Любовь императора: Франц Иосиф
Шрифт:
Между тем Елизавета ведёт жизнь, к какой привыкла в Лаксенбурге, однако она почти ничего не ест и не спит и весь день не расстаётся с лошадьми. Чаще всего она ездит верхом одна и лишь иногда вдвоём со шталмейстером Генри Холмсом, который ей симпатичен. Эрцгерцогиня находит, что это неудобно и, вероятно, жалуется сыну, и тот, несмотря на нелёгкие военные заботы, ломает себе голову над тем, как выйти из этой ситуации. «Я тут размышлял о твоей верховой езде, — пишет император. — Я не могу позволить тебе ездить одной с Холмсом, потому что это неприлично». В конце концов Франц Иосиф предлагает супруге в качестве спутника обер-егермейстера. «Я не могу выразить, как люблю тебя, мой ангел, и как много думаю о тебе... Я безумно тебя люблю».
«Моя любимая, моя божественная Зизи... мой единственный, мой восхитительный ангел...» Любое послание императора жене пестрит подобными эпитетами. Елизавета по-прежнему считает, что в минуту опасности её место рядом с мужем. Дурные вести с театра военных действий буквально приводят её в панику. Она уже потеряла всякое доверие к генералам своего мужа и опасается, что император
39
Битва при Сольферино — 24 (12) июня 1859 г. у итальянской деревни Сольферино, в провинции Мантуя, произошло сражение между французами и сардинцами, с одной стороны, и австрийцами — с другой. В битве австрийцы потеряли убитыми и ранеными 22 000 человек, французская и сардинская армии — 17 000.
Двумя днями позже приходит печальная весть о поражении австрийских войск. «Я вынужден был дать приказ к отступлению... В отвратительную погоду я поскакал в Валеджио, а оттуда отправился в Виллафранка. Там я провёл ужасный вечер. Я застал полную неразбериху: раненые, беженцы, повозки, лошади... Вот печальная история неудачного дня, когда было приложено много усилий, однако счастье нам не улыбнулось. Я с лихвой набрался опыта и понял, какое чувство испытывает разбитый в сражении генерал... Я останусь здесь до тех пор, пока армия находится за рекой Адидже и не будут приняты важнейшие меры на будущее, затем я помчусь в Вену, где меня ждут неотложные дела. Теперь моё единственное утешение и отрада — встреча с тобой, мой ангел! Можешь представить себе, какая это для меня радость... Твой верный Франц». Опасаясь, что его обожаемая Зизи отнесётся ко всему слишком серьёзно, Франц Иосиф предупреждает: «Только не впадай в отчаяние из-за меня и подобно мне уповай на Бога, который, несомненно, всё уладит. Он сурово наказывает нас, и мы, вероятно, на пороге ещё более тяжких страданий, это нужно принимать с покорностью и всегда исполнять свой долг».
Поражение в Италии не могло не повлиять и на настроения в Венгрии. Там поднимают голову революционные элементы, они надеются, что именно теперь им удастся реализовать свои заветные желания. Елизавета, которая организовала в Лаксенбурге госпиталь для раненых и проводит в нём большую часть дня, слышит обо всём этом. Она понимает, что политика, ответственность за которую императрица (может быть, преувеличивая истину) возлагает главным образом на свою свекровь, терпит крах. Рушится последнее, за что она уважала эту женщину, считая её мудрым политиком. Подтверждается тот факт, что эрцгерцогиня София и все её креатуры, которых она дала в помощь императору, оказались политически близорукими: государство, династия, а следовательно, судьба Франца Иосифа и его детей оказались под угрозой. Теперь Елизавете ясно, что жаловаться и стенать бесполезно. В тот момент, когда все прочие политические советчики потерпели фиаско, нужно самой выступить в этом качестве. Встревоженная положением в Венгрии, она советует мужу как можно быстрее начать переговоры с Наполеоном об окончании войны, и тут же в ней говорит женщина и супруга: «Пожалуй, ты забыл обо мне за всеми этими событиями! Любишь ли ты ещё меня? Если нет, то всё остальное, что бы ни случилось, мне совершенно безразлично!» «Я грежу о том счастливом моменте, который вновь соединит меня с тобой, мой ангел, — отвечает Франц Иосиф. — Я заклинаю тебя, успокойся и не переживай понапрасну... Замечательно, что ты организовала в Лаксенбурге госпиталь. Прими мою самую искреннюю благодарность. Ты — мой добрый ангел и очень много мне помогаешь. Будь сильной, не впадай в отчаяние — ещё придут лучшие времена...»
