Лунная танка. Сборник рассказов

– И что мы будем дальше делать?

Он поразился её мужеству, если, конечно, это было мужество, а ни что-то иное. Даже он, когда мысленно касался произошедшего, еле сдерживался от приступа паники и помешательства.

– Что же мы будем делать дальше? – повторила она. – Ведь нас ждёт та же участь, что и остальных…

Он не переставал удивляться, слушая её – эти слова произнесены были ею как-то невзначай, будто она строила планы на далёкое будущее: нужно сделать то-то и то-то. «А не поехать ли нам в следующем году к морю?» или «Ни завести ли нам детей?». Так просто было сказано ею «ведь нас ждёт та же участь…»! Он не нашёлся, что ответить на её вопрос, и только пробурчал:

– Нужно лететь в имитатор.

***

– Кажется, в рабочем состоянии, – сказал мужчина, смотря на голографическое изображение, возникшее перед ним, как только он приблизился пульту управления имитатором. Касаясь объёмных фигур и текстовых блоков, выплывающих из незримой точки и окружавших его ярким, красочным полукругом, он проверял режимы настройки имитатора. – Где бы ты хотела оказаться?

– Мне всё равно, – безразлично ответила женщина. Эта комната, представляющая собой правильный куб, всегда напоминала ей бокс для буйно помешанных: все стены, пол и потолок были оббиты поролоном и обтянуты дерматином. Пока не загрузится виртуальный мир иллюзий, здесь было жутковато находиться, и её обычно всегда охватывало чувство, присущее обитателям этих боксов. Раньше она зажмуривалась и крепче прижималась к мужу…

– Как насчёт побережья океана в Африке?

– Мне всё ровно, – повторила она.

– Так. Возьмись за поручень. Давай развернёмся по указательной стрелке, чтобы не удариться головами о землю.– Он говорил с каким-то мальчишеским азартом, точно увлечённый новой компьютерной игрой. Его приподнятое настроение, появившееся внезапно, как только они добрались сюда, настораживало её. Он и не пытался скрыть того возбуждения, которое вырывалось наружу, когда он думал, что уже скоро признается ей. – Так. Пусть будет полдень. Жарко. Лёгкий ветерок. Безоблачное небо. Солнце в зените.… Хочешь, кусты сирени вместо пальм?

– Нет, – нервно закричала она, вздрогнув. – Только не сирень. Умоляю тебя, только не сирень.

– Хорошо-хорошо. Успокойся, пожалуйста. Пусть будут пальмы. Так, пошла загрузка. Через сто секунд мы будем на земле. Закрой глаза.

Они закрыли глаза. Они ещё парили, держась за поручни, в космической невесомости, но уже слышали шум прибоя, чувствовали ароматы тропических цветов, теплоту солнечных лучей и ветерок, путающийся в локонах волос. Мелодичный женский голос вёл обратный отсчёт: «До загрузки имитации девяносто секунд…». Они чувствовали лёгкое, приятное покалывание биотоков по всему телу, похожие на озноб, ощущаемый, когда выходишь из бассейна. Но вместе с тем, чувствовалась и усталость, накопившаяся за часы напряжения и минуты отчаяния. Словно к концу тяжёлого трудового дня спадает маска энтузиаста и обнажается лицо усталого, отрешённого от всего, с унылым, отсутствующим взглядом человека. «До загрузки имитации семьдесят секунд…». Все мысли, все тревоги канули; какое-то опустошение души пришло на смену им. Существует ли смирение с участью в том совершенном виде, когда готов принять безнадежность безбоязненно, открыто, без горечи сожаления? Нет, скорее всего, нет. Но они переживали такое смирение в эти полторы минуты создания симуляции. «До загрузки имитации пятьдесят секунд…». И ещё болели и ныли суставы, и появилось небольшое головокружение. В прошлые разы никогда такого не было, видимо, давало о себе знать заражение. Сердца их учащёно бились, и от этого в груди было больно; звук их ударов отдавался в ушах, переплетаясь со звуками океана. Она впала в состояние какого-то полного безразличия. Что произошло, что происходит и что произойдёт – сейчас для неё было лишь пустыми словами, не значащими ничего. Прошлое безвозвратно кануло, будущее становилось таким недолгим, ничтожно недолгим, как длина вдоха. Осталось только настоящее, длина между этими уже несуществующими величинами. «До загрузки имитации сорок секунд…». Он же, напротив, испытывал необъяснимую эйфорию. Его сознание, обманывая его, рисовало мгновения близости с этой женщиной. Он представлял её счастливое лицо после того, как он скажет всё, о чём хотел сказать. Всегда хотел. Но не мог… Он сгорал от стыда, но всё же мысленно видел её обнаженной и припадал к её телу, трепеща от вожделения и восторга. «До загрузки имитации осталось тридцать секунд…». Почему-то он был убеждён, что она должна была обрадоваться его признанию, ведь в этом виделось ему спасение для неё. Странно, наивно, глупо, но в эти секунды казалось, именно так, не иначе. Вопрос о том, какие слова, какие фразы будет подбирать он для объяснения, чудилось ему, должен решиться как-то сам собой. В воображении его этот вопрос уже был решён, и ему оставалось только наслаждаться присутствием женщины, которой он обладает… «До загрузки имитации осталось десять секунд. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Две. Одна…».

