Любовь долготерпит
Шрифт:
Вообще это полная глупость, так про нас думать. Мы ведь каждое воскресенье в храм ходим. Кто бы нам позволил подходить к Причастию со столь тяжким грехом?
Тем более, наш священник знает всю мою ситуацию. Он такой человек, что с ним можно обо всём поговорить. Он понимает.
Он мне не раз помогал. Ещё тогда, много лет назад, когда я в первый раз прибежала к нему, охваченная ужасом из-за того, что испытываю совершенно неподобающие чувства по отношению к родителям.
Он объяснил, что испытывать чувства - не грех. Даже если они самые что ни на есть ужасные. Грех - мыслить, говорить,
Я не выдерживаю и заявляю бабушке, что не претендую быть столь идеальной и безукоризненной, как она. Такой уж я уродилась. В каждой семье - своя паршивая овца. Последнее, конечно, прозвучало грубо, но меня иногда заносит и я говорю вещи, о которых потом жалею.
Хорошо хоть дома никого нет. Айли и Нее точно ни к чему такое слышать.
Она заявляет в ответ, что своим образом жизни я искушаю окружающих.
И вот это окончательно выводит меня из себя.
– Хочешь, объясню, почему я не могу заниматься с ним сексом?
– кричу я ей в лицо.
Сама не понимаю, что на меня находит вдруг. Я знаю, что так нельзя, но ничего не могу с собой поделать.
Бледная, как мел, бабушка начинает оседать на пол.
Что происходит? У неё идеальное здоровье, она совсем недавно была в регенераторе! В ней столько сил и энергии, что на троих человек хватит!
Я подхватываю её под руку и усаживаю на диван.
– Прости! Я не должна была...
Она выпрямляется вдруг и начинает говорить:
– Я тогда была постарше,чем ты. Но не намного. Мама рассказывала кому-нибудь из вас, что у неё был старший брат?
Ничего себе. Я даже не подозревала. О чём она вообще?
– Нет, значит, - продолжает бабушка.
– Ему было восемь. Твоей маме пять. Когда объявили о вторжении, мой муж сразу примчался домой. Мы тогда жили... Ладно, это не важно. Не здесь, в другом полушарии вообще.
В лес надо было бежать. А мы решили закрыться в подвале. Подумали, даже если сожгут дом - просто выберемся потом через запасной выход.
Они взорвали дверь. Они не должны были. У них приказ был. Но вместо того, чтобы выполнять, они решили поразвлечься. И наш дом оказался первым у них на пути.
Мой муж успел выстрелить только один раз. Он попал, но их там четверо было. С оружием в руках. А у нас только один бластер. Твоя мама успела спрятаться за коробки в углу. Я всё время молилась, чтобы она не заплакала.
Мир, так звали сына, выбежал из подвала. Они его не тронули. Только он вернулся. С ножом.
Они уже сорвали с меня одежду. Мир бросился к одному, и в него выстрелили. Он не сразу умер. Я ещё долго слышала, как он хрипел и кашлял.
Затем их командир появился. Стал на них орать. Спросил, зачем мальчишку убили. Они ответили, что он сам напал и даже руку порезал кому-то из них.
Он их погнал куда-то. И сам с ними ушёл. Я сразу к Миру, а он уже всё...
Потом не помню. Я сознание потеряла, они меня до этого по голове ударили.
Не знаю, сколько времени твоя мама пряталась. Она потом вылезла и пошла, сама не осознавая, куда. Её нашли в лесу через три дня. Она думала, мы все умерли.
Она видела и Мира, и отца. И я там лежала, как мёртвая. Она потом год почти ни слова не говорила.Её музыка спасла. Мы уехали в город. Жили в доме у одной знакомой. У неё синтор был. Твоя мама как-то раз подошла и стала нажимать на клавиши. Моя подруга начала ей играть. Она сначала просто слушала, а потом подпевать стала.
Я рыдаю, положив голову бабушке на колени.
Наконец, она овладевает собой и становится прежней.
– Я пойду, пожалуй. Мне надо побыть одной!
– С тобой точно всё в порядке?
– спрашиваю я.
– Абсолютно. Заключи с ним помолвку! Так будет лучше и для тебя, и для него!
Она уходит, а я сижу и думаю о том, что услышала. А потом поднимаюсь и иду в дом к родителям.
Там сейчас только мама. Но это и к лучшему.
– Бабушка мне всё рассказала, - говорю я.
– Про вторжение, и про остальное.
– И что теперь?
– растерянно спрашивает мама.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Просто жить дальше, наверное.
– Прости меня!
– говорит вдруг она.
– Да всё нормально уже, - отвечаю я.
– Я же взрослая давно.
– Я... была неправа!
– И что теперь, не жить, что ли?
– я пытаюсь выглядеть равнодушной, но внутри бушует настоящий шторм.
Надо слетать куда-нибудь одной. Побродить по каким-нибудь диким каменистым пустошам. Может, по скалам полазать. Пойти что ли, переодеться?
– Ты синтор совсем забросила?
– спрашивает вдруг мама.
– Нет, я там даже в консерватории училась!
Я шагаю в гостиную. Мой синтор - не хуже, чем у тен Норн. Шедевр традиционного мастерства, никакой электроники. Большая редкость. Мне подарили его за второе место на конкурсе юных исполнителей со всего нашего материка. Мне тогда двенадцать лет было.
Я сажусь и играю первое, что приходит в голову. Давно не играла, но получается неплохо. Мама такого ещё не слышала, потому что композитор жил на Старом Айрине уже после Разделения.
– Это... просто невероятно!
– странно дрожащим голосом произносит она.
– Я всегда говорила тебе про выразительность, про то, что музыка - больше, чем просто техника, и вот... Тебе выступать надо обязательно
Глава 13
Кейн возвращается домой и заявляет, что мы должны заключить помолвку.
– С какой стати?
– недоумеваю я.
– Я обещал твоей бабушке!
– ехидно произносит он.
– Ну ты же понимаешь, что она - человек старого поколения, когда все жили с оглядкой «а что люди скажут»!
– Так ведь они с таким подходом прекрасных результатов добились! То, как вы живёте - это же просто фантастика! Знаешь, очень сложно было тебе поверить, что у вас замков на дверях домов нет и маленькие дети одни гуляют!
– Я понимаю, что по сравнению со Старым Айрином...
– Короче, выбирай день!
– перебивает он меня.
– Может, хватит? Ты меня один раз заставил уже! И ничего хорошего из этого не вышло.
– Как это не вышло? Много чего хорошего вышло!
Он обнимает меня и начинает целовать в лоб и щёки.