Любовь и доктор Форрест

– А что, эта операция - ее единственный шанс?
– быстро спросила Лесли.

– Да. Ее надо будет сделать сразу же, как профессор Зекер сможет приехать сюда. Я сейчас как раз жду звонка от него.

– Мне бы тоже хотелось посмотреть, как он оперирует. Можно?

– Конечно, можно.
– Он тронул ее за руку.
– У тебя такой усталый вид, тебе нужно отдохнуть. Бертью сегодня лючше?

– Нет. Но я и одна справлюсь...
– Тут она, как будто вспомнив о чем-то, испуганно вздрогнула, поднося руку к губам.
– Боже мой, мне же нужно обязательно сказать об этом Пат! И Аксель, и Ричард больны, а значит, у нас с ней больше не будет возможности встретиться.

– Вот всегда так, когда они нужны больше всего, так помощи не дождешься от обоих, - раздраженно пробормотал Филип.

– Но ведь они же не специально!

– Я знаю.
– Он уже сожалел о сказанном.
– Ты должна меня извинить. У меня прескверное настроение. А тут еще тебе придется работать и за себя, и еще за двоих...

Поспешив уверить его, что она и сама прекрасно справится, Лесли тут же поспешила в комнату Ричарда. Ричард сидел на диване, и на коленях у него лежала раскрытая книга.

– Не везет же мне все-таки, - проворчал он, когда вошла Лесли.
– В кои-то веки здесь произошло хоть что-то значительное, а мне как всегда суждено оставаться в стороне. Неужели я так и не могу ничего сделать?

– Можешь, но только не для пациентов, - усмехнулась Лесли.
– Ты можешь помочь мне. Аксель тоже заболел, так что, как видишь, мне отсюда никак не вырваться. Так что если бы ты смог вместо меня составить компанию Пат...

– Разумеется, не мог бы. Не хватало еще, чтобы я заразил и ее тоже.

– Я не принимаю твой протест. Просто постарайся держаться на рпсстоянии от нее и будьте на свежем воздухе.

Он усмехнулся в ответ.

– И когда ты хочешь, чтобы я принял на себя это шефство?

– Сейчас же.

Он отложил в сторону свою книгу.

– Но это только ради тебя!

– Но ведь сам-то ты тоже как будто не станешь особо противиться, не так ли?

Он пожал плечами.

– Она вроде стала исправляться.

– Я знала, что прекратив пререкаться по пустякам, вы обязательно понравитесь друг другу!
– Лесли направилась к двери.
– Мне пора идти, а то старшая медсестра и так наверное уже с ног сбилась!

Часы показывали четыре, когда Лесли ненадолго вернулась к себе в комнату, чтобы немного отдохнуть. И стоило лишь ей закрыть за собой дверь, как зазвонил телефон. Филип просил ее срочно зайти к нему в кабинет. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что произошло что-то непредвиденное.

– Только не говори мне, что у Зекера тоже пищевое отравление!

– Все намного хуже. Вчера вечером он улетел в Америку. Я знал, что он планирует эту поезду только через неделю, но, очевидно, что-то заставило его изменить планы и поехать раньше.

– И что, нет больше никого, кто мог бы сделать это вместо него?

– Нет. Это его специализация.

– Ты имеешь в виду резекцию легкого по Зекеру?

– Да, - Филип встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Если бы я знал другой выход!

– Он есть. Ты сам должен оперировать.

– Это невозможно!

– Но ведь ты же уже делал это и раньше.

– Да, но только на посторонних мне людях. Но ведь это Дебора...
– Он с силой сжал руки в кулаки.
– Я не могу!

– Но у тебя нет иного выбора. Это ее единственный шанс.

– Я боюсь.

Лесли глядела на него в изумлении.

– Но ведь ты протеже самого Зекера. Тебя все считают его преемником. Так какое же ты имеешь право говорить, что ты не справишься!

– Я этого не говорил, - возразил Редвуд.

– Я сказал лишь то, что не могу оперировать Дебору.
– Он обхватил голову руками. Кого угодно, но только не Дебору.

Глядя на его низко опущенную голову, Лесли испытывала жгучую потребность хоть как-то утешить его. Но она была не в праве сделать это сейчас, так как для того, чтобы к нему вернулась прежняя уверенность она должна была заставить его поверить в собственные силы. И тогда Лесли сказала: - Я очень довольна, что Марта Робертс не может услышать тебя сейчас!

– А она-то здесь при чем?

– Помнится, когда-то ты очень осуждал ее за то, что она позволила своим чувствам взять верх над разумом хирурга. А сам ты сейчас делаешь то же самое!

– И ты осуждаешь меня за это?

– Я вовсе не осуждаю тебя за то, что ты чувствуешь - а только за то, что ты вот так безвольно поддаешься этим своим чувствам. Ты трус, Филип! и хотя ей стоило большого труда произнести эти слова, но она испытала чувство триумфа, увидев, как гневно вспыхнуло его лицо.

– Ты не имеешь права так говорить!
– он грохнул кулаком по столу.

– Сделать операцию Деборе - твой долг, - решительно ответила ему на это Лесли.
– Это твой долг. И это все из того, о чем ты сейчас должен думать.

Он снова устало опустил голову, и чувствуя, что ей больше нечего сказать, Лесли напряженно ждала. Наконец он откинулся на спинку кресла, лицо его было очень бледным, но движения были размеренными.

– Скажи операционной сестре, что я буду оперировать сегодня вечером. В семь часов.
– Лесли была уже у двери, когда он сказал ей вслед: Возможно, ты сможешь ассистировать мне? Или что, не хочешь видеть труса за работой?

Она обернулась.

– Я не имела это в виду. Я сказала так, просто чтобы...

– Теперь я понимаю, - чуть заметно улыбнувшись, пребил ее Редвуд. Спасибо тебе за помощь.

В семь часов того же вечера Лесли вошла в операционную. Нервы у нее были напряжены до предела, и ни одна самая мельчайшая подробность не могла ускользнуть от ее внимания: сверкающая сталь инструментов, белые эмалированные подносы на блестящих тележках, разложенные рядами марлевые салфетки. Анастезиолог был занят своим оборудованием, и оторвался от него лишь только когда распахнулись двери, и в операционную ввезли Дебору. Но неужели это неподвижная фигура и была той самой Деборой, с которой она разговаривала сегодня утром? Теперь это был просто пациент, просто один из многих пациентов.

Филип вышел из комнаты хирургов, на нем был зеленый халат, и маска скрывала его лицо. Видны были лишь одни глаза, и хотя они глядели на Лесли, у нее было такое ощущение, что будто он не видит ее. На мгновение все замерло, люди в белых халатах, стоявшие в кругу яркого света казались теперь высеченными в мраморе изваяниями. Затем он взял из рук операционной сестры скальпель, и уверенным, непрерывным движением, сделал первый надрез.

Медленно тянулись часы, и белый свет ламп над головой немилосердно жарил, словно раскаленное тропическое солнце. Восемь часов. Десять часов... одиннадцать... жара была невыносимой, и медсестре все чаще приходилось выходить вперед, чтобы вытирать пот, ручьями стекавший у Филипа по лицу. Но он ни на мгновение не поднял головы от стола, и Лесли восхищалась силе и изяществу движений его исцеляющих рук. И этот человек говорил о том, что ему страшно!