Между тем императору дали понять, что оставлять войска в такой момент нельзя. «Мой милый, милый ангел, — пишет он после этого. — Не верь, будто я обескуражен случившимся и признаю себя побеждённым, напротив, я сохраняю уверенность и прилагаю все силы, чтобы вселить её и в других... Я стремился в Вену только потому, что полагал, что теперь буду там нужнее, чем здесь, однако это не так, поэтому до середины июля я останусь здесь со своими славными солдатами. Не огорчайся из-за этого... Твой политический план содержит весьма интересные мысли, однако пока не следует терять надежду, что Пруссия и Германия ещё придут к нам на помощь, а до той поры о переговорах с неприятелем нечего и думать...»
На этот раз Елизавета совершенно отчаялась из-за того, что муж всё ещё не возвращается. Молодая женщина теряет самообладание, и Францу Иосифу приходится постоянно успокаивать её, что во время сражений ему ничего особенного не грозит, о плене не может быть и речи, но все его уверения не помогают. Елизавета изнервничалась вконец. Будущее представляется ей мрачным, безысходным. Она убеждена, что свекровь, которая стоит между ней и мужем подобно злому духу, с радостью погубит и всю империю. При всём этом Елизавета безумно волнуется, не разлюбил ли её муж. Она чувствует себя обиженной, когда Франц Иосиф пишет, что ему нужно вернуться в Вену ради дел; ему следовало бы написать, что его неудержимо влечёт домой страстное желание увидеть её... Она, никогда не интересовавшаяся политикой, в силу обстоятельств вынуждена теперь делать это.
Только Пруссия, угрожая Наполеону III на Рейне, способна сразу же коренным образом изменить ситуацию в Италии. В Вене ходят слухи о встрече
Франца Иосифа с принцем Прусским. Елизавета хочет точно знать, правда ли это.Между тем император услышал от матери новые жалобы на образ жизни супруги. Ему предстоят переговоры с Наполеоном III, организованные принцем Александром Гессенским, однако известия из дома лишают его столь необходимого для этого душевного покоя: «Дорогая Зизи! Мой ангел! Не могу передать тебе, как тоскую по тебе и тревожусь за тебя! Меня приводит в отчаяние тот ужасный образ жизни, который вошёл у тебя в привычку и который неизбежно разрушит твоё драгоценное здоровье. Умоляю тебя, откажись от такой жизни, спи по ночам, самой природой отведённым для сна, а не для чтения или писания писем. Не слишком увлекайся верховой ездой, особенно быстрой... Мне очень больно, что я доставил тебе неприятность, написав, что в Вену меня призывают исключительно дела. Так вот: единственное, что побуждает меня вернуться домой, и моя единственная радость по возвращении — снова обнять тебя. Но в нынешнее время нельзя слушаться велений сердца — приходится подчиняться лишь чувству долга. О встрече с принцем Прусским, о которой ты мне сообщила, я ничего не слышал. Боюсь, мне не избежать совсем другой встречи — встречи с архиплутом Наполеоном. Это было бы мне крайне неприятно, однако если это пойдёт на пользу монархии, я бы всё же пошёл на это. Теперь Наполеон, кажется, горит желанием во что бы то ни стало заключить мир...»
