Любовь императора: Франц Иосиф

Император Франц Иосиф делает всё, чтобы жизнь его жены на родине была как можно приятнее, он — сама предупредительность, он достаёт ей самых лучших лошадей, исполняет любые желания Елизаветы. Если только в ближайшие годы её здоровье полностью восстановится и эрцгерцогиня София станет немного сдержаннее, всё ещё может уладиться.

Глава шестая

Императрица Елизавета постепенно начинает опять привыкать к придворной жизни. В середине февраля впервые за последние три года она появляется на балу при дворе, на который приглашено всего двести пятьдесят персон. Все удивлены и обрадованы цветущим видом императрицы. Но сплетни и пересуды за её спиной не утихают. Она же, излишне впечатлительная, склонна усматривать злой умысел даже там, где его нет и в помине. Императрица Елизавета переходит допустимую грань в своём нерасположении ко многим представителям высшего австрийского дворянства и в результате наживает себе врагов. Мало-помалу при венском дворе вокруг неё складывается атмосфера отчуждённости, которая словно сама собой заставляет её искать поддержки у венгерской аристократии. Венгерская сторона в речах и на печатных страницах тонко намекает, что ей известна власть, какую имеют красота и очарование королевы над её супругом, и надеется, что императрице удастся донести до Франца Иосифа заветные желания венгров. При этом Елизавете мешает только одно: она не может в достаточной мере проникнуться мыслями и чаяниями венгерского народа, поскольку не знает языка и поэтому не может знакомиться с национальной литературой и общаться непосредственно с людьми.

Впервые она почувствовала этот свой недостаток, когда не смогла как следует объясниться с кормилицей кронпринца. От неё императрица научилась нескольким венгерским фразам. Однако с февраля 1863 года она всерьёз берётся за изучение этого языка.

Пока она занимается собой, император Франц Иосиф пытается достичь соглашения на съезде князей во Франкфурте. Но Пруссия по воле Бисмарка [41] остаётся в стороне, и поэтому продолжается обратный процесс, который в конце концов приведёт к братоубийственной войне за господство в Германии. Елизавета же целиком отдаётся теперь изучению венгерского языка, так что Франц Иосиф сообщает своей матери, что Зизи делает невероятные успехи в этом деле. Эрцгерцогиня косо смотрит на растущие симпатии невестки к Венгрии. Проявляется это даже в мелочах. Однажды императорская чета появляется в театре и располагается в среднем секторе придворной ложи, в то время как эрцгерцогиня София занимает соседний сектор. На Елизавете расшитый золотом чепец, какие обычно носят жёны венгерских магнатов. Когда эрцгерцогиня София замечает это, она начинает подчёркнуто разглядывать невестку в лорнет и даже поднимается с места и перевешивается через барьер ложи, чтобы лучше видеть. Затем она опускается в кресло и качает головой, то ли от удивления, то ли от возмущения. Вся публика становится свидетельницей этой сцены. По залу проходят волнение и лёгкий шёпот. Сопровождаемая мужем императрица Елизавета вынуждена раньше времени покинуть театр.

41

Бисмарк Отто (Эдуард Леопольд фон Шенхаузен) (1815—1898) — германский государственный деятель, князь. В 1847—1848 гг. депутат ландтагов Пруссии, в 1859—1862 гг. прусский посланник в России, с 1862 г. — министр-президент и министр иностранных дел Пруссии. Вопреки конституционным нормам, в 60-х гг. провёл военную реформу. В результате нескольких войн — датской (1864), австро-прусской (1866), франко-прусской (1870— 1871) — осуществил объединение Германии. После создания в 1867 г. Северо-Германского союза стал бундесканцлером. В 1871—1890 гг. — рейхсканцлер Германской империи, в которой господствующую роль играла Пруссия.

Спустя несколько дней после этого случая из Мюнхена приходит печальное известие. 10 мая 1864 года совершенно неожиданно умер король Максимилиан II, художник и учёный. Ему наследует восемнадцатилетний сын Людвиг II [42] . Всю жизнь он увлекался поэзией, знает наизусть большинство пьес Шиллера, но никогда не вникал в тонкости политики. С Елизаветой его роднит робость перед людьми и любовь к верховой езде. Однако они слишком дальние родственники, чтобы, зная качества одного, осмелиться судить о другом: императрица и Людвиг имеют только общего прадеда, баварского короля Макса I, который не страдал психическими отклонениями. Мать Елизаветы родилась от второго брака этого монарха. А императрица на целое колено старше кузена Людвига, который моложе её на восемь лет. Проявления слабоумия, которые впоследствии обнаружатся у сыновей только что умершего короля, привнесены в баварское семейство благодаря жёнам наследников Макса I.

