Любовь моя

— Не думаю. Хотя в юные годы мы часто не понимаем, почему волнует то или иное событие, как его оценить, вот и склоняешься то к одному, то к другому течению, ищешь себя. Это теперь каждый из нас — дока, — сказала Жанна. — И все равно у всех свое прочтение одного и того же произведения, потому что мы резонируем на разное и по-разному.

— Рита открыта к различным толкованиям своих книг, она не одержима гордыней и готова к диалогу.

Собственно, любой человек рано или поздно обнаруживает существование зла в мире. Важно, каким он выйдет из этого испытания, — задумчиво проговорила Аня, думая уже о чем-то другом. Наверное, она вспомнила своих подопечных детдомовских ребятишек. — Вот скажите мне, пожалуйста, почему сейчас российское общество не интересно само себе, почему оно по-настоящему не вникает в проблемы семьи? Надо оздоравливать обстановку в стране и в семьях. Больше с экрана телевизора говорить о любви и дружбе, объединять людей на почве музыки, спорта, культуры, а плохое и жестокое как бы отрезать.

— Некогда, других забот хватает, — ответила Инна.

— Соблазн простых объяснений слишком силен, — серьезно заметила Лена.

— А чему самому главному учишь ты? — спросила Инна.

— Быть людьми, отвечать за свои поступки. Открывать тайну человека, максимально глубоко постигая его сложную душу. И поставить это понимание как главную задачу жизни; еще помочь каждому сформулировать эту цель для себя. А то ведь всяк проживает жизнь, как хочет, а не как может.

— Слова, произносимые тобой, не исчерпывают сути человека, тут еще Слово Христово требуется. Христос — мера всего сущего на земле. Без веры в бессмертную душу человека жизнь невозможна, она бессмысленна, — сказала Жанна. — С ним ты была бы совсем другим писателем.

— Кончай агитировать. Христос у тебя всюду, как к бочке затычка. Даже религиозный Бунин зло упрекал Достоевского, за то, что тот совал Христа во все свои бульварные романы. А ты надеешься на перерождение убеждений Лены? — удивилась Инна.

— Меня непросто обидеть, — забурчала Жанна и спрятала голову под подушку.

— Меня особенно беспокоят так называемые отцы, которые не понимают, что время, с пользой проведенное с детьми — не возобновляемая, не восполняемая валюта. Сколько раз я слышала проповеди спохватившихся отцов своим великовозрастным сыновьям в милиции или в судах, когда работала общественным заседателем! «А о чем вы, папаши, думали пятнадцать лет назад, когда уперто часами по вечерам сидели с пивом у телевизоров, а по выходным пропадали с дружками в гаражах? Чем соблазняла, куда вовлекала и уводила ваших детей улица, пока мать занималась домашними делами?» — раздраженно думала я. Нет ничего важнее воспитания подрастающего поколения, — пылко провозгласила Аня, почувствовав поддержку Лены.

Последовало молчание. Женщины понимали справедливость Аниного тезиса, но не хотели ночью окунаться в столь трудную и многоплановую тему.

А Лена подумала с уважением: «Аня, не рожала своих детей, но имеет их неизмеримо больше, чем любая из нас».

*

— У Риты в последнем романе есть много моментов, не двигающих сюжет, — высокомерно заявила Инна.

— Но объясняющих суть событий. В литературе сюжет — атрибут далеко не обязательный. Как же без завлекательной «морковки»? А вот так! Хорошо Рита пишет. Каждая ее книга — проба новой манеры письма. Каждая ее фраза тщательно продумана и выверена. Рита видит то, что не замечают другие, находящиеся рядом. Вот, допустим, пишет она об ужасном человеке и тем самым напоминает нам, что и мы далеко не идеальны, что и в нас есть доля чего-то плохого, от которого мы должны избавляться. Это же и тебе приговор, и мне, и другим, считающим себя хорошими, — горячо защитила Риту Аня.

— Рита обомлела бы, узнав, как ты горой за нее стоишь, — рассмеялась Инна.

— А я думала, что антиподы автору нужны, чтобы повыше приподнять своего главного героя. Так нас в школе учили, — сказала Жанна.

— Не только для этого. Но меня сюжеты книг мало волнуют. Как обворожительны Ритины короткие строки! Они как вдох и выдох! Они возникают не из событий и явлений, а из атмосферы, из ощущений и наполняют текст более пронзительным смыслом, позволяя читателю добраться до глубин души героя, а значит и собственной, — отвлекаясь от воспитательного аспекта Ритиной прозы, восхитилась Аня.

