Любовь против (не)любви

Дженкинс помрачнел.

— Миледи, вы уверены, что вам нужно это знать?

— Я уверена, что прожила бы без этого знания — совершенно спокойно. Равно как и ещё без многого другого, но всё это мне уже досталось, и вы видите, справляюсь ли я. Неужели вы думаете, что какое-то знание об отце помешает мне спать? — изумилась она.

— Спать — вряд ли, — усмехнулся он, — судя по тому, что я узнал о вас за последние месяцы. Вы, оказывается, вовсе не милая послушная дева, какой я всегда вас представлял, вы дьявол в юбке, да простит меня отец Томас.

— Милая послушная дева умерла — если не прошлым летом, то на скале над Северным морем. И уж извините, что осталось, то осталось.

— Истинная дочь своего отца, — улыбнулся Дженкинс.

— Это комплимент? — усмехнулась Катерина. — Рассказывайте, стесняться некого. И если вы кому-то поклялись, то его, как я полагаю, уже нет в живых, значит — нет и клятвы.

— Извольте, миледи. Но увы, совсем всего не знаю и я, потому что милорд Сэмюэль писал все самые важные письма сам, а не под диктовку, как его отец, милорд Бэзил. Я знаю, что у графа Сент-Рока были серьёзные денежные затруднения, и кроме того — он чем-то навлёк на себя немилость своего короля. Долгое время милорд Сэмюэль понемногу подкармливал графа — а тот извещал его о ситуации на границе со своей стороны, и придерживал своих молодцов — чтобы не резали и не грабили совсем уж откровенно. Они договорились, какие убытки с обеих сторон будут считаться приемлемыми, чтобы не привлекать досужего внимания к их союзу. Кроме того, граф извещал милорда о важнейших событиях при скоттском дворе — раньше, чем придворные шпионы сообщали о них её богоданному величеству Елизавете. Я предупреждал милорда, что следует быть осторожным, потому что рядом Телфорды, а они всегда предпочитали запереть границу совсем, нежели допускать бесчинства хоть в каком размере. Под рукой лорда Грегори намного большая часть границы, нежели была у милорда Саймона, и необычные передвижения отрядов могли привлечь внимание. Но — всё это было ещё до прошлого лета.

— Вот как, — Катерина пока ещё не была удивлена ничему. — А что же случилось прошлым летом?

— В конце весны, чуть более года назад. Сначала милорд Саймон, бывший тогда при дворе, с кем-то там поссорился. Милорд Сэмюэль не придал этому факту никакого значения — мало ли, кого задирает молодёжь, это всегда случается, так он говорил. Но потом оказалось, что ссора из-за женщины случилась со средним сыном герцога Морни.

— С братом Рональда Морни?

— Верно, с единокровным братом Рональда Морни. Который приложил все усилия, чтобы вы стали его супругой, но вам он не глянулся, да и милорд Сэмюэль видел для вас совсем другую партию.

— Какую же? Извините, даже если он и сказал, я этого не помню.

— Джонатан Майли, сын графа Майли. Отличная партия, и молодой человек тоже должен быть неплох. За вами давали не земли, но деньги, и денег этих было достаточно. Предполагалось, что вы уедете на юг, и будете там довольны своей судьбой и счастливы.

— А я осталась последняя из всей семьи и командую восстановлением Торнхилла, — усмешка Катерины вышла кривоватой. — Наверное, милорд мой отец и в кошмарном сне такого не увидел бы.

— Наверное, — согласился Дженкинс.

— Рассказывайте дальше. Что там случилось с Морни и прочими.

— Так вот, после ссоры милорда Саймона с Ричардом Морни милорд Сэмюэль тоже отправился в столицу — он желал пригласить её величество заехать в Прайорсли во время осенней ярмарки, потому что было известно — королева собирается осенью посетить северные графства. Однако же, он даже не был принят её величеством — вероятно, потому, что все Морни разом у неё в большой милости, и старший, и молодые, и кто его знает, что там ей напели, и кто это сделал. Милорд Сэмюэль вернулся домой в великом гневе — на судьбу, на королеву, на семейство Морни и на милорда Саймона тоже, обругал его последними словами, велел немедленно жениться под угрозой лишения наследства и вообще вести себя прилично. И отправился в Торнхилл. А здесь его поджидало известие о том, что скончался граф Сэнд-Рок.

— Постойте, он ведь жив и здравствует, — не поняла Катерина.