42

Людвиг II (Отто Фридрих Вильгельм) (1845— 1886) — король Баварии с 1864 г., но уже в 1863 г. психиатр Морель считал его обречённым на сумасшествие. Позднее помешательство короля приняло опасные формы, и в 1886 г комиссия из четырёх психиатров нашла, что он болен паранойей, которая «вследствие запущенности может считаться неизлечимой». На основе этого заключения было назначено регентство.

Вслед за королём умерла и его сестра, эрцгерцогиня Хильдегард, супруга эрцгерцога Альбрехта.

Вскоре другое событие отвлекает внимание от этого печального случая. Осуществляется вынашиваемый годами замысел младшего брата Франца Иосифа, эрцгерцога Фердинанда Макса, которого заманили в свои сети король и королева Франции и кучка бессовестных мексиканских эмигрантов. Речь идёт об утопической идее создать в Мексике империю. Эрцгерцог и его жена Шарлотта не желают слушать никаких возражений. Елизавета тоже на стороне тех, кто взирает на это с недоумением, но, возможно, совсем по другой причине, нежели остальные. Будет или не будет империя, речь идёт не об этом. Она никогда не могла понять стремление обоих к власти, пусть радуются, думала она, что не обременены короной. Лето императрица снова проводит на ставшем уже привычным курорте в Киссингене и у родственников в Поссенхофене. На курорте её навещает новый молодой властитель её родины. Людвиг II приезжает в Киссинген главным образом для того, чтобы увидеть свою красавицу кузину, императрицу Австрии. Вначале он рассчитывает пробыть там недолго, но вскоре настолько очарован императрицей, что на целый месяц задерживается в Киссингене, где встречает и императрицу Марию, супругу Александра II, с её одиннадцатилетней дочерью. Восхищение Людвига II Елизаветой имеет, однако, совершенно иную природу по сравнению с тем, что обычно заставляет молодых людей встречаться с красивыми женщинами. Он не испытывает к ней желания, а относится словно к прекрасному дару небес; он покорен тем, как Елизавета смотрит на окружающий мир, покорен всей её натурой, пусть даже необычной.

Тем временем начинается шлезвиг-гольштейнская кампания, которую Австрия предпринимает вместе с Пруссией. Вернувшись домой, Елизавета вновь получает возможность проявить своё милосердие и сострадание в отношении раненых, попавших в госпитали. Она рада, что может кое-как объясниться с раненными венгерскими солдатами, оказавшимися в венских лазаретах, на их родном языке. Она уже начинает читать со словарём Этвоса и Йокаи и заглядывать в учебники истории Венгрии. Теперь ей необходима венгерка, с которой она могла бы разговаривать и которой могла бы довериться. Графиня Алмаши получает поручение подыскать для императрицы подходящую молодую даму. Она составляет длинный список многих представительниц высшей венгерской аристократии, но не забывает и о старой подруге Марии Ференци из добропорядочной мелкопоместной дворянской семьи из Кошкемета, её племянница, маленькая Ида фон Ференци, некрасивая, но сердечная, скромная и нежная девушка, оказывается в списке высокородных претенденток. Когда он попадает к императрице Елизавете на просмотр, её внимание сразу же привлекает самая простая фамилия. «Такую девушку, — размышляет Елизавета, — будет гораздо легче расположить к себе».

В ноябре 1864 года обер-гофмейстерина графиня Кенигсэгг представляет императрице Иду Ференци. Из-за скромного происхождения её не хотят сразу делать придворной дамой, поскольку это может обидеть других, родом из более знатных семей. Наконец находят выход, делая её дамой, якобы живущей при монастыре в Брно, чтобы она получила титул «фрау», и именуют «чтицей Её величества». Теперь Ида Ференци принадлежит к придворному кругу. На первых порах придворные дамы чрезвычайно любезны с «новенькой», однако вскоре замечают, что Ида ничего им не рассказывает. Их поведение сразу же меняется, они держатся с Идой холодно и отчуждённо. А императрица вскоре убеждается, что нашла человека, который бесконечно предан ей, о чём она так давно мечтала.

После третьей поездки в Киссинген на лечение Елизавета окончательно выздоровела. К ней вернулась прежняя красота, эта двадцатисемилетняя женщина сделалась ещё привлекательнее, чем была в девичестве. Винтерхальтер, художник при парижском и лондонском дворах, запечатлевший почти всех высокопоставленных особ и красивых женщин своего времени и находящийся теперь в самом зените своей славы, пишет два портрета Елизаветы. Один — в полный рост, в парадном наряде и со всеми украшениями, а второй — более интимный, где императрица изображена с распущенными волосами. Этот последний Франц Иосиф поставил на письменный стол в своём рабочем кабинете.

