Любовь моя

— Он боится остаться в полном забвении? Игра форм и пропорций — источник его художнической радости? — презрительно хмыкнула Инна.

— Да, — утвердительно кивнула Жанна. — Как у скульпторов — с пространством, объемом и формой.

— Эти навороты могут гармонично соседствовать и коммутировать друг с другом? Хотя… если писатель талантливый, он что угодно внедрит и увяжет, — помедлив, согласилась с Жанной Инна.

— Нам ли оглядываться на Запад! Новаторство француза в том, что он безнадежно перепутывает и соединяет все жанры — это же эклектика! — выходит за их рамки, перемежает сюжеты, эпизоды, взрывает старые штампы? Умение смешивать времена, стили и направления теперь называется блистательным талантом, муками творчества? И в этом есть своя правда? Нет. Это как быть на полпути в никуда, — запротестовала Аня. — Это даже не вопрос яркости произведения, а скорее его кроя… Осваивая новую форму, он меняет его наполнение? Она влияет на содержание? Литература — это не знание формы, а форма знания. В этом его винегрете какой-то джазовый подход к сюжету произведения.

— Вот и хорошо. Цепь переплетений случайностей не дает расслабиться. Без неожиданностей все серо, скучно, предсказуемо, — сказала Инна.

— По-моему, джаз есть органичный сплав всевозможных направлений в музыке. Основа классическая, но она вобрала в себя звуки босановы и ритмы речитатива, элементы хип-хопа и рэпа, импровизационные моменты народных мелодий и даже вальсов. И тем обогатила себя. У нас всегда и во всем так: сначала ругаем, потом перенимаем, — сказала Жанна и поджала губы.

— А мне джаз напоминает мои детские импровизации, музыку моей души, ее разнообразные мощные проявления, которые вырывались из меня, когда я «рвала струны» самодельной «гитары». Меня в такое уводило!.. Музыка была не из головы, из сердца, от эмоций, когда выть хотелось. Бывало, как поведет, как понесет… — тихо сказала Лена. — Шестой год мне тогда шел. Помню, лет так с четырех я всё присматривалась ко всему что видела и слышала вокруг себя, анализировала. Боялась, поэтому много думала. И всё это на душу ложилось, а потом в горьких бравурных или в печальных аккордах изливалось наружу.

— Рита — писатель оптический, что видит, о том и пишет. Вряд ли она выбрала бы столь сложный перемешанный осколочный стиль. Это не мной замечено, — выразила свое осторожное согласие с критиками Аня и тем самым увела подруг из Лениного детства.

— «Текучесть» формы — это интересно. Бегбедер выстраивает сюжеты своих книг, как архитектор создает дворцы, а не обычную городскую квартиру. Пусть француз пробует, изощряется, — «разрешила» экспериментировать Инна. — Джойс тоже, вдохновляясь Бетховеном, разрывал классическую форму своих произведений. А Берлиоз в музыке смешивал жанры еще в середине девятнадцатого века и этим заглянул в будущее. Правда за победителем. Надо мечтать, фантазировать, изобретать!

— Проснулась-встрепенулась! — остановила Иннины восклицания Аня. — Причем здесь француз? Не он первый в литературе стал стирать границы жанров. Вспомните «Что делать?». Наш Чернышевский собрал книгу из прежде несоставимых частей. Тут тебе и детектив, и письма, и научные статьи, и ораторские речи. Вот где взаимопроникновение! Несмотря на довольно сомнительные художественные особенности текста, она потрясла всё тогдашнее общество. И потом: насильно чужой стиль не внедришь, он должен органично войти в литературу.

— Но какой у француза гонор! Меня, например, утомляют его параллельные сюжеты и сцены, перегруженность вычурными деталями. Люблю, чтобы сюжет плавно разворачивался, по старинке, чтобы тема как роза распускалась. Читаешь, не торопясь обживаешь текст. Делаешь его своим, родным, проникаешься им. И вот уже чувствуешь, как автор вдохнул душу в свое творение… — Жанна, рассказывая, от удовольствия прикрыла глаза.

