Любовь Чейза

— Прекрасно.

Сунув руку за борт его дубленки, она положила ему в нагрудный карман рубашки белый конверт. Затем, не отнимая руки, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в губы.

— До встречи.

Чейз резко мотнул головой.

— Да, до встречи.

И рванулся к двери так, будто в доме начался пожар.

Поскольку Марси никогда не ездила в контору так рано, она присела на коврик у камина, взяла кочергу и рассеянно помешала тлеющие угли под слоем остывающего пепла. Потом осторожно добавила растопку, и огонь разгорелся с новой силой.

Наблюдая, как вспыхнувшие язычки пламени пожирают поленья, Марси захотелось так же быстро и легко разжечь страсть своего мужа. Пока ситуация казалась безнадежной, но если такая возможность вообще существовала, решимости ей не занимать. Она преодолела жестокость — по большей части ненамеренную — со стороны своих ровесников в детстве, с успехом завоевала уважение коллег и сколотила целое состояние. Теперь ее воспринимали отнюдь не как Зануду Джонс. Все другие ее цели, однако, меркли по сравнению с задачей заставить Чейза влюбиться. Деньги, что она вложила, не имели значения. На карту поставлено гораздо большее — ее гордость, женственность, будущее счастье. При такой высокой ставке она просто обязана выиграть!

Чейз несколько раз похлопал белым конвертом по ладони, прежде чем приподнять клапан пальцем и вскрыть его. Чек был выписан на его личный счет, открытый специально для этого. Марси проявила достаточно такта, чтобы не направить деньги непосредственно в банк, пощадив таким образом гордость Тайлера. Надо отдать ей должное, передача денег произошла самым деликатным образом, причем она не послушалась: сумма на чеке оказалась больше, чем нужно. Что ж, несколько месяцев можно будет работать, не думая о деньгах.

С некоторым раздражением он швырнул чек на стол и подошел к окну. Невидяще уставился в матовое стекло.

Он чувствовал себя нахлебником.

Но он и был таковым.

Она не произнесла ни единого слова осуждения или жалобы, но он знал, что вчера ночью сделал ей больно: психологически — наверняка, а возможно, и физически.

Сама того не заметив, она слегка поморщилась, садясь на табурет в баре. Он выскочил из постели, она же испытывала неудобство, если не боль, — это заставляло его чувствовать себя скотиной. Чейз едва не высказал озабоченность ее самочувствием, но ему не хотелось никакого упоминания о брачной ночи. Ни в каком контексте. Потому что заговори они о физической боли, не ровен час, затронули бы и рану душевную, а с этим ему уже не справиться. Никогда больше не причинять ей физических страданий он мог пообещать… А как быть с душевными?

Марси, конечно же, надеялась, что они проведут этот день дома. Правда, сказала, что собиралась пойти в свой офис, но с каких это пор шелковую домашнюю пижаму и домашние тапочки надевают на работу?

Он не смог бы провести с ней целый день и не пойти в спальню. Из этого ни черта не вышло бы. Поэтому, как последний трус, он бросил ее в сомнениях на свой счет, ничего не подозревающей о том, что он сбежал лишь потому, что прошлая ночь была так чертовски хороша.

Да, Марси, возможно, подумала, что он покинул ее вчера ночью потому, что почувствовал отвращение, тогда как в действительности все было как раз наоборот…

Взъерошив волосы, Чейз выругался. До вчерашней ночи он не мучился угрызениями совести по поводу этого брака, теперь же чувствовал себя очень виноватым. Вина вызывала тошноту в желудке, разъедала внутренности, подобно коварной бацилле.

— Признайся, — шептал он себе, — вчера ночью тебе не хотелось от нее уходить. Поэтому ты не остался — не доверял себе? Она была такой упругой, такой… Господи, помоги! — Он снова хотел заниматься с ней любовью. И еще, и еще раз… После Тани такого с ним не случалось.

Он прижался лбом к холодному оконному стеклу и крепко зажмурился, стараясь не вспоминать, как выглядела Марси, одетая только в золотой, дрожащий свет свечей…

Джинсы его слегка взбугрились, когда он подумал о ее торчащих сосках. Хорошо бы ощутить на языке их вкус, втянуть их в рот…

Он так погрузился в свои фантазии, что не заметил «мустанга» Лаки, затормозившего у входа. Чейз так и подскочил на месте, когда брат влетел в контору, на ходу снимая пиджак.

Лаки тупо уставился на старшего брата.

— Что ты здесь делаешь?

— Работаю.

— Не валяй дурака. Что тебе здесь надо сегодня? Где твоя жена?

— Вероятно, в своем офисе.

— Несколько коротковатый медовый месяц, не находишь?

Чейз нахмурился, надеясь подавить его любопытство. Но Лаки никогда не смущали грозно сдвинутые брови брата.

— Как все прошло?

— Что?

— Ты что, поглупел? — нетерпеливо воскликнул Лаки, уперев руки в бока. — Прошлой ночью. Ну, как?

— Ты надеешься услышать что-то типа репортажа с боксерского матча о каждом обмене ударами?

Лаки ухмыльнулся.

— Похоже, ты не случайно подобрал такое сравнение?

— Не твое собачье дело.

Лаки хохотнул, сделав кое-какие умозаключения. Вдруг его внимание привлек чек на столе. Он взял его, увидел цифру, присвистнул.

— Ну, ты, видать, так расстарался, что дама просто в восторг пришла. И старался, очевидно, не зря.

— Не смешно. — Чейз выхватил конверт из рук брата. — Держи свои грязные мыслишки подальше от моей жены и моих личных дел.

Все еще посмеиваясь, Лаки подошел к горячей плитке и налил себе чашечку кофе, сваренного Чейзом.

— Осторожно, Большой Брат! А не то я подумаю, что все твои рациональные доводы, которые ты нагромоздил в пользу женитьбы на Марси, были лишь отвлекающим маневром.

— Иди к дьяволу! — Чейз опустился на стул. — Если ты уже кончил острить, прочти вот это.

Он заранее обвел статью в деловой рубрике утренней газеты. Лаки пробежал сообщение глазами, и Чейз спросил:

— Ну, что думаешь?

— Не знаю, — ответил Лаки, нахмурившись. — Они не из штата и нас не знают.

— Они не знают никого из местных. Потому и ищут подрядчика на буровое оборудование и технологию.

— Здесь сказано, что они работают на базе производства шнурков для обуви.

— Шнурки все же лучше, чем ничего. Благодаря… э… займу… у Марси мы вполне можем заявить о себе. Получим, вероятно, не много, но это будет уже кое-что.

Впервые за два года Чейз почувствовал волнение, вызванное делами фирмы. Вот он, повод для оптимизма! Контракт, любой контракт, принес бы огромную пользу его пошатнувшемуся самоуважению.

Наверное, его энтузиазм оказался заразительным.

Лаки ухмыльнулся: