Любимый человек

Поэтому я предпочитаю общаться с Димой через мессенджеры.

А сейчас ладони немного намокли, в голове гуляет легкий бриз, а сердце бесстыже тверкает под ребрами.

Обычно, так всегда бывает, когда я долго не слышу его голос. Но это скоро пройдет. Мне нужно совсем немного времени, чтобы отойти, встряхнуться и как ни в чем не бывало заняться своими делами.

Вскоре так и происходит.

Я открываю чемодан, переодеваюсь, достаю детские вещи и отправляю дочь встречать папу.

Дима заезжает через пятнадцать минут.

Мама уже в курсе, что он заберет детей. Я подхожу к окну и вижу, как Дима выходит из своей ”Шкоды”, которую он купил незадолго до нашего развода.

Дети несутся к Диме со всех ног. Первым, конечно, добегает Степка. Он у нас пошустрее. Зато Тихон не просто виснет на отце, как обезьянка, а обнимает сидящего на корточках Диму за шею и что-то показывает. С совершенно серьезным видом Дима кивает сыну, а затем крепко обнимает его.

В такие моменты меня мучает совесть за то, что увезла детей так далеко. Я не знаю, как Дима выдерживает разлуку с ними, как ему это удается, потому что я бы точно вот так не смогла.

Пока я наблюдаю за тем, как мальчики радуются встрече с отцом, Дима встает, поднимает голову и обращает взгляд на окна маминой с отчимом квартиры. Он смотрит на меня.

Я понимаю, что прятаться уже нет смысла, и с бешено колотящимся сердцем сгибаю руку, чтобы помахать ему. В ответ Дима улыбается, демонстрируя мне открытую ладонь, но потом Степа тянет его за руку, увлекая в сторону машины. Уже усадив мальчиков назад, а Машу — на переднее сиденье, Дима оглядывается и снова смотрит на окно, возле которого я стою как приклеенная. Мое сердце опять делает сальто, и даже будто бы увеличивается в размере, становясь беспокойным, тяжелым и горячим…

16. Дима

— А про нос льва можно говорить громко? — спрашивает Степан, когда я завожу с сыновьями серьёзный мужской разговор.

— Да.

Мы сидим на полу и собираем из "Лего" чертово колесо. Я уже сто раз пожалел, что купил именно его, потому что за вечер все это точно не собрать, но зато пацаны довольны.

— А про хвост? — интересуется Тихон, загребая пальцами детали.

— Что про хвост?

— Про хвост льва можно говорить?

Я киваю.

— Тоже можно.

— А почему про писюн нельзя? — снова спрашивает Степа.

Маша закатывает глаза, качая головой. Она считает себя очень взрослой.

— Мань, закрой, пожалуйста, уши, — прошу дочь, откладывая детали в сторону и привлекая к себе внимание сыновей.

Маша надевает накладные наушники, которые висели у нее на шее.

— Говорить про любой писюн неприлично, — стараюсь выглядеть максимально серьёзно. — Вот мы же не ходим голыми. Как я вам говорил? Никому не нужно показывать то, что мы носим под боксерами.

— Я знаю! А львы-то боксёры не носят! Значит про них можно все говорить! — спорит Степка.

— Да, львы не носят, а еще они какают и писают, где им вздумается. Мы будем делать так? — смотрю на парней по очереди.

— Нет! — отвечает Степа. — Про нас скажут, что мы дураки.

— Ублюдки, — бормочет Тихон.

— Что ты сказал? — хмурюсь я.

— Это Руслан так в садике говорит, — объясняет сын. — Вы все ублюдки, — пародирует кого-то. — А кто это такие? Они страшные?

— То, что ты сказал — это очень грубое слово. Его иногда говорят взрослые про очень нехорошего человека.

— Значит мы не ублюдки? — говорит Тихон.

— Нет.

— И даже если мы будем говорить про льва и львицу, тоже нет? — подхватывает Степа.

— Нет. Но про льва и львицу лучше не говорить громко. Не всем нравится слушать о том, что лев делает с львицей, понимаете? — терпеливо объясняю им.

— Потому что ей больно? — предполагает Тихон.

Я подвисаю от его вопроса.

— Э-э-э… Наверное… Так… ну что, мужики, пора купаться?

— Много воды! — кричит Степка, распинывая детали по ковру. — Сделай много воды!

Я встаю с пола и убираю каркас будущего колеса на подоконник.

— Я наберу воду, а вы соберите здесь все.

После ванны мы вчетвером идём на кухню. Пацаны пьют молоко с "Орео", а Машка открывает банку "Милкис". Лена бы точно нам всем по заднице надавала за такой второй ужин. Но ее же здесь нет…

К сожалению…

Скоро одиннадцать.

Пацаны давно спят на двухъярусной кровати, которую я купил специально для них сразу же, как только переехал сюда. Маша сидит на диване и переписывается с кем-то.

Я надеюсь, что с подругой, ведь ей всего лишь одиннадцать.

Позже я переложу Тихона на диван к себе, он не так, как Степа пинается, а Маша ляжет на кровать.

Здесь места мало, но в моей новой квартире его будет достаточно. Для Маши я сделаю отдельную комнату, другую — для пацанов. Не знаю, как часто они будут оставаться у меня на ночь, но хотелось бы, чтобы и в моем доме у них было все необходимое.

Я открываю ноутбук и листаю новинки на "Кинопоиске", думая, как бы убить время, когда дети уснут.

Поставив телефон на зарядку, Машка уходит на кухню. Слышно, как она наливает воду из кулера. Мой взгляд привлекает загоревшийся экран ее мобильного, и во всплывающем окошке уведомления читаю имя: Рома.

Вот тебе и подруга.

Когда дочь возвращается, она первым делом берет телефон и читает сообщение. Краем глаза вижу, как она улыбается.

— Маш, ты спать не собираешься? — начинаю разговор издалека.

— Еще рано, — она снова что-то пишет и даже не смотрит на меня.

— А тебе в классе кто-нибудь нравится? — Спросив, чувствую себя идиотом. Потому что мой вопрос — это первая фраза, которая приходит в голову при мысли о надоедающих родителях. —То есть, я хотел спросить, есть ли у тебя друзья?

Дочь пожимает плечами.

— Я же тебе говорила, я со всеми дружу.

— Ну, может, с кем-то особенно?

— Ты хочешь спросить, если у меня ЛЧ?

— Чего? — мои глаза округляются.

— Любимый человек, — поясняет Маша. — Парень.

— Алло, Мань, какой еще ЛЧ? — вылетает у меня. И следом как по шаблону: — Тебе одиннадцать!