— А мне нравится, как Рита интригует читателю, намеренно не расставляя имена беседующих персонажей, чтобы дать возможность ему самому догадаться, кто из действующих лиц высказывает ту или иную мысль и какой позиции он придерживается, — дополнила Инна Анины восторги своим положительным мнением.

— О грустных событиях Рита пишет ради пользы, чтобы кое-кому из читателей прочистить мозги? — спросила Жанна тоном человека, не очень заинтересованного в ответе.

Но Аня ответила в силу того, что привыкла не игнорировать любые вопросы своих подопечных.

— Может быть. Не отрывать же людей от реальной жизни, тем более, что она очень верно воссоздает обстановку событий, у нее точное ощущение стихии описываемого времени. Она не упускает и пикантные, тонкие, изящные подробности. Допустим, что считалось тогда просто красивым, а что — кокетством. Что было тогда модно? Без них узоры судеб героев не выглядели бы такими выпуклыми и наглядными. Эти «мелочи» отсылают читателя в другую эпоху и делают ее зримее. Может, еще именно поэтому ее произведения не просто тревожат и волнуют, они царапают душу.

— Проза бывает военная, деревенская. А у Риты она бытовая, в которой радость и грусть перемешаны как в жизни?

— Нет бытовой, есть нравственная проза: тонкое, деликатное и глубокое внимание к душе человека. Не помню, кто сказал: «Пишу не о быте, а об отсутствии бытия», — объяснила Жанне Инна.

— Как это понять? — нетерпеливо спросила Аня, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, что Инна уже говорила об этом. Но склероз не позволил ей удержать в памяти недавние слова из их спора.

— Бытие — это когда в быту присутствуют мысли о главном. Ну, что-то вроде того, — сказала Инна.

— Чехов выступал против пошлости. Он вынимал, и выворачивал нутро своих героев, чтобы преподнести и объяснить нам их суть, призывал к высокому и прекрасному в человеке. Но по мне он самый жестокий писатель. Он не оставлял надежды. Услышать бы его истинный голос, а не то, что о нем говорят критики, — значительно произнесла Жанна. — В своем творчестве, как я это сейчас понимаю, он умел взглянуть на обычные устоявшиеся вещи совершенно другими плазами, как бы под другим углом зрения. Находил особенное и важное в скучном, незаметном, там, где другие его не видели и не предполагали. Или, наоборот, в чем-то необычном, казалось бы, совсем оторванном от жизни подмечал тривиальное, бытовое. Но я не вижу большой беды в том, если художник немного выходит за привычные границы. Даже бывает где-то… за пределами своего мощного воображения. И удивление жизнью очень важно для творческого человека.

— Вот поэтому я всегда жду открытий! — с энтузиазмом воскликнула Инна.

«Умничает», — ревниво подумала Жанна. Она не читала Ритиных книг и ее раздражала невозможность полноценного участия в диспуте. Потому-то и заговорила о Чехове.

— Ой, уморила. У тебя всегда были завышенные, я бы сказала, неограниченные амбиции. Ты от всех ожидаешь жажды покорения вершин? С таким же успехом ты и от меня можешь потребовать восхождения на Гималаи, — ответила на Иннины эмоции Аня.

Сказала и сама себе удивилась. Поразилась тому, что об этом не думала, а слова как бы сами вышли из ее подсознания, которое, как известно, у всякого человека всегда знает и может больше, чем он сам предполагает.

«И это наша трогательно-нелепая Аня?» — улыбнулась Лена, согретая внезапным приливом симпатии.

— Никак не меньше, — с подчеркнуто ехидной вежливостью, незамедлительно согласилась Инна.

— А ты в знак особого ко мне расположения и для подтверждения своих возможностей позволь себе тиснуть в престижный столичный журнал пару забойных повестушек с авантюрным сюжетом. Вот и получим конкретное свидетельство твоих разнообразных, выдающихся способностей. Правку текста я тебе обеспечу. Положись на меня, есть знакомство. Сойдемся? А что, пару месяцев затворничества — и дело сделано. И прозвучат они деликатно, достойно или пикантно и импозантно, как неоднократно апробированный вариант или как… озарение инстинкта. Каждый уважающий себя человек всегда старается добавить хотя бы крупицу, малый штришок к уже имеющемуся знанию в области своей привычной деятельности или пытается предвосхитить появление в себе чего-то неожиданного. А то и вовсе забирается в ранее неизведанное, отыскивая в самом себе что-то новое, особенное.