Ничто так не отталкивает императрицу, как визиты, придворные празднества и официальные церемонии. Однако иной раз ей не удаётся избежать этого, особенно в тех случаях, когда речь идёт о торжествах в собственной семье. В феврале 1865 года её любимый брат Карл Теодор женится в Дрездене на принцессе Софии Саксонской. Хочет она того или нет, Елизавета вынуждена поехать на свадьбу. В Дрездене она буквально всех приводит в восторг, и двор, и народ восхищены ею до такой степени, что, где бы она ни появлялась, ей устраивают шумные овации. «Ты не можешь даже представить себе того восторга, — пишет королева Мария Саксонская принцессе Мэри Гамильтон, — который вызывают здесь красота и обаяние императрицы. Никогда я не видела наших уравновешенных саксонцев такими: и стар, и млад, и высокого, и низкого происхождения, и солидный, и фривольный, и приятный и неприветливый — все были и все продолжают оставаться без ума от неё».

В следующий раз Елизавета едет в Мюнхен 28 марта. На вокзале императрицу встречает лично Людвиг II, хотя она отказалась от всяких встреч. К королю привлечено всеобщее внимание, он ведёт себя так странно и непривычно, что дипломаты старой школы не перестают ужасаться. Наблюдая за поступками короля, австрийский граф Бломе только качает головой, поведение Людвига II вызвало у посланника большие опасения ещё осенью прошлого года. Ему показалась совершенно неоправданной «передача короны ещё совершенно неопытному князю, едва вышедшему из детского возраста». Юный король — это пока загадка, в его поступках проявляются удивительные контрасты, предсказать, что из него со временем получится, просто невозможно. Сегодня преобладают ещё явно детские воззрения и романтические увлечения. С удивлением Бломе наблюдает в театре, как во время спектакля «Коварство и любовь», совершенно утратив чувство реальности, король по ходу действия разражается бурными рыданиями. «Если я не ошибаюсь в оценке молодого монарха, — пишет граф, — природа щедрее одарила его силой воображения, нежели разумом, и в процессе воспитания наименьшее внимание уделялось душе. Преувеличенное чувство собственного достоинства, своеволие и бесцеремонность короля не могут не внушать опасения. Король не терпит совета, которого не просил... литераторы и художники получают аудиенцию скорее, нежели другие слои населения... Музыка и литература являются главными пристрастиями Его величества, причём, поскольку музыкальное дарование у него напрочь отсутствует, он любит музыку больше ради текста, нежели ради звуков. Поэзия Лоэнгрина и прочие оперные либретто Рихарда Вагнера, заимствованные из древнегерманских саг, побуждают короля отдавать предпочтение музыке Вагнера...» Посланник вне себя от возмущения из-за отношений композитора с молодым королём и характеризует их не иначе как скандал, который неуклонно разрастается. «Наглые требования денег» со стороны Вагнера и его «неподобающие высказывания» возмущают Бломе. В довершение всего композитор демонстрирует собственноручные письма короля, в которых к нему обращаются на «ты» и рассыпаются в чрезмерных похвалах! «Что можно сказать по этому поводу, — пишет Бломе, — это может привести лишь к потере уважения к священной особе монарха. Король до сих пор вообще не проявляет ни малейшего интереса к дамскому обществу и к общению с женским полом. Будучи отгороженной от реальной жизни, фантазия короля, естественно, всё больше разыгрывается».

Императрица пока ещё не окончательно разобралась в своём августейшем родственнике. В родительском доме, где она так хорошо себя чувствует, ей доводится слышать о кузене гораздо более сдержанные суждения. Вскоре Бломе просит у Елизаветы аудиенцию и рассказывает ей о короле просто удивительные вещи. Монарх, по его словам, делается всё более странным, из-за своего эксцентрического поведения он теряет расположение и симпатию собственного народа и так далее. Вернувшись домой, Елизавета характеризует суждения Бломе своему супругу, который с растущей озабоченностью читает известия из Мюнхена, как слишком резкие, потому что ей неприятно слышать, когда так осуждают короля, правящего на её родине.

В июле императорская чета по своему обыкновению едет вместе с детьми в Ишль. Императрица недовольна своим сыном, она находит, что он слишком бледен, излишне общителен; она убеждена, что обширный план воспитания предъявляет чрезмерные требования к кронпринцу, пусть даже не по годам развитому физически и духовно, однако скорее нервному и легко возбудимому ребёнку. С 1864 года, когда наследнику престола пошёл седьмой год, его воспитание доверили генерал-майору графу Гондрекуру, но с тех пор ребёнок довольно заметно сдал физически.