал, насколько она меткая. Кое-кто из его коллег не раз заявляли, что это придумали они, но дома все знали, как оно было на самом деле.

– Знаю, что это мало помогает, – отвечает он. – И последнее, что тебе

нужно, – это мы, вчетвером встревающие в твои отношения. Но в семье так

всегда и происходит, – задумчиво почесав щеку, он добавляет: – Ты даже себе

представить не можешь, сколько удовольствия получают твои мама, сестра и

бабушка, вмешиваясь в твою личную жизнь.

– Имею некоторое представление, – я отвожу от него взгляд и смотрю на

океан.

– Моя семья делала со мной то же самое, – замечает он. – И я терпеть это

не мог.

Засмеявшись в ответ, я снова перевожу на него взгляд.

– Не сомневаюсь.

– Если ты считаешь, что бабушка сейчас перебарщивает, представь

только, что было, когда она стала сыта по горло четырьмя детьми и дедушкой

и была в ударе.

– Ого. Да уж.

– Понимаешь, о чем я, да? – кивая, говорит он. – Так вот что я тебе хотел

сказать: когда я еще не познакомился с твоей мамой…

Поняв руку, я начинаю отворачиваться.

– Нет-нет. Я не могу.

Папа смеется снова и хватает меня за плечо.

– Ой, да просто выслушай меня. Прежде чем познакомиться с твоей

мамой… – он мнется и отводит взгляд, – ну, я встречался.

Боже, папа так шифрует «переспал со множеством женщин».

Он кивает, нервно посмеиваясь.

– Довольно много, вообще-то, – добавляет он.

Я закрываю глаза, подавляя желание содрогнуться.

– Пап, я понял.

– Это были восьмидесятые, – оправдывается он. – Случайный секс был

нормой. Даже поощрялся. Но когда я познакомился с Джули, понял, что она –

для меня. Это не означает, что я больше не получал удовольствие от секса…

Я испускаю стон.

– …или что был готов жениться на первой встречной. Нет, дело было в

ней самой, – папа наклоняется, заставляя меня встретиться с ним взглядом. –

Так что не позволяй маме, сестре или даже бабушке убедить тебя в

необходимости остепениться, если сам того не чувствуешь, – он делает паузу, после чего добавляет: – Ты просто пизец как налажаешь, если это будет не по

огромному собственному желанию.

Чувствую, как мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Папа никогда не

выражался. Ну то есть это человек, кто ходит в церковь по воскресеньям,

даже не чертыхается и морщится, когда Марго ругается при просмотре

матчей «Чарджерсов». Сказать, что он вежливый, – значит сильно

преуменьшить.

– Спасибо, папа.

Но он еще не закончил.

– Поэтому, – продолжает он, – если тебе действительно нравится эта

девушка, скажи ей об этом. Попытайся ее завоевать. Когда я познакомился с

твоей мамой, мне было столько же лет, как и тебе. И я никогда не сомневался

в верности своего решения. Ни разу.

Я смотрю на папу и пытаюсь представить его моложе – того, кто, когда я

был маленьким, вставал на рассвете и шел с доской на пляж за несколько

часов до работы. Того, кто подкрадывался к маме сзади, пока она готовила,

шептал что-то на ушко и получал от нее, хихикающей в ответ, шлепок. Даже

будучи ребенком, я понимал, что у моих родителей очень хорошие

отношения. И по сей день, когда они едут на машине, он кладет руку маме на

колено, никогда не ложится спать без нее, слушает, как у нее прошел день,

пока она готовит, при этом совершенно не отвлекаясь – ни на телефон, ни на

телевизор, ни на газету. Папа сидит за столом и внимательно слушает, что

произошло за день в институте океанографии Скриппса.

Они больше чем просто два человека, у кого есть дети, – честное слово,

мне до колик в животе трудно думать о них как о любовниках – но они еще и

лучшие друзья.

Я тоже так хочу.

Хочу кого-то, кто рассмешит меня, бросит вызов, выслушает. Хочу

положить руку на эту ногу, пока веду машину. Хочу дождаться, пока этот кто-

то закончит с делами, и тогда вместе пойти спать. Хочу быть достойным

уважения и доверия женщины, чтобы она рассказывала мне все подробности

о своем дне.

Я моргаю несколько раз, качая головой. Блядь, да что со мной не так?

***

– Ты что, поселилась тут? – выдвинув себе стул, сажусь и кладу перед

собой телефон экраном вниз. Я приехал сюда на автопилоте, а когда

припарковался, сказал себе, что бар у Фреда находится в километре с

небольшим от моего дома и родительского, и поэтому это удобно.

И что я никак не надеюсь увидеть ее тут, и что она сегодня работает.

И что я просто хочу выпить пива. И я не устал. Просто не хочу ехать

домой.

Само собой, все это полная херня.

Подняв на меня взгляд, Лондон вяло улыбается.

– Могу задать тебе точно такой же вопрос.

– Туше, – она ухмыляется в ответ, и я наклоняюсь добавить: – Это часть

того, что мне в тебе нравится, Ямочка, – тут же кладу доллар в ее банку.

– Что я практически живу в баре? – спрашивает она, и от появления ее

фирменной игривой улыбки с ямочками в моей груди происходит что-то

странное и незнакомое.

– Что ты никогда не даешь мне спуску. Но при этом никогда всерьез не

критикуешь.

Мои слова ее удивляют – ее глаза округляются, а ямочки исчезают.

– Ну, – быстро находится с ответом она, – возможно, тебя просто легко

подловить, и упустить такое ну никак нельзя.

– И еще одно туше, – со смехом говорю я. – Но, если ты помнишь, не я