— Нынешний граф — младший брат прежнего. Он прислал известие о том, что королевской волей утверждён в праве наследования, и также о том, что готов встретиться с милордом Сэмюэлем и обсудить их соседские отношения. Милорд Сэмюэль согласился, и я был при той встрече. Знаете, нынешний граф ещё больше нуждается в деньгах, нежели прежний, он провёл всю юность при дворе, а любой двор — это расходы на видимое подтверждение твоего статуса. Кроме того, он время от времени впутывался в тамошние подводные политические дела, а заговоры стоят ещё дороже, чем наряды. Новый граф залез по уши в долги ещё будучи просто лордом Робертом Гордоном, и вдруг оказалось, что приграничное графство — это не источник богатства, а совсем наоборот. И что ещё нужно придерживать местное население, которое желает идти через границу и грабить, потому что своего мало или вовсе нет. И тогда новый граф попросил у милорда Сэмюэля вашей руки. Сказал — мол, этот союз будет гарантом вечного мира, он будет любить и уважать вас, как то подобает по отношению к супруге из знатного рода, а вы будете представлены ко двору и станете одной из первых дам тамошней королевы. Милорд Сэмюэль весьма удивился такому предложению и обещал подумать. Но и сделал ответное — он даст денег, но люди графа должны будут пройти через земли Торнхиллов и потрепать Телфордов.

— Зачем? — не поняла Катерина.

— Затем, — вздохнул Дженкинс, — что Телфорды — родня Морни. И ещё затем, что Морни — потомственный хранитель границы, и за все беспорядки королева спросит в первую очередь с него, а она спросит непременно.

— А с самого милорда моего отца она что, не спросила бы? — изумлённо поинтересовалась Катерина.

Мастер снова вздохнул.

— А милорд ваш отец полагал, что после того, как скотты потреплют Телфордов, он изобразит запоздалый подход к месту событий и добьёт тех, кого не уничтожит к тому моменту лорд Грегори.

Катерина молчала долго, Дженкинс уже начал беспокойно на неё поглядывать. Стемнело, она зажгла магический шар.

— Скажите, Дженкинс, милорд мой отец всегда был самоуверенным идиотом, или только в последний год своей жизни? — в конце концов поинтересовалась она.

— Только в последний год своей жизни, — с некоторым поклоном ответил тот. — Он был очень опечален историей с милордом Саймоном и немилостью её величества. И начал делать глупости.

— От великой печали, уж конечно. И почему же всё закончилось так, как закончилось?

— Потому, что глаза и уши были не только у милорда Сэмюэля. У лорда Грегори с ними тоже всё хорошо, и со шпионами тоже, и его люди никак не могли пропустить скопление больших сил по ту сторону границы. И уж конечно, не желали допускать войны на своих землях. Телфорды держат границу именем королевской власти уже не первый век, они не могут допустить непотребства — чтобы скотты творили здесь, что хотели. Я говорил об этом милорду Сэмюэлю, но он не хотел меня слушать. И потом ещё подкупили нескольких стражников и выследили и убили пару гонцов — чтобы заполучить письма милорда, и чтобы проникнуть в Торнхилл с наименьшими потерями. Письма, я слышал, были доставлены её величеству. И откровенно говоря, лорд Грегори мог убить здесь и больше народу, но он ограничился смертью милорда Сэмюэля и милорда Саймона, и части защитников. А лорд Роберт приказал жечь замок, это была его идея, лорд Грегори такого не приказывал и даже сказал потом сыну, что тот был неправ, и что замок — ценное имущество. Но было уже поздно.

— И… что же сказала её величество?

— А об этом я уже и не знаю. Может знать ваш деверь, лорд Джон, он, я слышал, на хорошем счету при дворе.

Спросить Джона, отметила себе Катерина.

— И бумаг от милорда моего отца, как я понимаю, не осталось.

— Так вывезли же. И из Прайорсли, и из городского дома. А здесь всё сгорело, ведь шкатулки милорда не нашли.

— Шкатулки? — чёрт побери, была же шкатулка!

— Да, шкатулки. Был такой большой деревянный ларец, инкрустированный серебряными пластинами, от вашего прадеда, милорда Брендона, остался. Там были кое-какие письма, да где ж теперь тот ларец?

— Нашли и вскрыли?

— Вскрыли вряд ли, на нём чары. Только кровный Торнхилл может открыть, никому другому не удастся. И если его, например, рубить топором, то внутри всё обратится в пыль. Наверное, так и случилось.

— Наверное, — согласилась Катерина.

И после уже не оставалось ничего, только спускаться к ужину, к которому их успели снизу позвать раза три.

После ужина Катерина дождалась, пока уснёт Грейс — когда не было Роба, она ночевала у них в комнате, и засветила магический шар — еле-еле. О найденной ещё в самом начале шкатулке она совсем забыла, а поскольку лежала та шкатулка в сундуке с нарядной одеждой и всякими богатствами, да ещё под заклятием, то никто её и не нашёл. И точно — ларец, большой, тяжёленький.