Львиное Сердце. Дорога на Утремер

Издалека Исаак выглядел очень царственно: верхом на Фовеле, седло и попона не уступают богатством Ричардовым. Пурпурная мантия киприота была украшена драгоценными камнями, а поверх длинных светлых волос возлежала золотая корона. Англичан поразила его молодость, потому как грек выглядел ровесником Ричарда — лет тридцати с небольшим. На близком расстоянии впечатление уже не казалось таким внушительным, потому как становились заметными резкие черты лица Исаака, пронизывающий взгляд белёсых глаз и тонкие губы, не привыкшие улыбаться. Рыцари Ричарда давно усвоили, насколько обманчива бывает наружность, так как подчас под благовидной внешностью может скрываться в высшей степени неприглядная личность. Но при виде кипрского императора они обменялись понимающими взглядами, согласившись, что этот пиратский корабль не пытается скрываться под чужим флагом: Исаак Дука Комнин выглядел именно тем, кем являлся на самом деле — человеком, которому предначертано вечно гореть в аду.

Гарнье Наблусский, великий магистр ордена госпитальеров Иерусалима, устроил эти мирные переговоры и теперь выступал в качестве посредника, используя одного из своих кипрских братьев как переводчика с французского на греческий. Стороны встретились в центре поля. Испанский скакун Ричарда и пылкий Фовель смотрели друг на друга так же подозрительно, как и их всадники. Зрители обменивались тычками и ухмылками, сойдясь во мнении, что, по счастью, король английский и император кипрский оба оказались хорошими наездниками, ибо в противном случае их кони могли бы взять инициативу на себя и покончить с переговорами раз и навсегда.

Ричард был бы не прочь следовать протоколу, установленному для подобных капитуляций, но не имел времени. Поэтому, едва поприветствовав с ледяной вежливостью Исаака, сразу стал излагать условия мира. Когда их перевели, все присутствующие греки ахнули и зашептались между собой, что это снадобье слишком горькое, чтобы Исаак мог проглотить его. Король потребовал, чтобы император поклялся перед ним принять крест и отправиться вместе с англичанами в Святую землю, выставив сто рыцарей, пятьсот конных и пять тысяч леших воинов для защиты Господа и Священного города, а также уплатить тридцать пять тысяч марок в возмещение ущерба, причинённого людям Ричарда. В обеспечение клятв Комнину предписывалось передать английскому королю все свои замки и отдать в заложники свою единственную дочь и наследницу. Все знавшие Исаака немало удивились, когда тот попросил Гарнье Наблусского перевести, что он согласен принять условия.

Едва соглашение было достигнуто, Ричард и Исаак спешились, и после того, как император принёс клятву верности, оба государя обменялись ритуальным поцелуем мира. В качестве жеста доброй воли Львиное Сердце предложил вернуть императорский шатёр и серебряную посуду, захваченные в битве при Колосси. Исаак тут же велел разбить шатёр в открытом поле, заявив, что предпочитает стоять лагерем тут, чем въезжать в Лимасол, где для его свиты может не найтись необходимых удобств. Поскольку Ричард предпочитал дворец и крепость Св. Георгия, возражений не последовало. Король распорядился послать в императорский лагерь вина и еды. Правители договорились встретиться поутру, чтобы обговорить передачу замков Исаака назначенным Ричардом кастелянам, а также обсудить планы по совместному отплытию под Акру. Мирная конференция закончилась обменом любезностями, выглядевшими совершенно безупречными по форме и неубедительными по содержанию.

По дороге обратно в Лимасол Жофре пришпорил коня и поравнялся с Ричардом и Андре. Король пребывал в отличном настроении и говорил о прибытии этим утром с Родоса остальных своих галер. Но о только что заключённом с кипрским императором мире помалкивал до той минуты, пока Жофре не поднял эту тему.

— Монсеньор, ты выставил перед ним суровые условия.

— Да, это так, — согласился Ричард, провожая глазами грациозного сокола, парящего у них над головами.

