Любопытство - не порок, но оно наказуемо

– Ты не понимаешь, Рио! Энрико - сильный соперник. Ты можешь умереть...

Впервые за долгое время я видел в чьих-то глазах беспокойство. Это умиляло, но я продолжил противиться решению Гримма выбраться из этой стези подпольных боев.

– Прости, но...
– я набрал побольше воздуха в легкие, - я не буду так поступать по отношению к другим.

– Что ты им должен?
– зло прошипел блондин.
– Даже если этот Серый Волк и обещал зарезать этих букашек, как свиней, то это тебя не касается! Это его право, решать жить или умереть его людям.

Быстро Гримм догадался, чем меня вздернул Вернер.

– В другом случае ты меня же потащишь к Армандо, - ухмыльнулся я.
– Не моя цель уйти от одного «хозяина» и прийти к другому.

– Он не такой как Вернер. Он лучше, - воскликнул мальчишка, вздернув нос.

– Сколько лет тебе было, когда умерли твои родители?
– резко спросил его я, и по реакции Гримма понял, что не прогадал: взгляд его стал мягче, а уголки губ потянулись вниз, он метался внутри себя, поражаясь истине, которую я так быстро раскрыл.

– Шесть...
– наконец отозвался мальчик, поджав под себя ноги.

Поникшие плечи, худой ребенок, которые оказался втянуть в самую гущу адского водоворота. Только сейчас на детское личико легла та самая тяжеловесная тень его личной непосильной ноши. В одно мгновение Гримм превратился из отъявленного чудища, давно сорвавшегося с цепи, вновь в милого юношу, только вступившему на путь взросления.

Сейчас он выглядел настолько одиноким, что я не выдержал и взъерошил его светлые волосы, чуть улыбнувшись:

– Я никогда не знал отца, а мама умерла больше полугода назад.

– Но она была с тобой,..

– Она болела постоянно, а я учился... То у одного мастера спорта, то у другого... А она лежала в больнице и медленно умирала, - я никогда прежде никому не рассказывал собственную историю жизни, пусть и так кратко, и каждое слово давалось мне с трудом, - даже ничего мне не говорив. Когда я приезжал в гости, мама всегда проводила это время со мной, несмотря ни на что, ни на какие боли. Скрывая истинное положение вещей, она сделала еще болезней тот миг, когда я узнал правду... Я даже не успел с ней попрощаться.

– Я не помню своих родителей. Совсем, - Гримм погрузился в свои мысли, и голос его казался невыносимо далеким.
– Лишь какие-то смутные очертания на фоне дома... Собака. У меня была собака по кличке «Нира». Она постоянно облизывала мне лицо...
– он провел ладонью по губам.
– А еще она сильно лаяла по ночам и мешала спать.

– То есть, тебя в шесть лет отправили обучаться искусству идеального оружия убийства?

– Да, - как-то растерянно отозвался Гримм, но тут же добавил, - Меня все устраивает.

– Ты никогда не думал, что лишился чего-то ценного в этой жизни?

– Чего?

– Невинности.

И я имел в виду именно ту чистоту, с которой мы приходим в этот мир.

– Армандо никогда не желал мне зла...

– И из-за этого отправил в самый эпицентр войны между собой и Вернером? — скептически заметил я.

– Он не думал, что так все выйдет, - отчаянно сопротивлялся моей логике Гримм.

– Конечно, - поддакнул я, ухмыляясь. — Еще какими мифическими чертами ты украсишь его образ?

– Ты просто... просто... дурак!
– не выдержал Гримм, рванув из комнаты. Джеймс, миролюбиво жующий яблоко, чуть было не подавился, когда «хрупкий» юноша ударил его в грудь, чтобы тот посторонился.

Когда мальчик ушел, я понял, что был слишком груб в высказываниях, и если мне не нравится Армандо, это не значит, что он плохой по всем параметрам. Просто, он мне не нравится, а другим... да, пожалуйста! Свобода выбора торжествует!

– Что это с мальком?
– поинтересовался Люк, входя в комнату. «Малек», так, видимо, прозвали Гримма тут. А ему подходит.

– Юношеский максимализм?
– предположил я, разведя руками.

– ПМС?
– рассмеялся Джеймс, явно злой из-за удара мальчишки. Ему все еще было тяжело говорить.

Бросив парней дальше обмусоливать эту тему, я вышел наружу и, по коридору, дошел до кухни, где нашел сидящим в гордом одиночестве Гримма. Увидев, как он вздернул свой милый носик и отвернулся, я не мог сдержать улыбки. Поравнявшись с малышом, я мягко обнял его сзади, уткнувшись в светлые волосы.

Какое-то время мы молчали, слушая биение сердец друг друга.

– Почему ты так хорошо ко мне относишься? – неожиданно спросил мальчик, обернувшись и внимательно смотря на меня.

– А должно быть иначе?

– Те парни не особо меня любят… А они ведь даже не знают и толики из того, о чем ты в курсе.

– Я просто отношусь ко всему проще, - ласково улыбнулся я малышу, вновь взъерошив его мягкие волосы. Мне о такой шелковистости только мечтать. Мои волосы, чем длиннее, тем заметнее, что они вьются, а уж при прикосновении к ним приходят не такие нежные сравнения, как со светлыми прядями Гримма.

– Не забивай свою голову лишними мыслями, - легонько коснулся я указательным пальцем лба мальчика. – Пойдем лучше… У нас сегодня бой… Точнее у меня.

– Я беспокоюсь за тебя… - еле слышно пробормотал Гримм, нервно жуя нижнюю губу, так что кончики моих губ потянулись вверх.

Вечер наступил неумолимо быстро, а светский раут, на который мы попали, вместо подпольных боев, вымораживал не хуже любого мероприятия, где показывают собственных животных. Мне не хватало разве что ошейника на шее, чтобы в полной мере показать истинное положение вещей в обществе. Зато эту роль в полной мере выполняло поведение Вернера и его охраны.

И тут кто-то из местной элиты предложил посоревноваться талантами своих лучших «подопечных» вне конкурса. Как назло, попытка скрыться в туалете и избежать этой участи, не сыграла, и мне пришлось выйти на сцену в числе других бойцов.

Большое помещение, куча круглых столиков, за которыми сидит «высшее» общество со своими милыми и не очень дамами, предстало моему взору с этого помоста. Чтобы провести «конкурс» нам пришлось потеснить местную гвардию «песен и плясок», которые отлично играли фоновую музыку. Они, конечно, и слова не сказали, но я решил оставить их на примете, надеясь, что они знают эту мелодию…