Любовь на гранях

Я даже вижу сны: что-то вкусное, счастливое, из прошлой жизни. И возвращаюсь к реальности почти отдохнувшей.

Сил хватает только на то, чтобы открыть глаза и убедиться — в лекарской. Ничем другим это унылое помещение с прикрытыми ставнями быть не может. Я не могу даже приподнять голову, но, тем не менее, делаю это. Пытаюсь встать. Потому что вокруг — никого, а мне нужны ответы. Немедленно.

Наверное, я своими попытками задеваю какие-то артефакты или просто создаю шум, потому как в комнату вбегает незнакомая женщина в простом темном платье, хмурится, глядя на меня, а потом досадливо машет рукой и уходит.

Возвращается с большой кружкой, которую настойчиво заставляет выпить — мне не лезет, но я пью, потому что она приносит не только общеукрепляющее зелье. Она еще и приводит Нельсона-Клебера да Коста-Мело. Отца Мигеля. Которого я и увидела на Арене.

И поверила в почти чудо. Потому что уж в чем я не сомневалась, так это в том, что мужчина не даст своему сыну погибнуть.

Заклятый друг моего отца выглядит вымотанным и, против обыкновения доброжелательным. Никаких застывших гримас и поджатых губ. Никакого холода в глазах.

И я вдруг с удивлением понимаю, что, несмотря на совершенно седые волосы, будто припорошенные инеем, он не так уж и стар. Да что там, точно не больше сорока пяти — и выглядит он сегодня повзрослевшей копией Мигеля, даже иронично поднятый уголок губ мне знаком.

Я открываю рот, но он только отмахивается:

— Я и так знаю все, что ты хочешь спросить. Все вы одинаковые… открываете глаза и тут же требуете ответов.

— Мы их заслужили, — все таки выталкиваю из себя слова.

— Заслужили, — он кивает, берет стул и садится так, чтобы мне удобно было на него смотреть. Я и смотрю. Не отрываю взгляда от его камзола, на котором закреплен знак Первого Советника.

Знак моего отца.

Да Коста-Мело замечает, куда направлен мой взгляд и вздыхает.

— Я никогда не хотел получить эту должность… так. Но кому-то надо было занять её и помочь Его Величеству разобраться.

Мои губы презрительно кривятся, но мои чувства направлены точно не на мужчину возле меня. И советник это понимает. Но не комментирует.

И слава богам.

— Все живы, — начинает отец Мигеля. — И магистры. Вы не знали — но на них направили пожирателей граней, чтобы внести еще большую сумятицу. Больше всего пострадали друг твоего брата, Габриель, двое эроимцев и… Даниель.

Он видимо различает панику в моих глазах и успокаивающе поглаживает по плечу:

— Нет-нет, не волнуйся, он уже пошел на поправку. Ты провела в лихорадке двое суток, ему тоже было не сладко, но все позади. Только с вашими четверокурсниками предстоит еще много работы, после того, как с ними «пообщался» да Валонгу и его жена. Да, мы знаем, кто был одним из исполнителей столь многоходового плана. И узнали бы раньше, если бы ты сообщила о своих подозрениях…

В его словах мне почудился упрек, и я не сдержала язвительного:

— Мне еще и эту работу надо было за вас сделать? Я не знала, кому можно доверять!

— Я понимаю. И потому доверилась тем, кому нужно, — он улыбнулся почти с отеческой гордостью. — Вы сделали невозможное, Эва-Каталина. Ты, твой брат, Даниель. Мы подбирались к этой истории и весьма успешно, но без вашей помощи и решительности, без вашей безграничной уверенности в собственной правоте, без готовности рискнуть своими жизнями…

Голос его пресекся, от волнения, но советник справился быстро и продолжил уже более спокойно.

— Питер-Дамиен был прав. И ты. Заговорщики действительно хотели втянуть в войну несколько стран, переделать границы, захватить власть… Убить королевские семьи. Да, обе, чтобы в Эроиме и Одивеларе началась смута.

— Вы нашли их?

— Исполнителей. Многих приближенных к, но… — да Коста-Мело скривился, — Пауки, что развязали эту историю, достаточно хитры, чтобы скрыть свои лица. Но мы найдем. Вы дали нам главное… время.

— А мои родители? Их отпустили?

— Понимаешь, все не так просто…

Я сделала рывок и тут же со стоном опустилась на кровать.

— Как вы… как король может теперь…

— Эва-Каталина, это не делается по щелчку, тебе ли не знать. Нужно собрать доказательства отсутствия вины твоего отца, но то, что расследование возобновлено… точнее, никогда не прекращалось говорит о многом.

— Что значит… не прекращалось?

— Лишь то, что Его Величество никогда до конца не верил в причастность своего друга.

— Но пытки… тюрьма…

— Многое было не так, как кажется. Но я пока не могу говорить обо всем. Просто знай — у вашего рода есть все шансы вернуться на политическую арену.

— К завесе политику! Я лишь хочу, чтобы моих родителей вернули живыми!

Обессилено закрыла глаза, чувствуя, как текут по лицу слезы.

— Не плачь, Эва… — сквозь наваливающуюся тьму я почувствовала, как меня накрывают одеялом, — Все будет хорошо.

Я проснулась следующим утром. И тут же мой день и комнату наполнили люди.

Меня допрашивали дознаватели — отец Мигеля тоже присутствовал, строго следя за тем, чтобы на меня не давили. И на возникающие у меня вопросы он отвечал — рассказал, что Питер-Дамиен и все, кто был готов перенести долгую дорогу — даже эроимцы — были отправлены в Алмейрин, в Гимарайнше оставалось лишь несколько человек.

В том числе мы с Даниелем, которого я не видела с того момента, когда потеряла сознание.

Меня кормили.

А я хотела увидеть лично, как Даниель дышит и разговаривает — наверняка ведь к нему тоже таскаются все эти люди в форме?

Меня лечили.

А мне нужно было убедиться, что его раны заживают…

Учили заново ходить — от нервного и магического истощения со мной случилась лихорадка, которая и повлияла на мое состояние.

А я выла, уже даже не внутренне, потому что потребность увидеть своего мужчину была сильнее, чем согласие с прописанным мне режимом восстановления. И к вечеру я поняла, что дальше так продолжаться не может. Как только ушли последние вопрошающие, со стоном спустила ноги с кровати и поползла в сторону выхода, держась за стенку.

Целительница нашла меня уже возле двери. Пошатывающуюся и пытающуюся отдышаться.

Я свирепо на нее посмотрела:

— Даже не думайте… Не дам уложить себя в кровать! Мне надо увидеть до Вальдерея.

Она вздохнула и вдруг улыбнулась, а потом подставила плечо:

— Пошли уже, помогу. А то он тоже пытается встать — но ему точно еще нельзя, раны могут открыться снова.

Путь до двери в конце коридора кажется мне бесконечным.

Но и он заканчивается.

Мы заходим внутрь, и я вижу Даниеля, который пытается привстать на кровати. И начинаю нервно хихикать.