События стремительно развиваются. Наполеон, опасаясь, что, пока он застрял в Италии, его родина может сделаться лёгкой добычей прусских войск, не менее заинтересован в заключении мира, чем Австрия со своей ослабевшей армией, недовольной Венгрией и недоброжелательно настроенной Россией в тылу. Это положение дел приводит 11 июля к встрече в Виллафранка, за которой вскоре следует подписание мирного договора. Наконец Франц Иосиф получает возможность вернуться, чтобы обнять Елизавету и разобраться с накопившимися дома делами. Он застаёт жену в состоянии необычайного нервного возбуждения, детей же — здоровыми и невредимыми. Однако отношения Елизаветы с его матерью резко обострились. Эрцгерцогиня настаивает на том, чтобы оказывать на воспитание кронпринца наибольшее влияние в целях наилучшей подготовки его к выполнению ожидающей его в будущем миссии. Его воспитательнице приходится очень нелегко: от матери и от бабушки своего питомца она получает взаимоисключающие указания, что было особенно заметно, пока высший арбитр находился далеко.
Франц Иосиф вынужден всё время лавировать между женой и матерью. Встать на сторону какой-то одной из этих высокородных дам очень нелегко, потому что нередко обе по-своему правы, отстаивая разные точки зрения. Однако политические взгляды императора под влиянием прошедшей войны претерпели заметные изменения: он перестал прислушиваться исключительно к тем мнениям и людям, которые пользуются симпатией его матери, перейдя тем самым на позиции своей жены, всегда отличавшейся большим либерализмом и свободомыслием. Уже отстранён граф Буоль, политика которого полностью себя скомпрометировала, а его место занял граф Рехберг. Но это ещё не всё. Снят и барон Бах, отстаивавший свою централистскую систему. Франц Иосиф пришёл к идее о конституционной форме правления, хотя ещё не решился реализовать её. Сейчас для этого самое подходящее время, ибо общая ситуация крайне неблагоприятна; престиж Австрии в глазах всего мира неизмеримо упал. Курс, выбранный после подавления революции и предусматривавший отмену конституции, привёл к ошибкам во внешней политике и не дал ожидаемого результата. В армии после ужасно неудачного руководства кампанией царило огромное недовольство. Все показывали пальцем на всесильного графа Грюнне, который рекомендовал Гиулайя. Император решился убрать его с поста своего генерал-адъютанта и перевести на должность обер-шталмейстера. Это было равносильно прямому поражению матери Франца Иосифа, главным фаворитом которой и являлся Грюнне. Одновременно этот шаг императора расценивается как дружественный жест в отношении Венгрии, поскольку позиция Грюнне в отношении этой страны была прекрасно известна.
Елизавета относится к этим переменам с удовлетворением. Каждый камень, извлечённый из здания, воздвигнутого её свекровью, усиливает её собственное влияние и упрочивает позиции её образа мышления. Однако вскоре императрица увидит, что эрцгерцогиня так быстро не сдаётся, хотя на какое-то время её влияние и оказалось поколебленным. Прежде яблоком раздора служили только дети, теперь же сюда добавляются и политические разногласия, поскольку необходимые перемены, решение вопроса об австрийской конституции и взаимоотношений с Венгрией не терпят отлагательства, а симпатии Елизаветы ни для кого не составляют тайны.
В начале 1860 года по мере того как идея объединения Италии после кампании 1859 года небывалыми темпами овладевает умами, ухудшается и положение зятя Елизаветы — короля Неаполя. Королевская чета не знает больше ни минуты покоя. То тут, то там вспыхивают восстания. В мае Гарибальди предпринимает свой знаменитый «Поход тысячи», который в одно мгновение лишил королевство всей Сицилии и с падением Палермо 6 июня 1860 года показал всему миру, сколь призрачно господство Бурбонов в Сицилии. До всех королевских дворов Европы доносятся из Неаполя мольбы о помощи. Естественно, долетают они и до Вены. Королева просит сестру помочь ей; обращается она и к своей семье в Баварии. Елизавета умоляет мужа вмешаться, но ситуация этого не позволяет. После неудачного военного похода, при тяжёлом финансовом и внутриполитическом положении о помощи нечего и думать. 13 июня в обстановке строгой секретности у Елизаветы в Лаксенбурге происходит встреча герцогов Людвина и Карла ин Байерн. Они обсуждают, что можно сделать, но так ни к чему и не приходят. Братья получают возможность убедиться в том, до какой степени обострены отношения Елизаветы со свекровью и насколько подорвано её здоровье.