Лягушка-путешественница

Дабы не уронить драгоценную тушку капитана, матросы и раб втащили его на судно, держа за руки и за ноги. Но едва очутившись на палубе, мореход энергично задёргался, пытаясь принять вертикальное положение. Догадливые подчинённые помогли, крепко подхватив под мышки.

– Ника, госпожа Юлиса! Где вы? Куда спрятались? Клянусь розовыми сосками Диолы, я ещё не настолько пьян, чтобы потерять зрение!

– Не надо так говорить о богинях, господин Картен, - проворчала Ника, выйдя из тени.

Капитан вздрогнул словно от испуга, но быстро овладев собой, с хмельной гордостью заявил:

– Я обо всём договорился!

– О чём?

– не переставая хмуриться, уточнила девушка, чуть посторонившись, пропуская в каютку Милима. Невольник торопился приготовить ложе господину.

– Завтра Севий Маний Касс познакомит меня с местным торговцем, - колено капитана подломилось, он едва не упал, вовремя подхваченный матросами.
– Миккой или Мусикой...

Пьяный хихикнул.

– У них здесь такие противные имена! Да в ночной горшок, как его зовут! Этот варвар положит..., то есть поможет найти матросов среди этих дикарей. Ик...

– Я очень рада вашей удаче, господин Картен, - стараясь сохранить непроницаемое лицо, кивнула пассажирка.
– Надеюсь, завтра вы расскажете все более подробно?

– А разве вас ещё что-то интересует?
– попытался презрительно фыркнуть купец, но только заплевал себе бороду.

– Сейчас, - подчеркнула Ника.
– Ничего.

– Тогда, я спать, - махнул рукой мореход.
– Не желаете разделить со мной ложе, госпожа Юлиса?

– Мне лучше остаться здесь, - покачала головой она.

Влекомый догадливыми матросами, капитан проследовал в каюту, но вдруг упёрся рукой в переборку.

– А где все?

– Отдыхают, - несколько двусмысленно ответила пассажирка.

– Да, - тряхнул буйной головушкой капитан.
– Сегодня был тяжёлый день... Как там писал Эплисар Таниец? Ну, не важно...

Матросы заявились под утро. Тоже пьяные, но, в отличие от своего начальника, побитые. Крек Палпин, как самый трезвый, с трудом шлёпая разбитыми губами, просветил будущую радланскую помещицу, что на них напали какие-то бесчестные негодяи, прервавшие так хорошо начавшийся отдых. Они постарались не посрамить честь Канакерна, но врагов оказалось больше, к тому же им ещё и местные помогли.

Разумеется, после столь бурно проведённой ночи день не заладился с самого начала. Утро выдалось тихое, безветренное. Аромат винного перегара, вонь немытых тел и плохо работающих кишечников густым облаком накрыли судно. Кроме того, оказалось, что платье, так долго и заботливо сохранённое в сундуке Лацием Юлисом Агилисом, невозможно как следует одеть без посторонней помощи или хотя бы без простого зеркала. Кажется, чего проще - прямой силуэт, широкий вырез, собранные в складку бретели с черепаховыми пряжками на плечах да узкий поясок. Но когда Ника примеряла его в первый раз, наставник показал, как следует красиво расправить свободно падавшую ткань, чтобы одеяние не казалось наброшенным на тело мешком. Но сейчас ей просто не к кому обратиться за помощью, а ходить пугалом - не хотелось.

– Опять в кожу?
– проворчала девушка, аккуратно складывая платье.
– Как балет Тодес.

Но на этом неприятности не закончились.

Проснувшись с больной головой и в прескверном настроении, капитан, увидев побитых матросов, почему-то набросился с упрёками на неё!

– Вы же говорили, они спят!
– шипел мореход, прикладывая ко лбу мокрый платок и зло поглядывая на столпившуюся у ведра с водой команду.

– Я сказала, что они отдыхают, - проворчала пассажирка, смотрясь в реку в тени борта и расчёсывая заметно отросшие волосы.

– Вы считаете это остроумным?
– встав рядом, Картен задрал подол хитона.

– Я считаю, что помочиться можно и в другом месте?
– фыркнув от возмущения, Ника плюнула в воду.

– Мой корабль, что хочу - то и делаю!
– рявкнул в ответ капитан.
– Где хочу - там и встану!

Ещё ночью девушке захотелось посмотреть на местного купца, узнать о возможности найма матросов и, если понадобится, чем-нибудь помочь мореходу. Но после такой выходки желание встревать в дела вредного купчины испарилось. Пусть сам разбирается, если такой умный.

– Это же его судно!
– насмешливо хмыкнула она, спускаясь по трапу.

Волосы она без затей заплела в довольно приличную по меркам её старого мира косу, смотревшуюся бедновато на фоне толстенных змеюк, часто спускавшихся у местных девиц до пояса, а то и ..., хм ниже. Зато такого брючного костюма из замши не нашлось бы ни у кого из них!

Порт уже давно жил своей жизнью. Подъезжали и уезжали телеги, прямоугольные платформы на двух высоких сплошных колёсах, влекомые крепкими, пузатыми лошадками бурой масти. Переговариваясь, туда-сюда сновали грузчики с корзинами и плетёными из лыка мешками.

На какую-то минуту девушка растерялась в этом многолюдстве, но ощущения человека двадцать первого века с его запруженными людьми улицами, торговыми центрами и метро помогли быстро освоиться. Более того, Ника скоро поняла, что особой толкотни тут и не наблюдается. Девушка обратила внимание на исчезновение одного из больших кораблей. Очевидно, капитан, опасаясь начала войны, с утра покинул столицу.

Отыскав по аппетитным запахам местный фастфуд, она, пригнувшись, вошла в длинное мрачное помещение, освещённое светом очага, горевшего у противоположной стены. Дым, поднимаясь вверх, садился сажей на стропила и медленно вытекал сквозь дырку в передней стене под самой крышей. Тем не менее, глаза щипало не хуже чем в вигваме. Стояли несколько длинных, грубо сколоченных столов с такими же монументальными лавками.

У самого входа чинно принимали пищу четыре благообразных венса. Трое в расшитых по вороту рубахах, а четвёртый напялил поверх нечто среднее между пиджаком, пальто и халатом, чей густой коричневый цвет напомнил Нике пасхальные яйца, крашенные луковой шелухой. Посетители по очереди зачерпывали из глубокой глиняной миски, и держа ложку над куском сероватой лепёшки, аккуратно подносили ко рту.

Ей вдруг так захотелось хлеба - тёплого, с хрустящей корочкой, с тем непередаваемым запахом, от которого рот сразу наполняется слюной, и как бы сытно не поела - трудно удержаться, чтобы не откусить хотя бы кусочек.

Желудок заворчал в радостном предвкушении, однако ни хозяина сего заведения, ни официанток она, как ни старалась, не смогла разглядеть в клубящейся тьме. Поправив зачем-то тощий кошелёк, подвешенный по местной моде на пояс, девушка решительно прошла и села за пустой стол.

Стук ложек моментально прекратился, началось шушуканье. Местные не могли знать, что чужестранка понимает их речь, тем не менее понизили голоса. Очевидно, из вежливости. Доносились слова: "ганты, княгиня, ринс, арнаки".