Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг
Шрифт:
– Ну к-как?
Она снова посмотрела на него печальными глазами и, казалось, покачала головой:
– Какой же ты дурак…
Укурки из «Аэросмита» тоже обдали Илюшу волной неодобрения. Повернувшись к ним лицом, он поджал губы и вздернул подбородок: «Вас вообще никто не спрашивал!» Илья, конечно же, поплатился. В отличие от Родиона, на котором татуха зажила за три дня и своим расположением подчеркивала развитую грудную мускулатуру, у Илюши начался сепсис, наколка разбухла, воспалилась, поплыла на сосок и выглядела как ободранная наклейка на водочной бутылке, какие они сдавали с
Еще одним запомнившимся событием тех лет стала встреча со странным мужиком, который появился в их дворе ранней осенью. Родька с Илюшей сидели на металлической ограде газона и флегматично курили. Старший разжился пачкой «Родопи», на которую, как муха на покойника, тут же прилетел участковый Виталя, ставший к тому времени капитаном.
– Угостите, пацаны? – Он дружески присел рядом на пустой ящик из-под лимонада «Буратино». В соседнем продуктовом они стояли пирамидами, и каждый брал для хозяйственных нужд сколько хотел.
– Конечно! – Родька протянул белую пачку с коричневым гербом.
– Фарца «Мальборо» за трояк предлагает. Настоящий, американский, – сказал Виталя.
– Неее, дорого, – вздохнул Родион.
– Изумительный вкус, – Виталя причмокнул языком, – не то что кишиневский.
– Я даже не пробовал, – признался Илья.
– Какие твои годы! Вот я однажды… – Виталя приготовился рассказать какую-то байку из своего героического прошлого, но его перебил плечистый мужик в коричневом костюме, выросший как из-под земли.
– Извиняюсь, товарищ капитан, кто живет в сорок первой квартире, во-он в том подъезде?
– С какой целью интересуетесь, гражданин? – Виталя включил начальника.
– Я ищу Корзинкину Злату Петровну. Есть информация, что она проживает по этому адресу. Второй день звоню в дверь, никто не открывает. Специально приехал сюда из Архангельской области, на вокзале ночую. Игнатов Петр Петрович, – мужик снял стремные солнцезащитные очки и спешно полез в портфель за паспортом.
– А кто вы будете гражданке Корзинкиной? – спросил Виталя, рассматривая фото в документе.
– Я – отец ее родной. Она померла, мне сказали, а за ней квартира числится. Детей у нее нет, я – первый наследник.
Илюше мужик сразу не понравился. Плечистому было не больше сорока, с деревенским говорком, какими-то неприятными ужимками, попахивающий несвежим бельем и гнилыми прокуренными потрохами.
– А где ж вы были, когда она померла? – сурово спросил Виталя.
– Да не общались мы, в разных городах жили, – залебезил Петр Петрович.
– Значит, пока была жива, не общались, а как умерла, так квартира понадобилась?
– Ну так я ж отец! Кому ж еще квартира должна перейти?
Виталя посмотрел на него презрительно:
– Не проживала здесь никогда никакая Корзинкина. Сейчас живет семья Семенковых, не звоните им, они с дачи не вернулись. А раньше квартира принадлежала Полуэктовой Анне Ивановне. Она в данный момент на попечении государства находится.
– А кто это, Полуэктова? – вклинился Родион.
– Эпоха, бабка, ну
которая Илюху украла, помнишь? – пояснил Виталя.– Ага, з-забудешь ее, – усмехнулся Илюша.
– Так что же мне делать? – не унимался Петр Петрович. – Где же искать Злату Петровну?
– А я почем знаю? – окрысился участковый. – Может, надо было с дочерью при жизни связь держать? Может, она нуждалась в тебе, отец хренов? Может, ждала, когда ты придешь? И умерла от голода, не дождавшись? А как квартиру получать, ты тут как тут! – Виталя сорвался на крик.
– Да я это… я вообще ее с детства не знал, у меня другая семья, – попытался оправдаться Игнатов.
– Тогда и пошел отсюдова к семье гадюшной – ребенка он своего с детства не знал! Я ща дело на тебя заведу, узнаю, кто ты и откуда, платил алименты или нет, гнида!
Мужик дрожащими руками вырвал у Витали паспорт, долго не мог попасть им в тонкую прорезь портфеля, суетливо напялил на себя очки с резинкой вместо правой дужки и засеменил прочь из двора.
– А че вы на него так накинулись? – спросил обалдевший Родька. – Вы знаете эту Корзинкину?
– Понятия не имею, кто это, – сказал Виталя, – зато вот этих чморей наизусть выучил. Отец у меня был таким. Бросил нас с матерью, когда мне год исполнился, и больше не появлялся, козлина. Мы как могли выживали. А когда мать умерла, нарисовался. Наследство делить решил. Там из наследства были ее рваный плащ и мой гайморит. Посмотрел он на это добро и отказался от отцовства. А я в интернате для трудных подростков четыре года чалил. Как срок отмотал…
Родька, как выяснилось позже, моментально забыл этот разговор. А Илюша, по непонятным причинам, долго полоскал в памяти образ деревенского мужика в темных очках и нелепое сочетание имени-фамилии – Злата Корзинкина.
– Если бы т-ты был К-корзинкиным, ты бы н-назвал свою д-дочь Златой? – спросил он как-то старшего брата, ворочаясь ночью в постели.
– Если бы я был Корзинкиным, я бы сразу удавился, – ответил Родион и, как всегда в долю секунды, провалился в могучий здоровый сон.
Глава 17. Прыжок
Прапор Курбатов наслаждался овечьей покорностью новобранцев и кромсал воздух луженой глоткой:
– Копаем па-а периметру, вдо-оль забора на глубину а-адин метр. Трениру-у-емся рыть а-акопы и па-амагаем воинской части заменить тру-у-убопровод! На первый-второй ра-асчитайсь!
Отряд из десяти человек по нехитрому плану встал в шахматном порядке. Прапор прошел мимо каждого, заглядывая в лицо, сверяя со списком и тренируя речевой аппарат на свежих фамилиях.
– Протейко! – рявкнул он в рожу широкому рязанскому парню.
– Я!
– Начнешь копать от флажка!
– Есть.
– Неряшев! – Курбатов уткнулся в грудь долговязому сизому хлопчику.
– Я!
– Отступаешь от Протейко два метра и роешь траншею вправо!
– Есть!
– Гринвич! – командир поравнялся с Родионом.
– Я!
– Берешь правее от Неряшева и хуячишь дальше!
– Есть!
– Абдуд… Абудж… Абуджам…
– Абдуджамилов Абдунахазар, – выкрикнул маленький таджик, потерявший надежду на то, что его фамилию воспроизведут грамотно.