Любовь и ненависть

бронзовую шею Гольцера, на которую надвигались черные

волосы. Острые зрачки ее сузились, губы горестно

шевельнулись. Обеспокоенная каким-то неясным чувством,

она мысленно повторила: "Судьбой, - и сказала сама себе,

думая о Гольцере: - Вот она судьба. Моя голгофа". Но мысль

эта была не совсем для нее ясной, она раздражала,

тревожила. Ее нужно было прогнать прочь, заменить другой. И

Соня представила себе, как она сейчас приедет в Москву,

пойдет в аптеку, получит морфий. Глаза ее погасли, и она

снова прикрыла их ресницами.

– Ты спишь?
– спросил властный голос Наума. Он не стал

ждать ответа, сказал многообещающе: - Если будешь умницей,

я дам тебе в следующий раз нечто необыкновенное. Это

фантастика!

– Хочу фантастики, - не открывая глаз, произнесла Соня.
–

Сейчас хочу. Слышишь, Наум? Дай сейчас.

– Мне обещали на будущей неделе. Дорогое

удовольствие. Мне обещали. Будешь умницей - получишь.

Он вел себя с нею как жестокий деспот со своей

рабыней. Позволял себе такое, о чем Соня стыдилась даже

вспоминать. Добрый десяток раз она давала себе слово

никогда с ним не встречаться и не могла сдержать своего

обещания. Она чувствовала себя прикованной цепями к этому

человеку на всю жизнь и не знала, как разорвать эти цепи,

угодила в трясину, из которой ей уже не выбраться. На голубых

венах ее рук и ног уже не было свободного от уколов места, и

последнюю дозу морфия она вводила через шею.

Гольцер остановил машину у Пушкинской площади и

всем корпусом повернулся к Соне, сосредоточенно уставился

тупым взглядом, в котором не было ни любви, ни ненависти.

– Я побегу, - сказала Соня, сделав движение к двери.

– Не исчезай, - напутствовал Гольцер.
– Звони почаще.

Он кивнул ей покровительственно и благосклонно и

отвернулся.

Глава третья

Все получилось не так, как хотелось, и Ясенев, быть

может, из излишней щепетильности готов был взять всю вину

на себя. Ну в самом деле, не делить же ему ответственность

за провал операции с лейтенантом Гогатишвили. Ведь он,

Ясенев, старший, он сотрудник управления, а Гогатишвили

работает в отделении милиции. Он, Ясенев, в конце концов

обязан был проинструктировать лейтенанта, как действовать в

случае... Но ведь всех случаев не предусмотришь, сотню

различных вариантов заранее не продумаешь. И кто мог

предположить, что все так обернется? Собственно, операция

еще не закончена, и, пожалуй, преждевременно говорить о

провале, но Ясенев по старой привычке настраивает себя на

худшее.

Предполагалось, что Игорь Иванов торгует гашишем.

Гогатишвили был уверен, что именно так оно и есть, и поэтому

выслеживал Иванова и строил все свои расчеты на этой

посылке: надеялся схватить Иванова с поличным в момент

распространения наркотиков, заручиться вескими,

неопровержимыми уликами. А вышло все наоборот: Иванов

был схвачен в роли заурядного потребителя гашиша, жалкого

наркомана, с превеликим трудом раздобывшего за пятерку

несколько башей. "Цветочница" возникла вдруг, до этого случая

о ней милиция ничего не знала. Гогатишвили опасался, что

"цветочница" видела, как задержали клиента, и, конечно, могла

улизнуть, поэтому он решил задержать и ее. Это был

опрометчивый, необдуманный шаг молодого работника

уголовного розыска. "Цветочницу" надо бы пока не трогать,

установить за ней наблюдение, собрать веские улики.

Задержать Иванова, по мнению Ясенева, Гогатишвили

поспешил. Задержали, а что из этого толку?

– Как свидетеля!
– оправдывался Георгий Багратович.
–

Иванов покупал гашиш у "цветочницы"? Покупал. Он может

подтвердить это в суде? Может.

– Это еще вопрос, как поведет себя Иванов на

следствии. Орешек не из легких, я с ним знаком, - с досадой

говорил Ясенев. - Потом одного свидетеля совсем

недостаточно для суда. Судьи потребуют более веских

доказательств.

– Зачем одного? - горячился Гогатишвили. - Есть еще

свидетель - тоже у нее покупал. Старик один. Ну не совсем

старик - пожилой человек. И его задержали.

В словах младшего товарища Ясенев видел попытку

оправдать свою оплошность. "Цветочницу" он допрашивал в

присутствии Гогатишвили. Как и следовало ожидать, она с

возмущением отметала предъявляемые ей обвинения. Обыск,

произведенный на ее квартире, никаких улик не дал. Опытная

преступница, она не хранила дома опасный товар.

Прикинувшись невинно оскорбленной, она с деревянным

упрямством твердила, что никакого гашиша знать не знает и

вообще впервые слышит про этих "котиков". Она продавала

только цветы. И если частная продажа цветов - преступление,

она готова нести наказание. Мол, пожалуйста, за дело, по

закону не грех и пострадать. Что же касается этих ваших

наркотиков, то уж извините, ошиблись адресом. Ссылка на

задержанных свидетелей, купивших у нее гашиш, совсем не

смутила "цветочницу".

– Это ваши люди, они что угодно могут наговорить, -

невозмутимо отвечала она.

Ей показали фотографии: Игорь Иванов покупает у нее

цветы. Это один кадр. Второй кадр - Иванов достает из-под

будки телефона-автомата гашиш. Она только усмехнулась:

– Ну и что тут такого? Ну, это я, действительно, я, продаю

молодому человеку цветы. Я и не отрицаю. И карточка

хорошая получилась. Нельзя ли для меня сделать? Я вам

заплачу. - По поводу другого фотокадра заметила, хмыхнув