— И в детективе подозреваемые как лепестки ромашки по одному должны «осыпаться», постепенно открывая сердцевину — убийцу? Мозгами лень шевелить? А мне кажется, что все нововведения француза удачно вписываются в произведение. У него одновременно много ассоциативных связей с материалом, поэтому он пишет не в хронологическом порядке. Он мастерски выстраивает интригу, до последнего держит читателя в напряжении. Что еще от него требовать? Сейчас в синтетической литературе многое позволительно, — сказала Инна.

— И ты о Бегбедере много знаешь? — удивилась Аня.

— Как же иначе? Земля слухами полнится. Но мне сведущие люди говорили, что он слабый писатель.

— А каково твое собственное мнение?

— Ничего. Вполне себе такие вещи… Но я всегда стою за воплощенную Пушкиным простую чистую форму прозы и стиха.

— И, тем не менее, ты осилила Бегбедера? Классика уже не греет? А вот «Гомера» в студенческие годы тебе не удалось дочитать, — зловредно напомнила Жанна.

— Когда поумнела, одолела, — неожиданно спокойно ответила Инна. — Так вот, при всем при том, — она продолжила разворачивать начатую мысль, — главными в структуре произведений Бегбедера — их фокусами — являются диалоги. По-моему, приданию им живости и яркости, он уделяет особое внимание. У него прелестная речевая аранжировка событий, хотя герои иногда скатываются в сторону, я бы сказала, личных отношений.

Совсем как у Риты. Она тоже в основном проявляет себя не традиционно, не через действие, а в непредвзятых раскрепощенных диалогах. Они высвечивают чувства и характеры ее героев, воспринимающих жизнь, как говорил Пастернак, «без помпы и парада», именно в них сквозят их судьбы. У нее есть произведения, сплошь состоящие из диалогов. Она предвосхитила «открытие» француза? Еще мне импонирует ее манера высказывать горькую правду с ироничной усмешкой, поражает чувствительность и беспощадная зоркость к нелепостям жизни. Ее герои узнаваемы.

— Всё споро (быстро) и четко разъяснила. Похоже, знаменитый француз больше внимания обращает на фабулу, а не на язык произведения. А ведь слово — мера Мира, — заявила Жанна.

— Одна из… — напомнила Инна.

— По религии — главная. «И было Слово, Слово Божье».

Лена неожиданно для всех произнесла как что-то сокровенное:

«Лишь Слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте…

Звучат лишь Письмена.

И нет у нас другого достоянья».

Лишь слова и буквы остаются навечно… Книги.

Наступило длительное, ничем не нарушаемое молчание. Женщины «переваривали» сказанное Леной?

— А как же заявление апостола Павла о том, что Царствие Божье не в Слове, а в Силе? — будто опомнившись, спросила Инна без иронии.

— Эта фраза из другой «оперы», — досадливо поморщилась Жанна.

— У меня даже кровь в жилах от радости закипела. А ты… разочаровала, — насмешливо отреагировала Инна. — Жанна, растолкуй, почему все апостолы мученически погибли? Потому что трижды предавали своего учителя или все-таки потому, что зло непобедимо? Они наблюдали деяния Христа и то отреклись от него. Что же можно требовать от простых современных мирян?.. Теперь во многих людях отсутствует желание уничтожать в себе беса. Добро только на устах.

— И ты по мою душу… — Жанна нервно заерзала на постели. То обопрется о стену, то примостит голову на подушку. И так, и этак ей не нравится, потому что пребывает в несвойственных её характеру сомнениях. Ей стыдно за них, хотя и понимает что в жизни всё на полутонах, что в ней много оттенков серого. И радости маловато, чтобы ее расцветить… А в религии всё на контрастах. Чтобы успокоиться, она взяла на тумбочке книгу, открыла ее на заложенной странице и попыталась отвлечься чтением.

— А теперь говорят, что человек — мера всех вещей, — сказала Аня. — Потому что он единственный способен разгадывать тайны Мироздания.