— Полагаю, разумно было потребовать от него гарантий исполнения. Но достаточно ли этого? Вся его жизнь состоит из череды обманов и предательств. Неужели ты веришь, что Исаак станет исполнять договор?

— Пусть сам решает. — Король пожал плечами. — Выбор за ним.

— Мне кажется подозрительным, что он так легко согласился, — признался Жофре, но тут уловил лукавство во взгляде, которым обменялись Ричард и Андре, и всё понял. Успокоенный, молодой граф не проронил более ни слова, и остаток пути они проделали в молчании.

Беренгария наблюдала за пересекающим комнату Ричардом из-под полуприкрытых ресниц. Немногие крупные люди обладали способностью передвигаться с такой непринуждённостью. Наваррка знала, что его прозвали Львиным Сердцем за безудержную отвагу, но подумала, что прозвище подходит мужу более чем в одном этом смысле. Ричард был проворен как кот, очень большой рыжий кот. Для неё стало откровением, что мужское тело может быть прекрасным.

— Многие ли дамы могут похвастаться, что им прислуживает король? — спросил он, подав ей кубок, прежде чем вернуться в постель.

Беренгария улыбнулась и отпила немного сладкого белого из погребов Исаака. Но, когда она возвратила сосуд, Ричард сам не приложился к вину. Подложив под спину подушку, он воззрился на жену с выражением, которого та не могла распознать.

— Беренгуэла, если тебе ещё больно, я уверен, что знающие женщины посоветуют настойки или мази, способные помочь выздоровлению.

Так он заметил! Этого молодая королева не ожидала. Чтобы скрыть смущение, она глотнула ещё вина.

— Всё это ещё так ново для меня, — призналась Беренгария. — Это ведь всего лишь третья наша ночь вместе. Судя по ощущениям, я уверена, что смогу без помех исполнять супружеский долг. — Она подарила ему улыбку, опровергавшую формальный тон её слов. — Однако есть ещё кое-что, о чём мне хотелось бы поговорить. Я просто не знаю, с чего начать...

Протянув руку, король взял кубок и поставил его на пол.

— Выкладывай всё напрямую. Это сбережёт массу времени.

Послушать его, всё так просто!

— Ну хорошо. — Она вздохнула. — Я нисколько не хочу обидеть тебя, Ричард, честное слово. Но твой... твой мужской орган так огромен, что...

Договорить девушка не смогла, потому как её супруг разразился взрывом громового хохота. Не такой реакции она ожидала от мужа и недоумённо воззрилась на него.

— Я не над тобой смеюсь, голубка, — сказал он, с трудом переведя дыхание. — Но твоя невинность бывает по временам совершенно очаровательна! — Наклонившись, он быстро поцеловал её. — Вот что я тебе скажу. Среди лиц сильного пола не найдётся ни одного, который оскорбился бы, если его «мужской орган» назвали слишком большим.

Ей непонятна была причина его весёлости, впрочем, мужской юмор всегда сбивал её с толку. И вопреки его уверениям, она подозревала, что он смеётся над ней. Но весёлость была предпочтительнее реакции, которой Беренгария опасалась. К Джоанне подойти она не решалась, поскольку тема была слишком интимной, чтобы обсуждать её с его сестрой. Поэтому она отважилась открыться Мариам и с огромным облегчением услышала, что беде легко помочь. Но как ни тягостен был тот разговор, в случае с Ричардом получилось ещё хуже. Но отступать уже некуда.

— Больно именно в момент проникновения, — промолвила наваррка, удивляясь собственной смелости. — Потом уже намного легче. Я действительно «невинна», как ты часто мне напоминаешь, поэтому посоветовалась со сведущей в таких вещах особой, одной из фрейлин Джоанны. Та сказала, что неприятные ощущения исчезнут, если мы будем пользоваться ароматическим маслом, перед тем как...

Она замолчала в надежде, что дальнейших объяснений не требуется. Но на лице мужа отражались непонимание и ожидание.