Любовь в изгнании / Комитет
Шрифт:
— Ты любила его?
— Ничуть. Он был весь пропитан треволнениями мира.
Потянула меня за руку, чтобы я снова лег рядом с ней. Сказала:
— Я любила тебя. Любила твое молчание и твою болтовню, любила то, что скрывалось за молчанием и болтовней.
Прижалась ко мне, гладя пальцами мое лицо:
— Я любила наблюдать, как меняюсь вместе с тобой. Любила видеть, как ты со мной молодеешь и твои годы прибавляются мне. Была на свете женщина, которая утратила способность не только радоваться, но и печалиться, и испытывать боль. Она вроде бы и не существовала. Когда она нашла тебя, она стала возрождаться, вновь становиться собой…
И, гладя мои волосы, отрешенно закончила:
— А
— Но должен же быть какой-то путь, — пробормотал я в отчаянии.
— Конечно, должен быть путь. — Она закрыла мне рот ладонью. — Но не задавай мне вопросов.
Легла на меня, прижалась губами к моим губам. Ее волосы укрыли меня шатром. Ее аромат окутал меня, а ее руки обвили меня, словно крылья. И мы полетели снова. В последний раз.
На следующий день я заехал за ней, чтобы отвезти на машине на аэродром. Она ожидала меня у входа в плаще и в черной шляпе, на спину спадали распущенные волосы. Укладывая в багажник ее чемодан, я заметил сложенные возле двери маленький столик и два кресла.
— У нас еще есть время, — сказала она, когда машина уже тронулась, — я не люблю долго ждать на аэродроме. Давай сделаем круг по городу.
— Куда ты хочешь поехать?
— Мне все равно. Я полюбила этот маленький город. Думала, что здесь я забуду мир и мир забудет меня.
Но она тут же передумала:
— Нет, не надо ездить по городу. Не хочу видеть его в последний раз в такую мрачную погоду. Он выглядит очень грустным под этими низкими тучами.
— По дороге на аэродром есть хорошенький лесок. Если хочешь, мы можем остановиться там.
— Нет, и этого не надо. Уж если наступает конец, то лучше его не оттягивать.
— Как хочешь.
Она замолчала. Мне тоже нечего было сказать, я уже перестал быть собой, прежним. Как и ей, мне с какого-то времени казалось, что я исчезаю, теряю способность даже чувствовать боль.
Бриджит откинула голову на спинку сидения. Спустя некоторое время спросила:
— Так как же найти покой, друг мой?
— Спать и видеть сны [40] , — ответил я машинально.
40
Цитата из монолога Гамлета «Быть или не быть». (У. Шекспир «Гамлет», акт III, сцена I). «Сны» метафора загробного бытия. (Примеч. ред.)
Она выпрямилась на сидении:
— Спать и видеть сны? Вот ты и ответил! Сон лучшее лекарство от сердечной недостаточности и от тысячи других одолевающих нас болячек. Именно сна просит твое сердце! Это ведь из стихов?
— Да.
— Это полный покой! Стихи говорят правду. Да, без стихов кто же может вынести эту жизнь? Кто вынесет высокомерие сильных — тиранов, эмиров, муки неудавшейся любви, долгое ожидание, невозможность справедливости, победу дикости над человечностью и весь этот эгоизм, весь этот гнет, кто это вынесет? Ты нашел ответ!
Она внезапно отстегнула ремень безопасности, продолжая торопливо говорить:
— Да, да, спать, умереть. Не обязательно от кинжала. Ты согласен?
— Прижавшись ко мне всем телом, Бриджит протянула руку и ухватилась за руль, пытаясь повернуть машину в сторону обочины шоссе, шедшего в гору.
— Нет! — крикнул я. — Нет, Бриджит, не сейчас, не так, нет!
Но она упорствовала:
— Почему, нет? Тебе действительно нравится этот сволочной мир? Чего ты от него ждешь? — Она давила ногой на мою ногу, а я пытался плечом и всем телом оттолкнуть ее
подальше. Машина была уже совсем близко от края дороги, но я успел потянуть ручной тормоз прежде, чем она свалилась под откос.Со страшным скрежетом, содрогаясь всем корпусом, машина остановилась. Я, тяжело дыша, уронил голову на рулевое колесо и услышал хриплый голос Бриджит:
— Вот видишь? Ты еще не готов.
Бриджит не захотела, чтобы я ее провожал. Перед входом в здание аэропорта забрала свой чемодан и попросила меня не входить с ней. Сказала, что ненавидит минуты прощания. Поцеловала в щеку дружеским поцелуем и быстро вошла в стеклянную дверь. Мне даже не удалось понаблюдать, как она скроется в толпе — стоявшие сзади автомашины сигналили, требуя освободить проезд.
Она исчезла, и все кончилось.
Но на обратном пути я сказал себе, что мне осталось сделать еще одно дело в этом городе, рассчитаться по последнему счету.
Миновав длинный мост, я въехал на другой берег реки.
Я редко бывал в этом районе и плохо знал его. Все улицы вели в гору, и все были похожи одна на другую. Я остановил машину и стал искать нужный адрес на карте. Улицы были пусты и спросить было не у кого. Жители этого района не ходят пешком. Всюду возвышались лишь дворцы, окруженные стенами, из-за которых виднелись конусообразные верхушки елей. Небо закрыто тучами, и погода сумрачная.
Я вышел из машины и записал название улицы, на которой ее оставил. Взял с собой карту и с картой в руке начал поиски. Скоро подъем в гору утомил меня, я стал задыхаться и замедлил шаг. Потом присел на спиленный ствол дерева. С места, где я находился, был хорошо виден другой берег реки, но из-за окутавшего город тумана постройки казались серыми призрачными грудами. Мне вновь пришла в голову строка, которая уже давно преследовала меня: «Пройдет время, и после нас придут те, кто будет знать, отчего мы мучались. Они забудут наши лица, наши голоса, но не забудут наши мучения [41] .» Нет, у Чехова сказано иначе, гораздо лучше, и он упоминает о счастье. Но на самом деле вспомнит ли нас кто-нибудь? Будет ли Ханади помнить меня? Родится ли из наших мучений счастье? Каким чудом?
41
Неточная цитата из драмы А. П. Чехова «Три сестры», монолог Ольги из IV действии. (Примеч. ред.)
Немного отдохнув, я пошел дальше.
Последний подъем.
Маленькие таблички с названиями улиц, с номерами вилл и дворцов. Но на них не указаны имена владельцев.
Одуряющий запах цветов и деревьев.
Я и без этого был как в дурмане, голова кружилась от усталости.
Если верить карте, вот оно, это место. Она говорила, большой дворец, но я вижу лишь высокую стену, железные ворота и деревья за ними. От ворот дорожка вела прямо к деревьям, но перед ними сворачивала в сторону и терялась из виду.
Самого дворца не видно, но рядом с воротами есть по крайней мере табличка. Пытаюсь прочесть. Буквы большие, но резь в глазах и сумрак не позволяют разглядеть написанное. Подхожу совсем близко. Здесь также не указано имя владельца дворца. Только предупреждение: «Будьте осторожны. Злые собаки!» И ниже: «Нажмите на кнопку звонка и говорите». Я нажал на кнопку, и через некоторое время до меня донесся низкий голос, говорящий с индийским акцентом:
— Кто там?
— Я… Хочу видеть эмира Хамида.