Он ощутил удар о чуть согнутые в коленях ноги, словно от прыжка с метровой высоты. Горячая волна побежала вверх от ступней. Он открыл глаза. Он стоял, немного шатаясь и, интуитивно расставив в стороны руки, искал опоры. Залитый ослепительным светом мир ещё не давался привыкшему к темноте взгляду. Но минуту спустя он увидел над собой высокое голубое небо со слегка обозначенными перистыми облаками, небо, как в детстве, большое-пребольшое. И такой же невероятно огромный океан. Волны грузно накатывали на песчаный берег и лениво откатывали с пенистым шлейфом и шелестом, оставляя нити водорослей и ракообразных морских обитателей во влажном, просоленном иле. Коса побережья уходила вдаль за горизонт, где растворялась и дрожала в нагретом воздухе. А напротив океанской громадины лежали бесконечные жаркие пески пустыни с барханами, над которыми пыльным дымком подымались и опадали крупицы. Реденькие кустарники, опалённые африканским солнцем, какая-то колючая, невзрачная трава, появлявшаяся по мере приближения к воде, сдуваемый шар перекати-поле, и…небо. Он сделал неловкий шаг. Мягкий, рыхлый песок зашуршал под ногой. Он оглянулся, ища глазами женщину.

Женщина стояла на коленях, лицо и руки у неё были в крови. Она беззвучно плакала, глядя на мужчину умоляющим взором. Мужчина подбежал к ней, задыхаясь от волнения, и, присев на корточки, взял за плечи. Кровь струйками шла носом, и заливала ладони. Она пыталась сдержать кровотечение, но у неё не получалось.

– Что произошло? Стой, не говори, кажется, знаю. – Он достал из карманчика на плече индивидуальную аптечку. Смочил маленький тампон, который тут же увеличился в десятки раз, в растворе раздавленной им стеклянной капсулы, и приложил к носу женщины. – От удара кровеносные сосуды разорвало, – констатировал он, – вероятно, они ослаблены… – Он хотел сказать, что они ослаблены болезнью, но вовремя спохватился. – Не тошнит?

– Немножко, – прошептала она, дрожа. – Холодно.

Он обнял её, думая: тошнит – как бы не было сотрясения мозга, болезнь ослабила её.

– Как ты думаешь, – еле слышно сказала она, – чем мы больны?

– Не знаю, – честно ответил он, – симптоматика мне не понятна: слишком всё вялотекущее и не явно выраженное.

– Но… смертельное?

– Ты боишься?

– Нет, – твёрдо сказала она, – а остальные… от чего они… умерли?

Он тревожно взглянул на неё, но она была спокойна и даже перестала дрожать.

– Я не в силах систематизировать, – решив, что ответ менее повредит сейчас ей, чем умалчивание, произнёс он. – Слишком много видов и подвидов вирусов. Вряд ли кто-то был бы в состоянии был определить.

– Они мучались?

– Давай не будем об этом.

– Ты не ответил, – не уступала она.

Он минуту молчал, затем сказал шёпотом:

– Им уже не больно.

Она вздохнула и потянулась, как будто после пробуждения.

– Да, им уже хорошо, – произнесла она сквозь зевоту, и, резко отодвинувшись от него, вдруг ласково улыбнулась и, смеясь, спросила: – А ты что такой грустный, невесёлый?

И, вскочив на ноги, побежала к океану, размахивая руками, подпрыгивая и крича:

– Мы же пришли отдыхать, к морю, а ты грустишь!

Пораженный столь неожиданной переменной, он, как окаменелый, стоя на одном колене, не мог вымолвить ни слова, и только изумлено глядел, как она кружит, танцует и смеётся. Она бегала по кромки океана, и её пронзительный визг, когда ноги окатывала волна, оглашал этот мир. Неописуемым образом, на бегу, она развязала шнуровку на своих ботинках, и они полетели прочь в разные стороны. И только, когда она расстегнула «молнию» своего комбинезона, босая, подойдя к нему, он промычал что-то нечленораздельное, что и сам не понял. Он никак не мог отойти от шока.

– Мы же пришли на пляж. А на пляже не ходят одетыми, – отвечала она. – Извини, что я сегодня без купальника, как-то по-домашнему. Я же не думала, что мы пойдём на пляж.

Удивительно всё-таки умение раздеваться красиво у женщин, подумалось почему-то ему, когда она точно вышла из комбинезона. Особенно колени – одна ножка изящно гладит другую, затем перешагивает край юбки или пояс брюк, и также изящно другая ножка скользит по первой и становится рядышком на носок…. Она была в простом, скромном белом бюстгальтере с небольшим кружевом по краю бретелек и незамысловатым рисунком в виде бесцветного выпуклого орнамента на чашечках. В белых с розовым оттенком трусиках, немного прозрачных, дававших увидеть туманное очертание того, что они должны скрывать. Чуть выцветшая неброская фиалка на бело-розово-туманном завершала эту женскую композицию. Он расхохотался, воодушевлённый её смелостью, и стал стягивать свою спецодежду.

– Чёрт возьми! – прокричал он. – Если бы кто знал, как я ненавижу эту спецовку. Просто-таки до мозга костей, каждой своей клеточкой, каждым ядром клеточки. Эти безвкусные нашивки с эмблемами, эти функциональные карманчики. Господи, как же я соскучился по нормальной одежде, как давно не видел элегантных людей, не в мешковидном, однообразном тряпье, а в платьях и костюмах…

Она хихикала над тем, как он неуклюже возится со своим комбинезоном и так забавно ворчит.

– В платьях? – переспросила она.– А такие заношенные трусики тебя не смущают? – Она кончиком пальца немного оттянула в сторону резинку, от чего в груди мужчины забилось быстрей.