Любимая женщина Альберта Эйнштейна
Шрифт:
Он шутливо кланялся, пропуская своих гостей вперед, но все же, успевая извернуться, услужливо распахнул перед ними дверь.
Маргарита и сэр Рассел смеялись:
– Да что вы, Альберт! Кто мы в сравнении с вами? Вы же король! Ваше величество!.. Мы – лишь челядь...
Рассела и Эйнштейна связывали давние дружеские отношения. Едва познакомившись с открытиями Эйнштейна, Рассел сразу стал активнейшим популяризатором теории относительности, даже выпустил книгу «Азбука относительности». Талантливый математик, он проделал сложную философскую эволюцию, которую сам определял как переход от платоновской интерпретации пифагореизма к юмизму. Он же создал копцепцию «логического атомизма» и разработал теорию дескрипций. Рассел считал, что математика может быть выведена из логики.
С
Но в тот вечер, уединившись в кабинете, они больше говорили о войне, о гитлеризме, о роли ученых в предотвращении очень возможной гибели человечества. Рассел был далек от атомных проблем, но он знал, что и в его родной Англии, и в Штатах, и в Германии идут работы по созданию оружия массового уничтожения, и это его крайне беспокоило.
Его тревогу разделял и Эйнштейн. Может быть, именно тогда, во время вечерней беседы двух мудрецов, впервые возникла идея о необходимости объединения усилий всех прогрессивных ученых, выступающих за мир, разоружение, международную безопасность, за предотвращение войн и за научное сотрудничество, которая спустя почти полтора десятка лет положит начало Пагуошскому движению...ПРИНСТОН, весна–лето 1945
Получив задание от «Вардо» – тщательно, с фотографической точностью фиксировать все детали разговоров, которые Оппенгеймер и его коллеги ведут у Эйнштейна в ее присутствии, Маргарита слезно взмолилась: «Я же ничего не понимаю в этих их беседах, они говорят на каком-то своем, птичьем, совершенно недоступном мне языке!»
– Ничего страшного, – успокаивала свою агентессу Зарубина. – Главное – запоминай каждое произнесенное слово, даже если ты его не понимаешь. Потом перескажешь мне, и все...
Когда Маргарита с наивным интересом спросила Альберта о сути постоянно упоминаемой в разговорах «сверхбомбы», Эйнштейн был польщен. Пустившись в объяснения, он по обыкновению увлекся, кратко и по возможности доступно разъяснял ей, как прилежной ученице, основные моменты работы своих коллег в Лос-Аламосе, для наглядности сопровождая «лекцию» незатейливыми чертежиками-рисунками. Помня рекомендации Зарубиной, Маргарита даже не прикоснулась к этим, безусловно, бесценным чертежам, но благодаря своей безупречной зрительной памяти буквально «фотографировала» их.
Уже дома она воспроизвела их на бумаге. Вкупе со стенограммой беседы с Эйнштейном и его объяснениями информация Маргариты вскоре ушла в Москву, пополнив секретную папку операции по добыче сведений о разработке атомного оружия, которую на Лубянке окрестили «Энормоз», что в переводе имело несколько значений – «чудовищный», «ненормальный», «громадный», «ужасный».
Увы, но довести свои планы до логического завершения чете Зарубиных помешали непредвиденные обстоятельства. В 1944 году в срочном порядке супруги были срочно отозваны в Москву. Коненкова потом еще долго недоумевала: «Как же так, даже не попрощавшись, укатили неизвестно куда?..»
Новым куратором Маргариты в Нью-Йорке стал вице-консул советского представительства Павел Петрович Михайлов. Настоящая фамилия резидента Главного разведуправления Генштаба Красной Армии была Мелкишев. По неизвестной прихоти начальства оперативным псевдонимом для него была выбрана фамилия великого французского драматурга – Мольер. Большие шутники служили на Лубянке. Или у них в работе с Мелкишевым возникли ассоциации на тему «Мещанин во дворянстве»?..
Внезапно приехавший Лео Сцилард расстроил Эйнштейна, ибо показался ему крайне взволнованным. А тот и не скрывал этого:
– Простите, я просто не знаю, с кем посоветоваться. Формально я не имею права обсуждать с кем-либо, с вами в том числе, то, что собираюсь сейчас вам сказать. Формально это так. Но по существу...
– Да говорите же, Лео, не тяните.
– Помните то письмо, которое вы в свое время, летом 39-го, направляли президенту Рузвельту?
