Любовь без обязательств

Но он не связывается… Мудак!

Телефон молчит, и эта тишина давит на мой головной мозг, как долбанный пресс. Опускаю голову и взлохмачиваю волосы.

На хрена я вообще помчался в эту Москву? Чувствовал, что не надо.

Последние три года у меня бешеное ощущение, что я несусь впереди машины под названием «Вавилон» и вот-вот она меня расплющит в щепки, которые разлетятся по асфальту. А зачем это всё? Ради чего? На жизнь я уже заработал довольно. Ни я, ни моя жена, ни мои дети голодать уж точно не будут.

В аэропорт попадаю ближе к вечеру. Вылет назначен на девятнадцать тридцать.

От Ксении пока молчание. Долинский отписывается, что допрос еще тянется.

Изводят мою девочку. Уже больше шести часов.

Мучают.

Из-за меня.

Я во всем виноват.

Каменный пол терминала вызывает только одно непреодолимое желание – биться об него башкой.

Прохожу досмотр и устраиваюсь в бизнес-зале, ожидая посадки. Уныло окидываю взглядом зону ресторана, падая в кресло.

Мобильный взрывается знакомой мелодией, которую девчонки установили на мой аппарат для своего номера телефона.

– Да, - отвечаю устало, потирая глаза.

– Привет, Громов, - томно вытягивает Марго. Я самый тупой недоумок во всем мире, если победные ноты в ее голосе мне только чудятся.

Мимо проходят пассажиры, неподалеку хохочут два сотрудника авиакомпании в специальной одежде.

– Говори, - грубо обрубаю и развязываю галстук на шее.

Следующая фраза меня ни капли не удивляет, но вынуждает прилично треснуть кулаком по спинке кресла:

– Жду тебя дома!.. Ужин уже на плите!.. Дети ждут папочку!..

Глава 48. Ксения.

Боже, когда все это закончится? Время словно застыло, как и я сама.

Несколько раз меня перемещали из кабинета в кабинет. Задавали вопросы, сыпали угрозами и статьями Уголовного кодекса.

Я не ощущаю голода, страха, все мои эмоции атрофированы и словно спрятаны в спичечную коробку.

Мне просто смертельно холодно.

Вены и артерии будто заморозились, покрылись коркой льда, который по факту состоит из чувства отвращения к себе. Первый час я просто помалкивала. Потом отвечала односложно, не зная, что сказать.

А что тут скажешь?..

Обращаются со мной все по-разному. Кто-то с явным пренебрежением и усмешкой, кто-то с противным безразличием. Сотрудники полиции, которые препровождали меня в отдел, были грубы и резки. Чувство стыда вылилось в моросящую дрожь, когда меня словно прожжённую рецидивистку выводили из торгового центра. До такой степени, что от обиды поначалу хлынули противные слезы бессилия, а позже наступил этот давящий глубокий ступор с ознобом.

Дознаватель, Валерий Степанович, лет сорока, с залысиной и расплывшейся фигурой, чрезвычайно вежлив, в особенности после того, как в кабинет залетел суховатый мужчина при погонах с тремя звездами.

– Ксения Сергеевна, как вы себя чувствуете? – осведомился он, вкрадчиво меня разглядывая.

– В норме.

Мужчина что-то еле слышно произнёс следователю, отчего тот сделался не очень довольным и помотал головой.

– Ксения Сергеевна, сейчас подъедет ваш адвокат.

– У м-меня нет адвоката, - обхватывая себя за плечи, произношу.

– Видимо, уже есть, - бурчит Валерий Степанович под нос, перелистывая документы в папке.

Съёживаюсь от холода.

Я не успела прихватить кофту и сейчас люто ненавижу свое строгое платье без рукавов. Шуба, сумка и все мои вещи остались в другом кабинете, откуда меня перевели сюда.

Через двадцать минут немого ожидания, когда я изучила каждую противную деталь в обшарпанном помещении, дверь отворяется и в нее уверенно входит... Арсений.

– Приветствую, Валерий Степанович, - говорит он серьезно, размещая кожаный дипломат на столе.

– Арсений Рудольфович, - удивляется следователь. – Не ожидал. Приветствую. Как отец?

– Спасибо, вроде не жалуется. Привет вам передаёт. Могу я переговорить с Ксенией Сергеевной?

– Выйду, но только на 5 минут, Сеня, - произносит мужчина, покачивая головой.

– Спасибо.

Когда дознаватель покидает кабинет, мое беспокойство на пару градусов понижается, и я пугливо глазею на Арса:

– Как ты здесь очутился?

– Благоверный твой отправил, - чуть усмехается он, но глаза остаются серьезными и безрадостными. – Как ты, Ксюш?

– Я нормально, - опускаю взгляд в пол, испытывая стыд.

– У тебя губы синие. Держи, - говорит мой адвокат, снимая пиджак.

– Счастливый...
– выдавливаю улыбку, заворачиваясь в теплую костюмную ткань.

– Конечно. Все будет хорошо, - говорит Арсений уверенно.

В случае если поставщик не предоставит недостающие документы, ничего хорошего уже точно не будет. И он, и я это отлично понимаем.

– Я хочу, чтобы ты была готовой к тому, что ночь проведешь в следственном изоляторе, - его слова выбивают воздух из моих легких. – Скорее всего, следователь сейчас будет ходатайствовать об избрании меры пресечения. Будем надеяться, что это будет подписка о невыезде, в худшем случае домашний арест. Но сейчас уже поздний вечер и никто этим заниматься не будет.

– А если ничего не выйдет? – нервно спрашиваю.

– Мы не будем об этом думать, - говорит Арсений чуть наклоняясь. – Громов сейчас занимается решением вопроса с документами. Тебе необходимо запастись терпением и просто ждать. И ничего не доказывать. Ты имеешь на это полное право.

– Меня арестуют? Скажи мне честно, Арс? – голос истерически сшибается.

Он увесисто вздыхает. Складка между сведенных бровей становится основательной и тяжелой.

– Все будет хорошо, - воспроизводит еще раз. – Ты выворачиваешь мне руки своими вопросами, Ксюш.

Следователь возвращается в кабинет, и еще в течение часа мы заполняем какие-то бумаги. Я, как и обещала своему адвокату, храню молчание. Разговор ведет Арсений. Его уверенность каким-то образом переходит мне, и предстоящая ночь уже не пугает.

Эта ночь официально становится самой продолжительной в моей жизни.

Потому что, лежа в темноте, в боксе следственного изолятора, я прокручиваю всю свою историю словно рекламный видеоролик.

Человеческие поступки всегда имеют какую-то природу. Основание. Мои поступки были обусловлены полным доверием к этому миру. Жизнь с самого начала долбит меня безжалостной рукой, словно говоря: «Не доверяй».