– Ну конечно. Я такие вещи не забываю, дорогой Сцилард.
– Так вот, я должен вам сообщить, что работы по созданию атомной
бомбы в Штатах уже находятся в завершающей стадии.– Поздравляю.
– Но теперь встает вопрос: что делать с бомбой дальше? Гитлер практически на коленях, и по всему выходит, что наша «игрушка» вроде бы ни к чему. Ведь тогда, в 39-м, мы требовали ускорить работы по атомной бомбе, чтобы опередить немцев...
– Если помните, Лео, я говорил вам о возможности возникновения такой ситуации, – улыбнулся Эйнштейн.
– Конечно, помню. Но тогда мы все так были увлечены идеей создать новое сверхоружие против Гитлера, что никто не мог даже представить себе, что в конце концов мы упремся в такой трагический тупик.
– Не стоит говорить обо всех, Лео, – упрекнул молодого коллегу Эйнштейн. – Говорите только о себе, ладно?
– Да, простите. Тот самый Александр Сакс (ну, банкир с Уолл-стрит, который передавал тогда Рузвельту наше письмо) в конце прошлого года по просьбе нашей «манхэттенской» группы беседовал с президентом. Сакс изложил ему наши предложения, которые, скажем так, встретили сочувственное отношение.
Физики предложили после окончательных испытаний бомбы провести публичную демонстрацию нового оружия в присутствии представителей союзных и нейтральных государств, которые потом опубликуют от своего имени или от имени правительства краткое коммюнике с изложением сути открытия. И если к тому времени война еще не будет закончена, тогда правительство США обратится к руководству Германии и Японии с требованием капитуляции. В случае отказа немцы и японцы будут оповещены о предстоящей бомбардировке с указанием ее места и времени. Противнику нужно предоставить время для эвакуации людей и скота.
Шесть лет назад мы просили вас повлиять на президента с целью ускорить работы по созданию бомбы, – продолжил Сцилард. – А теперь я хочу, чтобы вы подписали наш меморандум Трумэну с просьбой воздержаться от поспешных агрессивных действий. Вы согласны, мэтр? – он протянул лист бумаги и авторучку.
Эйнштейн быстро пробежал текст и, не раздумывая, поставил свою подпись.
Перед отъездом Сцилард спросил у учителя, может ли он повидать госпожу Коненкову. Когда Марго вошла в кабинет Эйнштейна, Лео вскочил, подбежал к ней и осыпал ее руки поцелуями: «Спасибо вам за брата». Потом быстро распрощался и укатил.
– Что это с ним? – спросил заинтригованный Эйнштейн.
– Да так, ерунда, – беспечно отмахнулась Маргарита. – Брат Лео Карл там, у нас в России, сидел в тюрьме... Ну, я ему немножко помогла. Его перевели в закрытое конструкторское бюро.
– У тебя такие богатые возможности, Марго?
– Не у меня, Аль, а у моих друзей.
– Лео – хороший парень, – задумчиво проговорил Эйнштейн. – Еще в Берлине он был моим студентом, и весьма прилежным. Не то, что я. А какая у него была блестящая докторская диссертация!.. Хотя, вообще-то, он прирожденный изобретатель. Мы с ним придумывали всякие разные модели домашних бытовых холодильников, рефрижераторов. Но, к сожалению, он невезучий, бедолага...
– А мы с вами везучие, Альбертль, как ты считаешь?
– Конечно!
...Еще при первой встрече где-то в конце 30-х годов Лео Сцилард, узнав, что Маргарита родом из Советской России, посетовал, что уже давным-давно не имел никаких известий от своего брата Карла, который работал в Москве в каком-то конструкторском бюро. Только недавно узнал, что он якобы арестован, сидит в тюрьме.
Разговор на том и закончился. Но суть его Марго передала своему «куратору» – Елизавете Юльевне. Та дальше – по цепочке – в Москву. Из Центра вскоре поступила информация: физик Карл Сцилард из тюрьмы переведен в ЦКБ-29 авиаконструктора Андрея Туполева – так называемую «туполевскую шарагу», заведение, в общем-то, тюремного типа, но с «правилами внутреннего распорядка» немного попроще. Это был «белый архипелаг»: «островок некоторой свободы и относительного достатка». Хотя и там, конечно, каждый пункт начинался со слов «запрещается», «не допускается», «возбраняется» и т.п. Его создатели понимали: для сверхважных разработок творческому человеку необходимо вдохновение, а оно невозможно, если над тобой и твоими близкими занесен меч.